Сага Гарри Поттера, стр. 390

«Не мог же он уйти из школы, — говорил себе Гарри, медленно протискиваясь в толпе сквозь узкую дверь и выходя к дороге. — Ну, простудился, мало ли что…»

Он огляделся в поисках Рона и Гермионы, желая спросить у них, что они думают о новом появлении профессора Граббли-Дёрг, но их рядом не было, так что он просто дал потоку вынести себя на обочину тёмной, мокрой от дождя дороги, которая шла мимо станции Хогсмид.

На ней стояло около сотни безлошадных карет, которые всегда возили в замок учеников начиная со второго курса. Гарри повернулся было, чтобы найти наконец Рона и Гермиону, но тут же вновь перевёл взгляд на кареты.

Сегодня они не были безлошадными. Между оглоблями стояли существа, которых Гарри, если бы потребовалось подобрать для них имя, наверно, назвал бы лошадьми, хотя в них было и нечто от пресмыкающихся. Плоти — ровно никакой, только чёрная шкура, облегающая скелет, видимый до мельчайшей косточки. Головы как у драконов. Глаза белые, без зрачков, широко открытые. И вдобавок большие, растущие из холки чёрные кожистые крылья — ни дать, ни взять — крылья гигантских летучих мышей. Странно, зловеще выглядели во мраке эти существа, которые стояли совершенно неподвижно и беззвучно. Гарри не понимал, зачем вдруг понадобились эти жуткие лошади, — ведь кареты прекрасно могут двигаться сами.

— А где Сыч? — раздался у него за спиной голос Рона.

— Его эта Полумна взяла, — сказал, быстро обернувшись, Гарри, которому не терпелось поговорить с Роном насчёт Хагрида. — Слушай, где, по-твоему…

— Хагрид? — Не знаю, обеспокоенно ответил Рон. — Если с ним что случилось, это очень некстати…

Чуть поодаль Драко Малфой при поддержке Крэбба, Гойла, Пэнси Паркинсон и ещё двоих-троих расталкивал робких второкурсников, чтобы карета целиком досталась его компании. Спустя несколько мгновений из толпы, тяжело дыша, появилась Гермиона.

— Малфой сейчас омерзительно обошёлся с одним первокурсником. Я точно буду на него жаловаться! И трёх минут ещё не носит значка, а уже обижает людей направо и налево… А где Живоглот?

— У Джинни, — ответил Гарри. — Вон она…

Джинни с извивающимся Живоглотом в руках только что возникла в поле зрения.

— Спасибо, — сказала Гермиона, забирая у Джинни кота. — Пошли найдём свободную карету, пока они ещё есть…

— Мне ещё Сыча надо взять! — возразил Рон, но Гермиона уже двинулась к ближайшему незанятому экипажу. Гарри остался с Роном.

— Что это за звери такие, как ты думаешь? — спросил он, кивком показывая на жутких лошадей, мимо которых как ни в чём не бывало потоком шли ученики.

— Какие звери?

— Ну лошади…

Появилась Полумна с Сычиком в клетке. Крохотная совушка, как обычно, взволнованно верещала.

— Вот, пожалуйста, — сказала Полумна. — Какой милый совеночек!

— Да, ничего, — угрюмо отозвался Рон. — Ну ладно, пошли сядем… Что ты говоришь, Гарри?

— Я спрашиваю, что это за чудо-лошади? — сказал Гарри, двинувшись с Роном и Полумной к экипажу, в котором уже сидели Гермиона и Джинни.

— Какие ещё лошади?

— Которые повезут кареты! — ответил Гарри с раздражением: ведь они проходили в каком-нибудь шаге от ближайшего из существ, которое разглядывало их пустыми белыми глазами. Рон, однако, был явно озадачен.

— Да о чём ты, никак не пойму?

— Вот о чём — посмотри!

Гарри схватил Рона за руку и повернул так, чтобы его лицо оказалось прямо перед мордой крылатого коня. Поглядев секунду-другую, Рон перевёл глаза на Гарри.

— На что ты предлагаешь мне смотреть?

— Да на эту, которая между оглобель! Которая в карету запряжена! Вот же она перед тобой…

Но Рон по-прежнему таращился на него с полным непониманием, и Гарри пришла в голову диковинная мысль.

— Ты… ты не можешь их видеть?

— Кого?

— Тех, которые запряжены в кареты.

Рон встревожился не на шутку.

— Да что с тобой, Гарри?

