Уклоны мистера Пукса-младшего, стр. 2

Так как движение на улице все равно остановилось, мы с вами, читатель, вернемся на биржу, где старший маклер крикнул:

— Медно-серебряные!

Мистер Пукс-отец, услышав это, открыл рот (изумление: «о чем он, чорт возьми, говорит?»), закрыл глаза (напряжение памяти: «я что-то такое слышал по этому поводу!?..»), закрыл рот и глаза (обдумывание: «очевидно, он получил известия…») и помчался к телефону приказать своей агентуре покупать «медно-серебряные» в любом количестве, но как можно больше.

Именно теперь, в момент катастрофы в Сити и волнения на бирже, следует узнать, что мистер Пукс-младший — председатель юношеского отдела «Лиги ненависти к большевикам». Это следует знать потому, что обсерватория ошиблась. Потом уже, после излагаемой истории, ученые, не знавшие, какие последствия принесла семейству Пуксов их ошибка, выяснили, что над островом пронесся вихревой циклон, разразившийся дождем над Лондоном. Но в данный момент, независимо от научного названия, падал крупный, холодный дождь. Мистер Пукс-младший чувствовал себя отвратительно: спортивная рубашка липла к телу, кепка превратилась в цистерну для холодной воды, шины скользили, а небо изо всех сил старалось вылить на дорогу и на мистера Пукса-младшего возможно большее количество холодной, раздражающей и несомненно — мокрой влаги.

Единственная хижинка была в двухстах шагах, но именно оттуда ехал мистер Джемс. Войдя в хижинку, мистер Джемс потребовал гостеприимства, прекращения дождя и горячего чаю. На слове «чай» мистер споткнулся — прямо перед ним, на стене висел портрет Ленина. Приняв во внимание наше уведомление о политических убеждениях мистера Пукса-младшего — читатель поймет, почему Джемс мокнет в данную минуту под проливным дождем, стремясь с невозможнейшей по мокрой дороге скоростью достичь города, дома, места, где нет портретов большевистских вождей, но есть горячий чай и сухая одежда.

К этой груде событий следует прибавить еще и то, что катастрофу в Сити немедля ликвидировали — полиция и «Скорая помощь» с предельной быстротой очистили улицу. Однако, несмотря на все усилия полиции, мистер Пукс-старший не мог выбраться из-под обломков — колесо ударило его прямо в левый висок, а руль, согнувшись и въевшись в тело, освободил из клетки ребер его честное, британское сердце. О шофере мы не говорим — за тридцать-сорок фунтов в месяц всегда можно будет нанять нового!

Точно так же мы предпочитаем умолчать о Томми Финнагане. Не всякому приятно видеть, как под обломками автомобилей погибают самые лучшие планы и надежды. Правда, в этот момент Томми улыбался, но эту улыбку нельзя было назвать приятной или милой. Это была улыбка человека, которому предстоит еще долго итти по мучительно-трудной дороге к светлым стенам строящегося величественного дома.

Таким образом, благодаря ошибке обсерватории, любовным томлениям старого кота и мозолю старшего маклера лондонской биржи, мистер Пукс-младший стал единственным обладателем: титула «старший», большого состояния и насморка.

Глава вторая,

в которой главную роль играют покойники.

Утро принесло подробности катастрофы в Сити. Старый, серый кот — одна из ничтожных причин катастрофы — приложил, как оказалось, все усилия к тому, чтобы зацепить своей смертью возможно большее количество людей.

— …Я вас не совсем понимаю, мистер Уинклоу. О каком четвертом вы говорите?

На мгновенье в кабинете инспектора Скотлэнд-Ярда [7] воцарилась зловещая тишина. Лицо инспектора Уинклоу стало багровым. Инспектор прорычал в телефон:

— О четвертом покойнике, конечно, доктор! О четвертом покойнике, доставленном вам вчера из Сити! Он…

— Инспектор, мне доставили трёх покойников.

— Четырех!

— Трёх, чорт возьми! Насколько я знаю, ни один покойник, кроме Иисуса Христа, не убегал из морга!

Инспектор осторожно положил телефонную трубку мимо рычага; серия изумительных проклятий водопадом устремилась с его губ; кто-нибудь из них двоих — он, инспектор, или врач, заведующий моргом, — сумасшедший. Покойники не исчезают, как головные шпильки!

— Джепкинс! Джепкинс!

