Судьба найдет на сеновале, стр. 3

Я протянул спутнику Макса руку:

– Очень приятно. Иван Павлович Подушкин.

– Я предпочел бы познакомиться с вами при других обстоятельствах, – с грустью произнес Брагин.

– Давайте сядем и поговорим спокойно, – предложил Макс. – Артем ученый, кандидат наук, у него своя фирма. Никакими махинациями мой друг не занимается, счастливо женат, – одним словом, нормальный порядочный человек. И вдруг недавно с ним стали происходить странные вещи. Но лучше пусть он сам расскажет, в чем дело.

Брагин скрестил руки на груди и в упор посмотрел на меня.

– Придется сообщить подробности личной жизни, поэтому я рассчитываю, что вы будете держать язык за зубами.

Я мысленно усмехнулся. Все понятно: Артем состоит в браке, однако имеет любовницу. Она за что-то обозлилась на него и грозит предать огласке «левые» отношения. Мужчины редко уходят от жен к сожительницам. Как правило, они говорят подружке: «Жена мне осточертела, но она смертельно больна, а я, как порядочный человек, не могу ее бросить». Или вспоминают о детях: «Дорогая, с супругой у меня полный раскосец, давно вместе не спим. Вот только наша младшенькая, Юлечка, такая эмоциональная девочка! Узнает про развод родителей – свалится с нервным срывом. Давай подождем пару лет, пока она окончит школу». Не советую дамам верить подобным мужским сказкам. Услышав нечто в этом роде, им надо искать другого партнера, который готов взять на себя ответственность за женщину и оформить с ней брак.

– Эти сведения весьма интимны, – бормотал Артем, – речь пойдет о моей матери.

Я выпал из состояния дремлющего суриката и от неожиданности задал гениальный вопрос:

– У вас есть мать?

Макс прищурился, а Брагин кивнул:

– Да. Ее зовут Анна Сергеевна Плотникова, она пенсионерка, сейчас живет в Москве, но ранее обитала в Плавске. Много лет работала там в районной библиотеке на выдаче книг. Мама совершенно неконфликтный человек, тихий, интеллигентный. Мой отец скончался, когда я был малышом, совсем его не помню. Пару лет мать вдовствовала – она женщина старого воспитания, для нее гражданский брак невозможен, она считает, что жить с мужчиной и не иметь штампа в паспорте позор, – а потом расписалась с Юрием Николаевичем Плотниковым, отставным полковником. Тот был обеспечен, имел хорошую квартиру, дачу, машину, но, как я сейчас понимаю, искал не любимую супругу, не близкого по духу человека, а бесплатную домработницу.

У Брагина в кармане зазвонил телефон, он выключил его и продолжал:

– Новый супруг оказался садистом, он постоянно распускал руки. Ему нравилось, когда жена плакала, умоляла не бить ее, ползая перед ним на коленях. Мерзавец никогда не бил маму по лицу, побои наносил хитро, синяки не бросались посторонним в глаза. Со мной он поступал так же, но я, в отличие от матери, скоро понял: гаденыш заводится, если перед ним слабак, – поэтому стал изо всех сил сопротивляться. Правда, физических сил у меня было маловато, я рос щуплым, и Юрий легко справлялся со мной. В девятом классе мне пришло в голову записаться в секцию самбо. Нынче этот вид борьбы незаслуженно забыт, а зря. Занимался я истово. Каждый раз, сражаясь с противником, представлял на его месте Плотникова и зверел. Через год, когда отчим в очередной раз поднял на меня руку, я швырнул его на пол, наступил ему ногой на горло и велел: «Немедленно поклянись, что никогда не прикоснешься к маме, иначе я нажму посильней – и ты покойник». Садист перепугался и поклялся. Больше он меня не трогал. И перестал обижать мать, в доме воцарился относительный покой. Окончив школу, я уехал в Москву, поступил в институт. Домой не приезжал даже на каникулы, учился запоем, поставив перед собой цель получить красный диплом, попасть в аспирантуру, защитить кандидатскую, найти в столице работу, купить квартиру.

Брагин замолчал, сделал глубокий вдох и отвел глаза в сторону.