— Со мной? Ничего…

Гарри пришёл в смятение. Вот же она, перед ним, чёрная лошадь, гладкая шкура поблёскивает, отражая тусклый свет из вокзальных окон, из ноздрей в прохладном вечернем воздухе поднимается пар. И всё же, если только Рон не шутит — а шутка в этом случае была бы очень глупая, — Рон не видит её совсем.

— Ну что, может, сядем всё-таки? — неуверенно предложил Рон, глядя на Гарри с беспокойством.

— Да-да, — сказал Гарри. — Пошли…

— Не волнуйся, — произнёс вдруг призрачный голос, когда Рон исчез в тёмной карете. — Ты не сходишь с ума, ничего такого. Я тоже их вижу.

— Видишь? — в страшном волнении переспросил Гарри, поворачиваясь к Полумне. В её больших серебристых глазах он увидел отражения крылатых коней.

— Да, — сказала Полумна. — Вижу всякий раз, как сюда приезжаю. Они всегда везут эти кареты. Так что не беспокойся. Ты не больший псих, чем я.

Она слабо улыбнулась и забралась вслед за Роном в затхлый кузов экипажа. Не успокоившись до конца, Гарри полез туда же.

Глава 11. Новая песня Распределяющей шляпы

Гарри не хотел сообщать остальным, что у него с Полумной одна и та же галлюцинация, если это действительно была галлюцинация. Поэтому, заняв своё место в карете и захлопнув за собой дверь, он уже не говорил о лошадях. Однако он невольно то и дело поглядывал в окно на тёмные лошадиные фигуры.

— Все видели эту Граббли-Дёрг? — спросила Джинни. — Что она, интересно, тут делает? Ведь не мог же Хагрид уйти из школы, правда?

— Я была бы рада, если бы он ушёл, — сказала Полумна. — По-моему, он не ахти какой учитель.

— Он отличный учитель! — хором возразили рассерженные Гарри, Рон и Джинни.

Гарри посмотрел на Гермиону. Она кашлянула и быстро сказала:

— Да… он очень хороший.

— А мы в Когтевране считаем, что на него без смеха нельзя смотреть, — не смутившись, сказала Полумна.

— Значит, у вас погано с чувством юмора! — рявкнул Рон. Карета тем временем, скрипя колёсами, поехала.

Полумну грубость Рона, казалось, не обеспокоила нисколько. Мало того — она некоторое время равнодушно смотрела на него, как смотрят не слишком интересную телепередачу.

Громыхая и покачиваясь, кареты цепочкой двигались по дороге. Когда их экипаж между двумя высокими колоннами, увенчанными фигурами крылатых вепрей, въезжал на территорию школы, Гарри прильнул к окну, надеясь увидеть огонёк в хижине Хагрида на краю Запретного леса. Но на всей территории было совершенно темно. Замок Хогвартс между тем нависал всё ближе — могучая громада башен, угольно-чёрная на фоне тёмного неба. Яркими прямоугольниками в ней там и сям светились окна.

У каменных ступеней, ведущих к дубовым входным дверям замка, кареты с лязгом остановились. Гарри вышел из экипажа первым. Он повернулся и опять стал искать глазами свет в домике на опушке леса, но там не было никаких признаков жизни. Боясь расстаться с призрачной надеждой на то, что лошади ему померещились, Гарри неохотно перевёл взгляд на кареты и, конечно, снова увидел эти странные скелетоподобные существа. Они тихо стояли, овеваемые прохладным вечерним воздухом, и таращили пустые белые глаза.

Гарри и раньше видел однажды такое, чего Рон не видел, но то было отражение в зеркале — нечто куда менее материальное, чем сотня здоровенных тварей, достаточно сильных, чтобы везти тяжёлые кареты. Если верить Полумне, они всякий раз их везли, но были невидимы. Почему же он, Гарри, вдруг их увидел? И почему Рон — нет?

— Идёшь ты или нет? — прозвучал рядом голос Рона.

— А… да, — быстро сказал Гарри, и они влились в толпу, торопливо поднимающуюся к дверям по каменной лестнице.

Вестибюль был ярко освещён факелами, и шаги учеников по мощённому каменными плитами полу отдавались в нём эхом. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года.

В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвёздный чёрный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи, освещая серебристых призраков, во множестве сновавших по залу, и учеников, которые оживлённо переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. И опять Гарри заметил, что, когда он идёт мимо, некоторые наклоняются друг к другу и перешёптываются. Он стиснул зубы и постарался вести себя так, словно ничего не замечает и ему ни до чего нет дела.