Уже по голосу начальства Джепкинс понял, что ему предстоит.

— Джепкинс, через сколько минут вы были на месте автомобильной катастрофы?

— Через две минуты, сэр.

— Сколько там было трупов?

— Оч-чень много, сэр.

— Сколько там было трупов, идиот!?

Джепкинс побледнел:

— Мистер Пукс — раз, его шофер — два, наш шофер — три, преступник — четыре. И вы, сэр…

— Я тут ни при чем, Джепкинс. Я еще не умер. Куда вы девали трупы?

— Отправил в морг, сэр. На фуре, сэр. На проезжавшей частной закрытой фуре, сэр.

Нет, это был не рев, не рычание, а вопль:

— Машину!

По пути к моргу инспектор Уинклоу обдумывал невероятное событие. Но за десять минут, да еще не имея всех данных, ничего не надумаешь.

У входа в морг инспектор столкнулся с выходившей старушкой и двумя юношами. Один из них остановил инспектора:

— Мистер, это мать Томми Финнагана. Мы — его друзья. Нам хотелось бы похоронить его, а трупа в морге еще нет. Мы собирались к вам, мистер…

Но инспектор не слушал. Гигантскими скачками он летел в кабинет врача: фраза «а трупа в морге нет» пришпорила его.

Из кабинета инспектор вышел медленно. Джепкинс видел труп Финнагана, погрузил его в фуру, но в морг труп доставлен не был. В Лондоне не бывает чудес — труп, очевидно, похитили из фуры в момент перевозки. А может-быть, фургонщик был переодетым единомышленником Финнагана?

Инспектор невнятно пробурчал шоферу адрес. Машина двинулась.

Мать и двое друзей Томми все еще стояли у морга.

— Ты видел, Джим?

— Угу! Он очень взволнован. Он тоже, кажется, не знает, где труп Томми.

— А я, Джим, боюсь, что это его очередной трюк. Они боятся, что мы превратим похороны в демонстрацию.

Джесс Финнаган низко опустила голову. Работнице-прачке трудно плакать. Пары мыла и щелока, испарения грязного белья, жара и спешка начисто разъедают не только руки, но и сердце. Скупые слезинки застыли на ресницах. И Джесс перестала плакать. Только глубоко-глубоко, в том уголке сердца, который не был еще изъеден работой, рабством, горечью жизни и мыльных паров, притаилась печаль, великая печаль матери об ушедшем сыне, о сыне, изжеванном дьявольской машиной британского закона.

Оба спутника Джесс не плакали. Томми был великолепным работником, чудесным парнем. Томми страдал и погиб в лапах врагов. Томми заслужил почести, которые должны ему воздать свои. И поэтому мертвый Томми должен быть найден.

Плакать некогда. Нужно искать. Нужно найти труп Томми, хотя бы полиция спрятала его в Букингемском дворце [8].

Инспектор не терял времени; инспектор Уинклоу понимал, что его карьера зависит в данный момент от успеха розысков трупа Финнагана. Широкая публика может простить полиции побег заключенного, неудачные поиски живого преступника. Но исчезновение трупа врага порядка — это уже будет слишком! Все, до самого последнего мальчишки у самого захудалого лифта, будут смеяться над полицией и инспектором. Мистер Уинклоу уже видел мысленным взором огромную карикатуру в левых газетах: покойник с цепями на руках и ногах возносится на небо, а инспектор Уинклоу ищет его в сахарнице…

Инспектор не терял времени. Инспектор прямо из морга направился на заседание юношеского отдела «Лиги ненависти к большевикам».

— Джентльмены! — сказал инспектор. — Труп исчез из фуры, хозяина которой мы разыскиваем. Я предполагаю, что труп Финнагана похищен его единомышленниками. Но, джентльмены, Лондон не такой город, чтобы в нем можно было в любой квартире спрятать незаметно покойника. Я обращаюсь к вам за помощью, джентльмены. Полиции неудобно искать труп. Это может посеять дурные толки. Ищите труп, джентльмены!

Председатель отдела — мистер Джемс Пукс — собрал все свое мужество. Его нервы, натянутые событиями минувшего дня, с трудом переносили упоминание о покойниках, тем более — о таких беспокойных покойниках, как Финнаган. Джемс собрал все свое мужество, чтобы хорошо исполнять обязанности, возложенные на него обществом, отечеством и текущим счетом в банке; Джемс подбавил жару после речи инспектора: