Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943, стр. 73
Я продолжал придерживаться своих диаметрально противоположных взглядов на происходящее и уволил офицера с флота. Когда же Гитлер стал протестовать против моего решения, я написал ему личное письмо, в котором заявил, что, по моему мнению, этот офицер больше не может носить морскую форму и что, если Гитлер примет решение оставить его на службе на флоте, я сам буду просить об отставке. Чтобы избежать возможных проволочек, я направил это письмо с офицером моего штаба и просил его доставить ответ как можно скорее прямо мне в руки.
Спустя два дня Гитлер ответил, написав, что он не настаивает на дальнейшем пребывании офицера в рядах флота, но сделает его одним из своих личных адъютантов в аппарате партии. Такой вариант вполне устраивал меня, но весьма характерным для Гитлера было то, что он не позволил назначить ни одного другого военно-морского адъютанта в свой штаб вплоть до самого начала войны.
Подобные повторяющиеся трения с Гитлером в течение 1938-го и 1939 годов побудили меня все настойчивее задумываться об уходе с действительной службы. Меня совершенно не беспокоили почет и церемонии, полагавшиеся командующему военно-морским флотом. Все возрастающая важность этой показухи, которую придавало им национал-социалистское государство и его деятели, все больше отвращала меня от мысли введения их на флоте. Я неизменно отвергал все советы доброжелателей насчет того, что я должен привлекать к себе больше внимания. Несколько раз в течение 1938 – 1939 годов я просил Гитлера позволить мне уйти в отставку. В ответ он произвел меня в звание адмирала флота по случаю спуска на воду линкора «Тирпиц» в Вильгельмсхафене 1 апреля 1939 года.
Это звание и весь связанный с ним почет не особо впечатлили меня, но дали мне повод обдумать вопрос моей отставки во всех аспектах. С одной стороны, чем дольше я мог обеспечивать для флота благоприятное отношение Гитлера, сохраняя при этом свою независимость, тем больше материальных и людских ресурсов, в которых так нуждался флот для своего развития, я смог бы добыть для него. Я также был в состоянии напрямую вмешиваться, когда основные принципы существования флота подвергались нападкам с той или иной стороны. Кроме того, мой уход в отставку вызовет лишь смену командующего флотом, а это само по себе не принесет флоту никаких преимуществ. Я помнил, что отставка генерала фон Бломберга привела к упразднению недавно учрежденного поста командующего вооруженными силами и что отставка генерала фон Фрича подобным же образом не пошла на пользу армии. В обоих случаях тут же нашлись их преемники – и я слишком хорошо знал, сколь страстно деятели нацистской партии ждали этих отставок, чтобы заполнить их людьми, более подверженными партийному влиянию. Одним из них был Геринг, командовавший ВВС, а другим – Гиммлер, руководивший государственной тайной полицией.
Поэтому я стал склоняться к мысли, что мой долг состоит в том, чтобы оставаться на своем посту столь долго, сколько я смогу нести его бремя. Все высшие офицеры флота, с которыми я советовался по этому поводу, прося ответить мне максимально честно, разделяли мое мнение.
В числе тех факторов, которые повлияли на мое решение, было и то обстоятельство, что за десять лет, проведенных на этом посту, я сумел завоевать уважение как национал-социалистского государства, так и самого Гитлера. Своим участием в разработке военно-морского соглашения с Англией я смог содействовать успеху Германии в сфере внешней политики, и, оставаясь на своем посту и влияя на Гитлера, я, возможно, смог бы внести свой вклад в укрепление дружеских отношений с Великобританией. Я также считал, что в результате своего долгого и заботливого пестования отношений с Англией я приобрел определенное доверие в международных кругах, в особенности с тех пор, как барон фон Нейрат перестал возглавлять министерство иностранных дел.
