Судьба найдет на сеновале, стр. 46
Яншин закрыл глаза рукой.
– Сейчас уж и не вспомню детально, какую ахинею нес, орал: «Шлюха, живешь с уродом за деньги, за красивую машину… Бездарная актрисулька, способная лишь в дерьме играть…» Ну и тому подобное. Она пыталась что-то сказать, но я ей не дал, распахнул дверь и велел: «Убирайся. Конец истории. Ты сделала свой выбор, разбила нашу любовь». Дальше ничего не помню. На следующий день у нас был выходной, и я опять напился. Утром еле глаза продрал, приехал на площадку. Гляжу – все серые ходят. Кто-то сказал мне, что Нина с собой покончила.
Яншин протянул руку и взял со стола бутылку дешевого вина.
– Вам лучше не трогать алкоголь, – остановил я его.
– Тебя не спросил! – огрызнулся актер, делая глоток прямо из горлышка. – Съемку отменили, я вернулся сюда, по дороге купил водки и винища, хотел нажраться. Поставил бутылки на стол и увидел письмо. Как я его не заметил, когда утром на работу уехал? Хотя ничего странного, я на кухню не заходил, душ холодный принял и побежал. Меня с похмелюги колбасило, ни пить, ни жрать не хотелось.
Дмитрий встал, взял с подоконника конверт и протянул мне.
– Читайте. Там полная правда. Знать бы мне ее раньше…
Я вынул аккуратно сложенные листки бумаги и начал читать.
«Дима, понимаю, ты очень зол, но, пожалуйста, прочитай все до конца. В ту минуту, когда ты откроешь конверт, меня уже не будет в живых. Тело Ореховой найдут в маленькой гостинице, принадлежащей моей бабушке Веронике Григорьевне Гудковой, которая удочерила меня, поэтому далее я буду звать ее матерью. Чтобы ты понял все, нужно вернуться на двадцать лет назад. Итак, все заткнулись, камера, мотор, работаем…
Эпизод первый. Детство Нины.
Огромная коммуналка на Старом Арбате. Дом постройки начала века, потолки почти пять метров высотой, гостиная-кухня сорок квадратов, четыре комнаты по двадцать пять. В двух живем мы с мамой, в других Валентина Ивановна Родина с дочкой Герой. Когда-то в квартире обитала тьма народа: моя родная мать, муж и свекровь Вероники Григорьевны, семья Родиных из восьми человек. Но потом все умерли, кто от старости, кто от болезни, нас осталось четверо.
Мы с Герой ходим в один класс, Вероника Григорьевна работает портнихой в ателье, Валентина Ивановна – учительница истории, обожает Древнюю Грецию, поэтому и назвала дочку в честь жены Зевса, богини Геры. Я с младшей Родиной не дружу – она вредная, может без спроса войти в мою комнату, сломать что-нибудь. Валентина Ивановна обожает дочь, замечаний ей не делает. Если я жалуюсь, она отвечает:
– Нина, Гера сирота, у нее умер папа, прояви сострадание к девочке, надо быть добрее и не жадничать.
Но у меня тоже нет отца и в придачу родной матери, однако я не вредничаю, не требую вкусной еды, игрушек, красивой одежды. Гера лентяйка, она не делает уроков, лежит на диване, смотрит телик, ест конфеты. У нее всегда много сладкого – родители учеников приносят Валентине Ивановне подарки, поэтому Родины живут намного лучше нас с мамой. У них в холодильнике вкусная ветчина, сыр, пирожные – среди детей в школе есть сын директора крупного гастронома. У Геры полно платьев, обуви, кукол – мать одной из учениц восьмого класса заведует магазином детских товаров. А у Вероники Григорьевны мало заказчиков. Ателье дышит на ладан, люди предпочитают покупать на рынках дешевые китайские и вьетнамские товары, поэтому мы бедствуем. Я отчаянно завидую Гере – ее Барби, жвачкам, розовым часикам, у которых на циферблате нарисован зайчик. Один раз я попросила маму:
– Купи мне куклу, как у Родиной.
И услышала:
– Если закончишь год на одни пятерки, то получишь Барби.
Я старалась изо всех сил и выполнила условие. Мать тоже сдержала слово, подарила обещанное. Вот только купила дешевый китайский вариант, у моей Барби не гнулись руки-ноги, волосы после первого мытья спутались в комок, платье разошлось по швам. А вот Гере за то, что она переползла в третий класс на одних тройках, подарили чемодан одежды и игрушечный домик с посудой и мебелью, в нем жила семья очаровательных белочек.
