Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943, стр. 41

Рейхстаг потребовал иметь свой контрольный голос в подобных предприятиях, чтобы избежать засвечивания политически опасных «секретных фондов». Для контроля за тайными расходами военного министерства была создана комиссия в составе начальников Верховного командования сухопутных сил и военно-морского флота, представителя министерства финансов доктора Попитца и доктора Сэмиша из расчетного управления. Члены комиссии или их заместители должны были контролировать все тайные расходы, которые, поскольку они были незаконными в свете статей Версальского мирного договора, не могли быть проведены через официальный бюджет. Уступка легитимности была сделана в том, что расходы эти были проведены через секретные статьи бюджета, которые во всех прочих отношениях исполнялись в точном соответствии с обычными правилами обращения с бюджетными средствами.

В процесс этот были вовлечены многие государственные учреждения, такие, например, как казначейство, а также некоторые члены рейхстага, входившие в бюджетную комиссию, причем все они были подробно информированы обо всех деталях. Невозможно переоценить их готовность идти на риск, несмотря на чрезвычайную ответственность, независимо от партийной принадлежности.

Я всегда был в очень тесных отношениях с начальником высшего командования сухопутных сил генералом от инфантерии Вильгельмом Хейе, обладавшим ясным пониманием характерных особенностей и задач военно-морского флота. Но в армейском командовании были и другие фигуры, считавшие флот ненужным для решения задач обороны страны и полагавшие, что средства для него было бы куда лучше передать армии. Именно осенью 1928 года группа разработчиков проекта армейского бюджета ухитрилась перебросить 20 миллионов марок из фондов флота на нужды сухопутных сил. Генерал Грёнер возложил вину за то, что он назвал вопиющей глупостью, на отдельных чиновников, верставших бюджет флота.

В сухопутных силах было в обычае, что начальники отделов министерства выходят при решении вопросов напрямую на военного министра, минуя начальника штаба. Так и генерал Грёнер имел обыкновение обходить меня при решении вопросов с моими начальниками отделов. Мне пришлось несколько раз напоминать ему, что это было строго исключено в той письменной программе, на основании которой и было принято решение о моем назначении на этот пост. Правда и то, что накануне Первой мировой войны административное управление и командование флотом не были в достаточной мере объединены. Штаб адмиралтейства, Военно-морское управление и командование флотом имели прямой выход на императора, минуя какой бы то ни было орган центрального руководства. Я решительно возражал против любого типа организации генерального штаба, которая допускала бы такую порочную командную структуру.

Я отнюдь не хочу сказать, что я желал утвердить свое лидерство диктаторского типа или был намерен подавлять мнения, отличающиеся от моего собственного. Наоборот, когда назревали очередные ежегодные преобразования в адмиралтействе, я всегда собирал совещание всех офицеров, гражданских специалистов и некоторых других сотрудников и требовал от каждого из них открыто изложить свои личные взгляды на проблему. Но столь же ясно я дал понять, что, коль скоро начальник адмиралтейства принял решение по тому или иному вопросу, от каждого подчиненного требуется его выполнение. Я также просил всех своих подчиненных и сотрудников сохранять конфиденциальность по всем вопросам и проблемам, относительно которых существовало расхождение во мнениях, равно как и не распространяться по поводу их внутреннего обсуждения в нашем кругу. Я приветствовал свободное и прямое изложение личного мнения со стороны всех командиров кораблей и флаг-офицеров флота, которых выслушивал во время своих частых посещений всех структурных единиц флота и участия в маневрах, учениях и инспекторских смотрах, как это должен делать всякий высокопоставленный офицер.

Поскольку в то время флот был относительно немногочислен, я был лично знаком со всеми старшими офицерами, хотя старался познакомиться и с возможно большим числом недавно пришедших на флот, намереваясь лично оценить их возможности. И в этом случае я приглашал всех офицеров, независимо от их званий, в общении со мной свободно излагать свои взгляды и мнения, даже если эти мнения будут критическими. Сам же я старался подавлять раздражение, которое иногда вызывали их откровенные суждения.

Из таких поездок я неизменно возвращался с длинным перечнем заметок и с многочисленными вопросами, которые следовало проработать в различных отделах и управлениях адмиралтейства. Некоторые из этих вопросов по проработке оказывались поднятыми строевыми офицерами несколько преждевременно либо не представляли собой практической ценности. Тем не менее на них неизменно отвечали в полном объеме и вполне тактично. Поскольку только здоровый обмен мнениями между центральным руководством и строевыми офицерами может послужить достижению эффективной службы, адмиралтейство ни в коем случае не должно занимать позицию холодного и отстраненного наблюдателя.

Регулярная ротация офицерского состава каждые два или три года служила привнесению свежего и стимулирующего влияния в различные службы и отделы, а также позволяла большинству флотских офицеров вернее понять меру ответственности центрального руководства. Подобная же ротация, хотя и в меньшем объеме, была введена также и для гражданского персонала.

В попытках создать твердое, единое руководство флотом я отнюдь не стремился к максимально возможной централизации власти; напротив, я всегда выступал за децентрализацию управления там, где это возможно. Совершенно естественно, что многие флотские офицеры принимали решения порой самостоятельно, ни с кем не консультируясь, и даже выкраивали для их осуществления небольшие суммы из более чем скромного бюджета флота. Однако такая организационная практика не вызывала моего одобрения, поскольку упомянутые энтузиасты обязаны были заниматься куда более важными вещами, чем вдаваться в чисто сомнительные предприятия. Мне пришлось настаивать на том, чтобы вопросы эти, равно как и поиски источников финансирования для них, были переданы на более низкие уровни управления, которые и должны их прорабатывать. И лишь когда военно-морской флот в последующие годы стремительно вырос, некоторые из этих офицеров старшего поколения признали необходимость большей децентрализации.

Дисциплина и чувство товарищества

Стараясь установить единообразную командную структуру на флоте, я одновременно с этим старался добиться и того, чтобы любое решение центрального руководства, касающееся боевой подготовки, конструкции и строительства кораблей или организационных мероприятий, принималось с учетом принципа: «Дисциплина и товарищество являются основой любого военного успеха». Этот принцип я старался внедрить во все аспекты деятельности флота. В первые трудные годы адмирал Бенке заложил прочную основу дисциплины. Но в последние годы, как это представлялось мне, каждый человек работал в излишне напряженном, все возрастающем темпе, что вовсе не оправдывалось необходимостью в мирное время. Из-за этого каждый год на кораблях имела место изрядная текучка личного состава, так что боевую подготовку приходилось начинать снова и снова, тогда как подготовке в составе дивизиона, в ходе которой каждый новобранец получает первые уроки военной дисциплины, уделяли все меньше и меньше внимания.

В 1929 году, с согласия всех высших флаг-офицеров, я ввел на флоте двухгодичную систему боевой подготовки – один год собственно боевой подготовки и один год маневров. Тем самым, хотя человеку и приходилось затрачивать два года, чтобы достигнуть максимума своей боевой эффективности, он получал больше времени на подготовку в своем дивизионе. Объемы работ военно-морских береговых подразделений были сокращены, равно как и время, в течение которого артиллерийские батареи находились вне своих гарнизонов. Число смотров было уменьшено, сокращены некоторые курсы боевой подготовки.