Майами, стр. 37

— А у тебя все в порядке, папочка? — вдруг спросила она.

Он засмеялся сквозь слезы, застилавшие ему глаза. Как могла такая малышка задать подобный вопрос?

— Да, конечно, у меня все прекрасно. Я просто счастлив, вот и все.

— А что ты будешь делать, когда я уеду?

— Я собираюсь поехать в Палм-Бич навестить своего друга. У меня ведь есть немного друзей.

— А кто это? — Камилла поглядела на него с подозрением. Ей хотелось, чтобы ее папочка был только с ней.

— Очень старый друг по имени Мери Уитни. Она устраивает прием, и я собираюсь поехать туда на лодке.

— А ты любишь ее? — О, вероломный отец.

— Нет, конечно, нет. Это просто моя знакомая, вроде как твои подружки для тебя. Она очень забавная и часто смешит меня.

— А на этот прием придут красивые леди в красивых платьях?

— А может, мне пора уложить тебя в постельку и рассказать историю про красивую маленькую девочку, как она обнаружила волшебную стену, которая могла оживлять игрушки, если прижмешь их к ней?

Это подействовало. Папочка был сильным. Он отнес свою дочку на руках. Постелька и длинная, интересная история звучали ужасно заманчиво. Он отнес ее наверх и уложил спать. Поглаживая ей спинку, он придумывал для нее историю. Теперь он не чувствовал никакой блокировки. Сейчас все казалось просто, потому что не было судей, ни в лице его самого, ни со стороны мира. Пожалуй, вся писательская работа должна проходить вроде как для забавы, а не для славы или денег. Для того, чтобы люди засыпали счастливыми и видели золотые сны.

Она ушла. Она не дождалась драматического конца со старательно закрученным сюжетом. Она оставила его симпатичных героев и бесстрашную героиню висеть в разреженном воздухе и покинула всех их ради тихой радости сна. И теперь ее маленькая грудная клетка вздымалась и опадала, и сладкое дыхание текло сквозь ее приоткрытые губки.

Питер Стайн поправил одеяло, нагнулся и поцеловал ее в лобик.

— Я люблю тебя, Камилла, — пробормотал он. — Если бы не ты, не знаю, как бы я жил.

13

Криста торопливо шла через вестибюль отеля «Интерконтинентал», стараясь не забывать, что она в Майами, а не в каком-то тропическом городе. Вокруг нее праздно слонялась, нежилась и бездельничала Южная Америка. Волосатые мужчины в кожаных куртках заботливо склонялись над накрашенными пальчиками дам, похожих на танцовщиц фламенко, в то время как кипучие, воспитанные дети скакали вокруг их ног. Испанские слова шипели и шепелявили, и даже музыка звучала испанская — пасадобль, когда снисходительные американские официанты подавали шерри, который обычно добавлялся в суп. Однако Криста не обращала внимания на столкновение разных культур. Она думала лишь о том, удачной ли будет приближающаяся встреча или нет. Она думала о Лайзе Родригес.

По чистой случайности она пропустила драму, державшую в напряжении всю Америку в течение рекордного времени — тридцати шести часов. Она решила остаться в Майами до следующего после приема у Уитни дня, однако ее старинная приятельница Норил Роуз уговорила ее отправиться понырять к рифу Мемори Рок на Абако. Она не устояла перед уговорами, и таким образом, пока драма Лайзы заполняла все информационные каналы, ничего не подозревавшая Криста проводила время на Багамах.

Вся соль истории была в том, что Криста, якобы агент, считавшая, что держит пальцы на пульсе, оказалась самой последней, кто узнал, что Лайза Родригес сделала сама себя сиротой при посредстве моторного катера. С того момента, когда она вернулась и услышала новости, пара нервозных часов ушли на поиски Лайзы. И когда, наконец, удалось напасть на ее след, супермодель находилась уже не под стражей.

Лайза говорила по телефону со своей обычной самоуверенностью и вовсе не производила впечатление человека, который по несчастной случайности сжег свою семью и провел ночь за решеткой по подозрению в убийстве. Казалось, в основном она была озабочена тем, как может повлиять это происшествие на ее карьеру; у Кристы даже возникло сюрреалистическое впечатление, что вся эта история устроена ради публики. Они обе пришли к выводу, что большого ущерба не произошло, за исключением психологической травмы, от которой должна страдать Лайза. Криста осторожно стала прощупывать ситуацию, чтобы определить, приняла ли Родригес какое-либо окончательное решение по переходу в ее агентство.