Ложась вечером спать, я представляла, что Гера умерла, а все ее игрушки и конфеты достались мне. Но больше всего на свете я хотела иметь такую маму, как Валентина Ивановна. Учительница играла с дочкой, читала ей книги, они вместе пекли печенье, ходили в театр. Гере разрешалось приводить подруг, те оставались ночевать. А на каникулы Родина всегда увозила дочь то на море, то в Питер, один раз они ездили в Грецию. Вероника же Григорьевна не обращала на меня внимания, в свободные от учебы дни я тосковала одна дома.
Не подумай, что я жалуюсь, просто рассказываю, каким было мое детство. Как же я мечтала обратить на себя внимание мамы, хотела, чтобы она обнимала-целовала-хвалила меня! Закончив на одни пятерки первую четверть третьего класса, я сказала:
– Мамочка, смотри, я умница, да?
– Отлично учиться – обязанность ребенка, – сухо ответила Вероника Григорьевна. – Ступай, почисти картошку к ужину.
Я чуть не расплакалась. Но совсем плохо мне стало зимой.
В начале декабря Валентина Ивановна попросила мою маму сшить Гере карнавальный наряд – платье принцессы. Принесла материалы невероятной красоты: розовый бархат, цветное кружево. Вероника Григорьевна сшила изумительный наряд, Гера в нем сказочно смотрелась. Я робко сказала маме:
– У нас в школе тридцатого декабря новогодний бал, будет конкурс костюмов. Что мне надеть?
– Возьми в гардеробной старые брюки и резиновые сапоги, – распорядилась та.
Я удивилась, но принесла требуемое. И двадцать девятого числа получила маскарадный костюм. Мать обрезала штаны до колена, притачала к ним старую бахрому от пришедших в негодность штор и объяснила:
– Наденешь белую блузку и мою летнюю соломенную шляпу, будешь Котом в сапогах.
Гера получила первый приз, а меня, по-дурацки наряженную, никто не заметил. Разрыдавшись от обиды, я убежала домой, Родина осталась веселиться.
Второго января они с матерью должны были уехать в Минск, к подруге Валентины Ивановны, но поездка не состоялась. Гера заболела и умерла».
Глава 33
Я оторвался от письма и посмотрел на Дмитрия. Тот опять схватил бутылку и буркнул:
– Читай, читай!
Мои глаза вновь побежали по тексту.
«Дочь Родиной, танцевавшая весь вечер в тяжелом бархатном платье, вспотела, открыла окно, встала на сквозняке, заработала воспаление легких и за сутки ушла на тот свет. Я была очень напугана – мне казалось, что в кончине Геры есть и моя вина, ведь я не раз желала ей смерти, мечтала получить ее игрушки и одежду.
Валентина Ивановна резко изменилась, стала мрачной, перестала разговаривать со мной. Один раз она толкнула меня в коридоре и прошипела:
– Почему ты жива, а Герочки нет?
Потом в гости к ней стали ходить странные люди, которые жгли свечи, пели заунывные мелодии, пачкали наш туалет, кухню.
Весной мама спросила у меня:
– Хочешь поехать летом на море?
– Да! – закричала я. – Очень!
– Отдых надо заработать, – сказала Вероника Григорьевна. – Слушай внимательно, что надо делать. Наденешь вот это белое платье, закроешь голову вместе с лицом кружевной накидкой. Когда часы в кухне пробьют полночь, войдешь к Валентине Ивановне в спальню, вытянешь руки и воскликнешь: «Мамочка, иди ко мне скорей! Я без тебя скучаю!» А затем сразу убегай.
– Зачем так поступать? – удивилась я.
– Хочешь на море? – повторила вопрос мать. – А еще, если сделаешь все как надо, получишь новое платье, туфли и кукольный домик, как у Геры.
Конечно, я выполнила то, что велела мама. Ходить к Валентине Ивановне пришлось не один раз, я посещала ее регулярно в течение пары месяцев. А потом Родина выбросилась из окна.
Мать не обманула, мы съездили на юг. И я получила все игрушки и одежду Геры. У Родиной не было родственников, перед самоубийством она составила завещание, сделав Веронику Григорьевну своей единственной наследницей. Отписала ей все, включая жилплощадь. За это Валентина Ивановна попросила похоронить ее около Геры, поставить им с дочерью памятник и ухаживать за могилой.