Пленники любви, стр. 10

Может быть, теперь он и в самом деле собирается поговорить о налоговой декларации? Вопрос о ее моральном облике казался Хэлен исчерпанным. Или вдруг, подумала она, впрочем, без особой надежды, он хочет извиниться? И девушка недоверчиво взглянула на него, не слишком веря, что это произойдет. Он холодно произнес:

— Я все еще не пришел к окончательному выводу. Исходя из рассказанного вами, вы или в самом деле так бескорыстны и мужественны, какой хотите казаться, или же вы законченная лгунья.

Уэстон положил руки на подлокотники кресла, его серые глаза пронзительно взглянули на нее поверх сложенных пирамидкой пальцев.

— Ваше поведение лично меня не касается вовсе, так что не стоит обвинять меня в желании морализовать. Но ваш образ жизни делает вас уязвимой для всякого рода предложений — надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю? Я уже сказал, что документы фирмы содержат деликатную, высоко секретную информацию, за которую наши конкуренты готовы заплатить немалую сумму. Или же некоторые сомнительные газеты с удовольствием используют ее как сенсационный материал для передовицы: «Очередное Чудо-Лекарство! Панацея от Всех Болезней или Смертельный Яд?» Я вполне готов допустить подобную возможность!

Он намеренно понизил голос, давая понять, что последнее слово уже произнесено и что предмет обсуждения достаточно утомил его. Девушка втянула в себя воздух, отчаянно пытаясь вернуть самообладание, обычно никогда ее не покидавшее, но теперь, по-видимому, окончательно ей изменившее. Ее внутренняя борьба, должно быть, отчетливо отразилась на лице, потому что Виктор вдруг опустил руки и улыбнулся. И эта улыбка оказала на Хэлен необыкновенное, ошеломляющее действие — она почти заставила ее забыть о его убийственном мнении о ней, о его упорном нежелании поверить в ее порядочность. Но так продолжалось только до тех пор, пока он не заговорил снова:

— Не стоит так мучиться, чтобы стараться принять облик кроткой невинности, мисс Килгерран. Я ведь видел вас в абсолютно ином облике, припоминаете? Черные ажурные чулочки — немного, правда, порванные на коленях, но от этого не менее соблазнительные. Декольте, которому позавидовала бы любая красавица из «Плейбоя», и, с позволения сказать, юбочка, которая даже не поддается описанию… Да, и кроме всего прочего, мисс Килгерран, вас выдают глаза. Они пылают гневом и мечут зеленые молнии, когда я говорю что-либо, что вам неугодно слушать!

Противная, язвительная, злобная свинья! С каким удовольствием Хэлен плеснула бы ему в лицо остатки минеральной воды из своего бокала, но она решила вести игру до конца.

— Я уже объясняла вам, почему я оказалась одетой подобным образом, мистер Уэстон, — девушка не ожидала, что сумеет сохранить терпеливо-сдержанный тон. — И вам стоит лишь еще раз проверить, чтобы удостовериться в происхождении близнецов. Элизабет вернется домой в среду, но, если вам некогда ждать, я уверена, что мой отец будет рад принять вас и ответить на все интересующие вас вопросы.

Вот вам, мистер Уэстон, в сердцах воскликнула Хэлен про себя, внешне оставаясь совершенно спокойной и невозмутимой; однако она чувствовала, что если Виктор Уэстон позволит себе еще одну бестактность в ее адрес, то в него полетит уже не только бокал с водой, но и тарелка с недоеденным салатом. Однако до этого дело не дошло: Уэстон потребовал у официанта счет и опять откинулся в кресле. Только после этого он удостоил ее взгляда, в котором читалась снисходительная готовность внимать объяснениям девушки. И ему вовсе не обязательно было зевать, чтобы подчеркнуть свою скуку, — о ней красноречиво говорил его тон, когда он равнодушно заговорил, лениво растягивая слова:

— Зачем мне это делать? Вам нужно будет всего только отвезти детей к отцу и проинструктировать его должным образом. Я уверен, он не захочет, чтобы его дочь лишилась хорошо оплачиваемой работы. В конце концов, что значит немного лжи, когда речь идет о деньгах?

Хэлен смотрела на него во все глаза, даже слегка приоткрыв рот. Было очевидно, что разговор окончен. И тут в голове у нее словно что-то сместилось, зал поплыл перед глазами, и все потеряло свое значение, кроме сознания ужасной, чудовищной несправедливости. Она вскочила на ноги и, ударив маленьким кулачком по столу, вне себя выкрикнула сдавленным голосом:

— Ну тогда есть один верный способ проверить, что я говорю правду, несчастный ханжа! Проведите со мной ночь, и вы увидите, до какой степени я невинна!

Девушка сама не ожидала от себя ничего подобного. Как могла она произнести такие слова? Как?! Ведь Виктор Уэстон был убежден, что свои ночи она проводит с кем попало, и теперь он, несомненно, решил, что Хэлен предлагает ему себя!

Виктор Уэстон встал, холодно поклонился ей и вышел из ресторана.

4

Дни шли, но Хэлен никак не могла выкинуть случившееся из головы. Каждый раз, как открывалась дверь ее кабинета или раздавался телефонный звонок, она напрягалась от страха, боясь, что ее вызывают к начальству, где непременно спросят, известно ли ей, по какой такой причине исполнительный директор фирмы «Райт и Грехем» потребовал ее немедленного отстранения от работы с его фирмой?

Но дни шли, и все оставалось по-прежнему. Первая официальная встреча с управляющим и главным экономистом фирмы «Райт и Грехем» была назначена на конец недели, и Хэлен не знала, что ей и думать.

Уэстон ни капли не поверил ее объяснениям. Со своим упрямством и самоуверенностью он придерживался раз выбранной точки зрения. Он убедил себя, что целомудрия в ней не больше, чем в мартовской кошке, и что она только и ждет, как бы подороже запродать самые сокровенные секреты его фирмы подходящему покупателю. Поэтому Хэлен не приходилось сомневаться, что у нее нет никаких шансов выкарабкаться. Кроме ряда случайностей, которые можно было бы как-то объяснить, она сама предложила провести с ней ночь! При этой мысли ее обдавало жаром и возникало новое, пугающее, незнакомое ей чувство, от которого все внутри сжималось… И нельзя сказать, чтобы это чувство было очень уж неприятным!

Разумеется, Хэлен, произнося вырвавшиеся у нее слова, была вне себя. Боже упаси! Но дело в том, что по какой-то ее уму непостижимой причине Виктор Уэстон действовал на ее рассудок таким образом, что девушка чувствовала себя полной идиоткой, a ее голова превращалась в подобие кастрюли с кипящими, бурлящими, шипящими спагетти!

Колени Хэлен предательски подгибались, когда, услышав у себя в кабинете звонок, она выбежала из компьютерной и схватила телефонную трубку, испытывая уже знакомое, не раз появлявшееся в эти дни томительное чувство обреченности. И тут ее дыхание остановилось, а грудь словно перехватило, когда она услышала в трубке мягкий — необычно мягкий — голос Уэстона:

— Я обдумал ваше предложение и решил принять его.

— Простите?.. — Хэлен с трудом обрела дар речи. Неужели он имеет в виду то, о чем она страшилась подумать? Нет, нет, не может быть, чтобы все это происходило с ней наяву! В чем ее вина, чем она заслужила это наказание? Он намеревается поймать ее на слове, слетевшем с ее губ в беспамятстве! Да, находясь в помраченном рассудке, она имела безумие предложить подвергнуть испытанию ее целомудрие… И этот негодяй теперь требовал обещанное!

— Вы слышите меня? — спросил Уэстон как ни в чем не бывало, и пунцово-красное лицо Хэлен мгновенно побледнело.

Она бросила ему вызов, и он принял его! Ни разу, ни разу в жизни девушка не произносила столь постыдных, глупейших, непростительных слов! И он, только он и никто другой, заставил ее сделать это!

— Вы, кажется, онемели? — В его голосе прозвучали едкие нотки. — В семь я подъеду за вами к вашему дому. Если только, — предположил он с вкрадчивостью, в которой Хэлен послышалось что-то угрожающее, — факт, который вы предложили доказать, имеет место!

Какой гнусный негодяй! Что подумает невеста о его мерзком поведении? Лицемер! Обвинять ее в отсутствии нравственности, а самому из-за минутной прихоти, разумеется, решиться на подобный опыт с женщиной, которую он едва знает и к которой, без сомнения, не чувствует ни любви, ни уважения.