— Я хочу поговорить с тобой. Ты можешь приехать в Майами во второй половине дня? — спросила Лайза.

— Конечно. Я смогу встретиться с тобой через пару часов.

— Прекрасно. А ты что-нибудь слышала от Джонни?

— Нет. А что я должна была услышать от него?

— Я просто интересовалась, не звонил ли он тебе.

«О чем» повисло в воздухе.

В животе у Кристы похолодело. Может, Лайза уже переменила свое решение? Видимо, после всего случившегося она решила остаться с Россетти, рассказала ему о попытках Кристы переманить ее, и теперь он был в ярости. Либо оптимистический вариант. Лайза вознамерилась уйти из агентства «Эль» и уже отправила Россетти слова «Дорогой Джон». В каждом из сценариев Россетти должен сейчас представлять из себя ракетоносец с нацеленными в голову Кристы боеголовками.

— А ты что, недавно говорила с Джонни? — осмелилась спросить Криста, чтобы получить хоть какую-то ясность.

— Да, он и его юрист пронырнули на полицейскую барахолку, когда все уже было позади, сплошные подскоки и поздравления, ну, и он, конечно, пытался делать вид, что именно он вытащил меня.

— Мне очень жаль, что я ничего не успела для тебя сделать, Лайза. Я была на Багамах и отключилась от всякой информации. — Криста очень остро сознавала, что утратила нюх домового. Настоящие агенты не имеют права терять нить происходящего в мире ни на мельчайшую долю секунды, не говоря уж о таких случаях, когда их самые процветающие и выдающиеся кадры направляют моторный катер в родителей.

— Послушай. Там я была сама за себя, Криста. Как и всегда, я ни в ком не нуждаюсь, и меньше всего в Джонни Россетти. И кстати, ты пока еще не мой агент.

Молчание.

— О'кей, Лайза. Я отправляюсь. Через пару часов буду в городе.

Кристе понадобилось девяносто минут, чтобы добраться до отеля. Лайза казалась погруженной в свои мысли и скорей отрешенной, чем грустной. На ней была майка с надписью «НЕ ЛЮБЛЮ УТРО» и больше ничего вообще.

Криста прижалась к ней на секунду, а потом отступила на шаг.

— Я так сочувствую… — начала она. Свою речь она репетировала по дороге, когда ее машина мчалась по 1-95, но почему-то и тогда уже знала, что это будет лишним. Так оно и оказалось.

— Все позади, — сказала Лайза, махнув рукой и положив конец соболезнованиям. Ее поджаренные родители все еще находились в морге, и их все еще приводили в порядок, чтобы можно было положить в гроб, однако создавалось впечатление, что для Лайзы они уже превратились в древнюю историю. Криста, знакомая с жестокостью в семье, сочла это демонстрацией эмоциональной черствости.

— У меня бренди, — сообщила Лайза. — Налить?

— А вино есть?

— Да, кажется, что-то есть в мини-баре. Наливай сама.

Криста подошла к холодильнику. Комната казалась разгромленной. Однако сама Лайза выглядела превосходно.

— Ты очень мужественно держишься, — сказала Криста.

— Судьба жалует сильных, — отозвалась Лайза с загадочной улыбкой.

Ответа на это не последовало. Криста открывала маленькую бутылочку вина.

Лайза подняла полный бокал коньяка и выпила янтарную жидкость, словно Уэйн в вестерне. Она с удовлетворением причмокнула, выдохнула: «А-а-а, так-то лучше», — и погрузилась в кресло.

Ее следующая реплика прозвучала совершенно неожиданно.

— Ты знаешь Мери Уитни? — вдруг спросила она.

— Конечно. Она живет на Палм-Бич. Я собираюсь к ней завтра на прием.

— Ты? — казалось, на Лайзу это произвело впечатление, что было необычно.

— А что?

— Я собираюсь работать на нее.

— Правда?

Дела двигались быстро. И уж теперь-то наступило время для решительного разговора.