Пленники любви, стр. 27

— Почему бы нам не заключить перемирие?

Первое, что почувствовала девушка, было огромное облегчение, но она тут же строго приказала себе не поддаваться и собраться с мыслями. Она вовсе не собирается падать к его ногам с изъявлениями благодарности. И она произнесла сухо:

— Чудесно. Но должна напомнить вам, что ее я первая начала эту войну.

И сразу же усомнилась, правильно ли было с ее стороны ответить так надменно, потому что Виктор круто свернул на обочину и выключил мотор.

Скрывая свою тревогу за занавесом длинных ресниц, Хэлен бросила на него вопросительный взгляд. Новая лекция о непозволительности дерзких ответов, о недостатке с ее стороны уважения и благодарности? Она нашла бы, что ответить на это, но внезапно почувствовала, что действительно очень устала воевать. Девушка смотрела на резкие черты его лица, почему-то казавшиеся сейчас не такими резкими, — наверное, из-за тени, падавшей от изогнутых ветвей пробкового дуба, росшего на обочине, и почувствовала, как непонятно почему на глаза ей наворачиваются слезы.

Она не только устала с ним воевать, отчетливо поняла Хэлен. Она страстно желала его дружбы, его уважения. И более того, она желала волшебного огня его любви… Девушка поспешно отвернулась, стараясь скрыть предательски выступившие слезы и задрожавшие тубы. Виктор быстро протянул руку, словно собираясь прикоснуться к ее плечу, и почти сразу же убрал ее назад, почему-то передумав. Но его голос мягко обвился вокруг Хэлен, в нем прозвучало нечто похожее на самоиронию и еще нечто непонятное, от чего по ее спине пробежала легкая дрожь.

— Согласен. Какой-то микроб постоянно заставляет нас бросаться друг на друга бессмысленно и совсем по-детски. Я предлагаю постараться не обращать на него внимания. Со своей стороны могу сказать, что меня раздражает двойственность вашей личности: с одной стороны — вызывающая чувственность опытной соблазнительницы, открытое желание завлекать, с другой — чопорность недотроги с пучком колючек. — Его жесткие губы насмешливо изогнулись. — Я не люблю вещей, которых не понимаю. Терпеть не могу чувствовать себя в невыгодном положении. Вы примете мои извинения?

Что могла Хэлен ответить на это? Только согласиться, ведь сейчас в его улыбке не было и следа всегдашней жесткости, только дружелюбие и открытость. Девушка молча кивнула, чувствуя себя слишком взволнованной, чтобы говорить. Виктор приковал ее глаза своими сверкающими и серебристыми, его взгляд становился все напряженнее, он увлекал, околдовывал ее, пытался передать ей что-то, от чего бедное сердце Хэлен бешено билось в груди, не давая вздохнуть.

Ее нежные губы раскрылись, тело непроизвольно качнулось по направлению к нему, и она увидела, как в глубине его глаз на мгновение вспыхнуло пламя. Но тут же губы его сжались, и Виктор отвернулся.

— И еще, — добавил он холодно, включая двигатель и выезжая на пустое шоссе. — Тот микроб — какой бы он ни был, — заставляющий нас набрасываться друг на друга, в то же самое время тянет нас в постель. Не удивительно ли? — Виктор быстро взглянул на нее, приподняв одну бровь, приглашая ее высказать свое мнение и согласиться, что удивительнее быть не может; потом добавил равнодушным голосом, словно предмет обсуждения вовсе не являлся чем-то важным: — Мне это совсем ни к чему. Что касается вас, то, надеюсь, вы тоже к этому не стремитесь. Итак, мы просто не будем обращать на это внимания, и все окончится само собой. А мы в оставшееся время вашего пребывания здесь станем вести себя вежливо по отношению друг к другу, как и подобает взрослым людям. Вы согласны?

Хэлен даже не дала себе труда кивнуть в знак согласия. Она невидящими глазами смотрела вперед, на шоссе, ведущее в город. Виктор признал, что между ними существует физическое влечение, неослабевающее и неотступное. Он хочет попытаться игнорировать его, как пыталась она. Но оно никуда не исчезнет, Хэлен знала это по горькому опыту. Оно присутствует каждое мгновение, настоятельное, неодолимое и безжалостное, отметающее здравый смысл, заглушающее голос рассудка.

Как долго смогут они противиться ему?

Как долго они захотят противиться?

— Сейчас самое время принять душ, как вы считаете? А потом неплохо выпить чего-нибудь прохладительного, — произнес Виктор, не отводя глаз от тащившейся впереди запряженной ослом тележки, которую большой автомобиль не мог объехать на узкой извилистой дороге, ведущей к вилле.

— Звучит соблазнительно, — ровным голосом согласилась Хэлен, завидуя его терпению. Она ожидала, что он станет чертыхаться по поводу досадной помехи, нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. Но после их откровенного утреннего разговора по дороге на фабрику Уэстон держал себя абсолютно спокойно. Когда они вместе просматривали документы, он, казалось, был искренне доволен ее деловыми качествами, словно листки, которые она испещрила цифрами, несли в себе особый код, общий язык, позволявший им найти единственно возможный для них стиль общения. Словно после того как он открыто признал, что испытывает к ней влечение, проблема просто перестала существовать.

Но для девушки все было по-другому. Пытаясь вести себя так, словно этот непонятный микроб, этот раздражитель мог быть оставлен ею без внимания так же легко, как и Виктором, Хэлен чувствовала себя до предела обессиленной и вялой, как сорванный позавчера салат. Но как могла она бороться, если чувство, которое было гораздо сильнее, преследовало ее неотступно, заполняло мысли, вторгалось в мечты, заставляло тело томиться и тосковать по близости с ним? И сила этого ощущения пугала ее.

А потом холодный ужин на террасе, — негромко продолжил Уэстон, нарушив повисшее в воздухе молчание, и Хэлен, очнувшись, как за спасательный круг уцепилась за лежавший на коленях портфель и пробормотала тонким голоском:

— Пожалуй, я лучше поужинаю у себя в комнате и немного поработаю перед сном.

Быть рядом с ним с каждым днем становилось для нее все мучительнее. Ему, возможно, и доставляет удовольствие проявлять силу характера, которая позволяет игнорировать необузданный жар желания, но она подобной силой не обладает.

— Больше никакой работы до понедельника, это приказ.

Его раздраженный тон дал Хэлен понять, что Виктор вовсе не был так спокоен, как ей казалось. Девушка прикусила нижнюю губу, а он холодно добавил:

— Ваша манера проводить свободное время вне виллы или запираться в комнате под предлогом работы, то, как вы выходите из холла, когда я вхожу в него, слишком бросается в глаза.

Дорога наконец-то немного расширилась, тележка отъехала в сторону. В следующую минуту Уэстон обгонит ее, в они вернутся на виллу, а ей еще надо успеть ответить на его слова. Стефани, может быть, и комментирует ее старания избегать его, но не одна Хэлен играет в эту игру.

— Вы тоже не особенно ищете моего общества, — напомнила она, когда он промчался мимо повозки и махнул рукой старичку, ведущему осла за поводья.

— Именно так. И мы оба знаем, почему, — возразил Виктор спокойно. — И скоро все, кто обладает хоть малейшей наблюдательностью, узнают об этом, если мы оставшуюся неделю не сумеем вести себя естественно.

Машина теперь стремительно летела вперед, взметая сзади облако пыли, а Хэлен пыталась подыскать мало-мальки подходящее возражение на его слова, но не могла. Он тем временем произнес небрежно:

— Я вам не говорил? Звонил Кронсби, он решил приехать и проверить лично, как идут дела. Он намеревался прилететь дневным рейсом и взять такси в Фаро, значит, сейчас он, скорее всего, уже добрался до виллы.

Он сменил тему разговора, потому что обсуждение предыдущего вопроса считал законченным. Виктор просто даст ей понять, что ожидает от нее непринужденного и непосредственного поведения, словно между ними вовсе не существует мрачной, затягивающей, как водоворот, тайны. Очевидно, Стефани позволила себе одно-два замечания, а Дэйву, несомненно, нельзя отказать в наблюдательности.