– Не стану лукавить: я поступил как махровый эгоист – буквально бросил мать, отделывался звонками на ее день рождения, Восьмое марта и Новый год. Городок, в котором прошли мои школьные годы, крохотный, делать там нечего, меня на малую родину не тянуло. А в Москве появились друзья, вот с Максом на вечеринке познакомился. Я нашел подработку, снимал квартиру. В столице жизнь сияла радужными красками, в Плавске же хлюпало болото. У меня мороз по коже бежал, когда я думал, что не зацеплюсь в столице и придется вернуться в убогий угол, пойти работать на местный завод. Правда, непонятно, что бы стал делать выпускник химфака на предприятии, которое выпускает постельное белье, шторы, халаты, но больше-то в Плавске работать негде. Ну, еще можно преподавать в школе. Унылая перспектива! Короче, студентом я поклялся, что никогда, ни при каких обстоятельствах не буду жить в Плавске или подобной дыре. Ногти сорву, зубы сломаю, но стану москвичом. И женюсь только на столичной барышне. Поверьте, я не искал богатую невесту, не хотел за счет супруги получить прописку, собирался сам добиться материального благополучия. А еще я не желал строить семью с девицей, которая говорит: «Чашку налила всклянь» или «Катьке ейный муж шубу купил, мне тоже доху надо», стремился общаться с теми, у кого нормальная лексика, кто читает книги, а не пялится в телеэкран.

Я молча слушал Артема, хотя на язык так и просились возражения. Например, что далеко не все провинциалы используют в речи местный диалект. В Москве довольно много коренных жителей, употребляющих восхитительные глаголы «ложить» и «покласть», у кого в доме нет печатных изданий, кроме газет типа «Желтухи». Интеллигентность не зависит от того, где вы живете, в столице или в медвежьем углу. И, как это ни странно, человек с высшим образованием не всегда бывает интеллигентен, а простая деревенская женщина, любящая телешоу, может быть деликатной, никому не завидовать, уважать мужа, любить детей, свекровь.

– У меня были замечательные перспективы, и вдруг – звонок от Лены Браткиной, нашей соседки по лестничной клетке в Плавске, – говорил тем временем Артем. – Она была дочерью начальника отделения милиции, мы с ней учились вместе. Одноклассница сказала: «Тема, срочно приезжай. Знаю, уже поздно, но быстро беги на вокзал, успеешь на последнюю электричку. И сойди не в Плавске, а в Калинове, в такси не садись, иди через поле пешком. Там недалеко, километра два. Дело серьезное, с Анной Сергеевной плохо». Я начал задавать вопросы, но Елена занервничала: «Твоя мама здорова, остальное – при личной встрече».

Глава 3

Брагин закашлялся, я сходил на кухню и принес ему воды. Но он пить не стал, продолжил рассказ. Я не перебивал.

…В родную квартиру Артем попасть не смог – у него не было ключа, а на стук в дверь никто не отозвался. Ошарашенный, он позвонил к соседям. Открыла Лена. Втащив бывшего одноклассника в прихожую, она прошептала:

– Ты с кем-нибудь по дороге разговаривал? Знакомых не встретил?

– Сделал, как ты велела, сошел с поезда в Калинове и пехом пер до Плавска, – ответил Артем. – Кстати, такси на вокзале не оказалось. Что случилось? Где мать?

– Хорошо, что ни с кем не столкнулся, – обрадовалась Елена и втолкнула Брагина в гостиную, где сидел ее отец.

– Здравствуй, сынок, – тихо сказал Григорий Петрович. – Молодец, что спешно приехал, садись, поговорить надо.

– Тема, хочешь чаю? – засуетилась было Лена.

– Не до жрачки сейчас, – отмахнулся от дочери отец. – Слушай, Артем, внимательно. Наш дом, где мы с твоей матерью много лет соседствовали, пока я себе однушку не выбил, наконец-то признали аварийным. К слову сказать, давно пора, сгнило здание совсем. Из жильцов здесь остались двое: Ленка моя и Анна Сергеевна. Я им велел до конца держаться, требовать квартиры в новостройке на улице Брыкина, там кухни большие, лоджии и меньше пятидесяти квадратов жилья нет. Другие обрадовались, что им новые фатерки дадут, ухватились за первое предложение, вот им и достались норы. А Ленка с Анной Сергеевной меня послушались и в результате ордера на достойное жилье получили. Переезжают на следующей неделе. Понимаешь теперь, почему тут на всех этажах никого нет? Ты меня слушаешь?