Естественно, я принял все меры к тому, чтобы информация о моих расхождениях с Гитлером не вышла из флотских кругов и не стала достоянием общественности. На карту было поставлено не более и не менее как единство флота. С начавшейся в 1939 году войной все мои мысли об отставке ушли в сторону. Как командующий флотом я не мог бросить флот во время такого кризиса.
Однако были еще две другие сферы моих конфликтов с Гитлером и нацистской партией, которые затрагивали мои личные убеждения настолько глубоко, что я знал, что компромисса в них быть не может. Я чувствовал, что рано или поздно наши пути разойдутся. Этими двумя сферами были нападки нацистов на христианскую церковь и их отношение к евреям.
Глава 14. Флот и религиозный вопрос
С дней своего раннего детства я обрел в доме родителей твердую и неизменную веру в Христа и в христианскую церковь. Мои родители регулярно брали нас с собой на церковные службы и обсуждали с нами религиозные вопросы в семье, но больше всего они привили нам христианское отношение к жизни своим собственным примером. Я всегда был благодарен им за заложенные ими в моей душе те основы христианства, которые дали мне силы выполнять обязанности, возложенные на меня в ходе моей флотской карьеры, и которые превыше всего дали мне внутреннюю опору, чтобы вынести трудные дни Нюрнбергского процесса и десять лет моего заключения в стенах тюрьмы Шпандау.
Значимость веры и христианской церкви для сплочения народов и стран, вне зависимости от границ государств и политических разногласий, я познал с самого начала моей жизни. Никакие исторические события, никакие войны, никакие завоевания и никакие философские течения не преобразили наш мир столь глубоко, как это сделало христианство. Возможно, даже не осознаваемо каждым отдельным человеком, воздействие учения Христа проникло в самую глубину нашей жизни и приняло на себя ответственность за моральные убеждения и общественную культуру, в которой мы жили. Именно оно сформировало основу всего западного общества.
Основой государства, подобного нашему, я в этом уверен, являются христианские убеждения. Поэтому государство должно поддерживать и содействовать церкви и через нее способствовать религиозному пониманию своего народа. Не менее верно это утверждение и в отношении вооруженных сил.
В старом императорском флоте, как я знал это по своему собственному опыту, религиозные службы были вопросом официального регулирования, что нашло свое отражение в 1903 году в форме уставов лютеранской и католической служб на военно-морском флоте. Требование к личному составу присутствовать на религиозных службах давало каждому человеку возможность обратиться мыслями к вопросам веры. А тесное взаимодействие между церковью и вооруженными силами служило узами, скрепляющими общую христианскую веру.
На старом флоте имелись как лютеранские, так и католические капелланы, все большее число которых служило на борту кораблей постоянно растущего флота. Лютеранские и католические капелланы трудились бок о бок в тесном сотрудничестве, причем их взаимная зависимость друг от друга в корабельной жизни служила гарантией от возможности раскола, происходящего от разницы в вероучениях. Службы на борту проводились для приверженцев каждого из вероучений, а если штатный капеллан по тем или иным причинам отсутствовал, то старшие офицеры корабля проводили службу самостоятельно. Командуя крейсером «Кёльн», я часто проводил лютеранские службы. У нас существовал корпус штатных морских капелланов, которые прекрасно знали все реалии военно-морской службы и были искренне уважаемы на флоте. В ходе Первой мировой войны они более чем оправдали такое отношение к себе, трудясь на своих постах под огнем неприятеля, и были отмечены воинскими знаками отличия. Капеллан Роннебергер (впоследствии старший капеллан флота) служил на борту дивизиона кораблей, интернированных в Скапа-Флоу, в течение всего периода их пребывания там.
Но после войны, в Веймарской республике, возобладала совершенно другая концепция: религия есть личное дело каждого. Вооруженные силы уже не могли приказывать офицерам и рядовым присутствовать на религиозных службах или на уроках изучения Библии. Единственным способом влияния на личный состав флота в религиозном отношении оставался теперь личный пример.