Письма Кэмптона — Уэсу, стр. 9

Итак, Эстер моя подруга. У нас с ней много общего. Мы подходим друг к другу и умственно, и духовно, и физически. Мне нравится звук ее голоса и способ ее мышления; мне приятно прикосновение ее руки (а вы знаете, что в союзе мужчины и женщины высшее духовное сродство немыслимо без сродства физиологического). Мы пройдем с нею рука об руку через жизнь, как хорошие товарищи: мы будем очень счастливы. И поэтому я считаю, что вы не имеете права посылать мне вызов, омрачать мои дни и оплакивать меня, как мертвеца.

Мой дорогой, запутавшийся Дэн, сойдите с облаков. Если я не прав, то я, во всяком случае, прошел суровую школу. Пройдите этот путь со мной и покажите мне мою ошибку. Но не изливайте на меня своего романтического и поэтического сплина. Ограничьтесь фактом, человече, неопровержимым фактом.

Герберт.

P. S. Только что получил ваше последнее письмо. Могу лишь сказать, что я вас понимаю. Но в то же время мне больно, что я не могу быть ближе к вам. Эти умствования вырастают, как огромные бесформенные призраки, и становятся между нами. Я не могу пробиться через туман и мрак, пожать вам руку и сказать вам, как вы мне дороги. Давайте, Дэн, перестанем об этом говорить. Прекратим этот спор. Предоставьте мне заботиться об Эстер по-своему до тех пор, пока я не совершил никакого греха и не причинил никому зла; будьте нашим отцом и пошлите нам свое благословение; кроме вас, на свете некому нас благословить. Эстер тоже лишилась отца и матери, и вы должны быть для нее тем же, чем вы были для меня.

Герберт.

XII

ДЭН КЭМПТОН — ГЕРБЕРТУ УЭСУ

Лондон.

3-а Куинс Роод. Челси.

10 февраля 19… г.

Итак, мы с тобой спорим! Я долго раздумывал над твоими последними письмами — они похожи на подготовку к дебатам в суде. Мои письма, без сомнения, отличаются тем же качеством. Наши письма обратились просто-напросто в прения двух сторон в суде. Это открытие заставило меня отложить перо на целую неделю. Я подумал, что Уот Уитман имел, должно быть, в виду дидактические письма, когда говорил: «Они мне противны своими разговорами об обязанностях к Богу». Но друг должен говорить с другом и сказать ему священные слова: «Да будет свет — и бысть свет» — проблеск, вспышка света, и темнота поддалась, и свет распространился над водами, покрывавшими сушу. Эти слова были призывным звуком трубы, внесшей трагедию в туманное мироздание. Пусть Слово рассеет нашу ночь, и пусть оно поддержит нас в нашей вере, независимо от последствий. Преклонимся перед неоспоримым Фактом.

Ты считаешь, что цель брака — воспроизведение рода и что уважения и привязанности достаточно, чтобы соединить двух людей. Ты считаешь, что задача жизни, тяготеющая над людьми, превращает любовь в нечто, не имеющее прямого отношения к жизни, и что так оно и должно быть. Твои письма являются изложением и защитой того, что я называю «практической теорией». Ты доказываешь, что мир создан для работы и работников и что жизнь требует видимых результатов и достижений. Я, с своей стороны, считаю, что в брак вносится нечто большее, чем привязанность, и что и мужчины умеют любить так же сильно и с тем же самозабвением, как и женщины. Люди любят в зависимости от глубины своей природы, и самый глубокий и утонченный человек на свете обладает даром бесконечно любить и стремится быть любимым. Лучшие люди сильнее других подвержены чарам любви.

Вот в нескольких словах то, что мы говорили с тобой друг другу. Ты нападал на мой идеализм, называл меня мечтателем и обвинял меня в оторванности от современности; а современность, по-твоему, тесно связана с законами развития и роста. Я отвел тебе место у филистеров, потому что ты преувеличил роль практической ценности. Я считаю, что недальновидно уповать на осязательный факт за счет неосязаемого чувства.

В последнем письме ты так жарко и очаровательно разрабатываешь теорию Питания и Воспроизведения, что я снова увидел тебя таким, каким знал прежде, и снова поверил, что стоит бороться за твое спасение. Но проследить происхождение любви вплоть до ее биологического основания не значит еще отрицать ее существование. История развития любви так же многозначительна, как и история развития жизни. Когда в незапамятные времена первобытный человек, поглядев на соседа, впервые признал его своим другом, в нем вспыхнуло сознание рода, и в голове его начала свою работу клеточка, функцией которой была любовь. Когда на протяжении тысячелетий экономические силы научили человека необходимости взаимопомощи, когда закон развития внушил всем людям стремления к известным достижениям и желания, тогда на Земле началось цветение любви. Подсознательное стало сознательным, и то, что в прежние времена было лишь намеком, развернулось пышным цветом. Любовь Джульетты — завершение естественного процесса, проявлявшегося на всех ступенях развития, и вместе с тем дар последней эволюции, последний шаг и высшее ее достижение. Очарование утра озаряет любовь Джульетты. Любовь ее только начинается, но она все же стара, если мы посмотрим назад в историю. Страсть и инстинкт расы превращаются в отдельном человеке в потребность счастья. Потребность расы и потребности человека совпадают, оставаясь в то же время различными.

Какая главная мысль твоего письма? Что половой подбор выгоден? Допускаю. Что нам в качестве разумных и культурных людей следует призывать на помощь инстинкту нашу социальную мудрость? Допускаю и признаю. Но социальная мудрость настаивает на том, чтобы мы слушались голоса инстинкта. Социальная мудрость лишь одна из фаз нашей утонченности, и, принуждая нас любить прекрасное, она принуждает нас и к любви. Социальная мудрость воспитывает наш вкус, не ослабляя в нас любви. «Люби прекрасное существо возвышенно, но, главное, уверься в том, что ты его любишь», — говорит нам она, прибегая к любопытной тавтологии. Да и помимо того ты, Герберт, сам изменяешь своему учению. Ты готов отступить от достижений современности, заставляя людей жить по законам первобытных эпох. Ты постоянно ссылаешься на прошлое и на безвозвратно, отошедшую ступень сознания. Жизнь в те времена не заключала в себе того, что заключает в себе современная жизнь. Эрнест Сетон-Томпсон пишет, что человек развивался тем же порядком, каким вода обращается в пар. Человек современный и человек каменного века так же несходны, как пар и вода. Подогрей воду на несколько градусов, она останется все той же водой. Если до точки кипения не будет хватать одного градуса, сущность воды останется неизменной. Прибавь последний недостающий градус, и вода перестанет быть водой. Вода изменит свою сущность и превратится в пар. Превращаясь в пар, вода коренным образом меняется.

Ты соглашаешься учиться на примере животных и людей прошлых времен, и в этом отношении ты заходишь дальше, чем следует, если считаешь брак лишь целью воспроизведения, отрицая его духовные стороны.

Ты, очевидно, относишься с уважением ко всему естественному и инстинктивному и все же находишь, что все пошло бы тем же ходом, если бы не существовало индивидуального выбора и можно было «перемешать» всех людей. Ты начертал себе программу действия в делах души и сердца.

У меня тоже начертана программа. Моя программа не противоречит природе. Наоборот, она послушна всем инстинктам и прислушивается к голосу всех чувств. Моя любовь растет из моих биологических корней, развивается вместе со мной, окрашивается видением заката на васильковом небе и проникается прелестью виденных во сне волнующихся нив.

Любовь для меня то же, что и для рыбы, птицы, животного и растения. Это стремление к продолжению рода, но в то же время нечто столь же отличное от этого, сколь сам я отличен от животного и растения. Моя любовь «слепа и повелительна и не рассуждает», поэтому я ей и вверяюсь. Я не смотрю на себя, как на человека-бога, и не говорю Природе: «Позволь мне вмешаться». Я не уверен, что, вмешиваясь в воспроизведение хотя бы лошади, которая, подобно мне, покорна «темным вожделениям и неясным стремлениям», я не приношу ее в жертву моим личным прихотям. Трудно бороться с жаждой обладания и уничтожения. Может быть, близко то время, когда человек, перерожденный чувством святости жизни и любви, откажется от грубого вмешательства в жизнь своих немых братьев.