Зона бессмертного режима, стр. 37

– Да, коллега, посмотрю я, вы уже набили руку. – Тот, сидевший рядом за пультом грависвязи, кивнул, дружески оскалился, а закончив сеанс, дабы добро не пропадало, тоже мертвой хваткой взялся за змей – принялся знакомиться с их внутренним строением, особенностями анатомии, скелета и органами ядотворения. Причем старался не только конечностями, но и языком – рассказывал о явной нерентабельности метода добычи драгметаллов из океанской воды. Что куги, что кубаббары, что…

– Да и хрен с ними, – отреагировал Энки, крайне индифферентно вздохнул и с тихим вожделением, мечтательно окинул взглядом снятое. – Вот вы говорите, коллега, женские подвязки из змеиной кожи… А что, если посмотреть на проблему шире, глобальнее, так сказать. Представьте только себе – почти что несуществующие трусики, миниатюрнейшие танга, узкие, практически ничего не закрывающие слипы, мини-бикини на пределе возможного. А лифчики, бюстгальтеры, топы, комбидрессы. И все это из змеиной кожи. Пикантейшее, облегающее, плотно врезающееся в плоть, не скрывающее всех этих нюансов, всех волшебных выпуклостей, всех этих невероятных подробностей волнующего женского тела…

Глаза его загорелись углями, скуластое лицо раскраснелось, на лбу выступил пот и, что самое удивительное и непонятное, прорезалось удивительное красноречие. М-да. А ведь закончился только первый день воздержания. Что же будет дальше?

Три недели спустя

– Так-с, вошли в посадочный коридор, движутся на наши маяки. – Тот отвернулся от экрана, весело поправил очки и несколько двусмысленно, с ухмылочкой взглянул на неподвижного Энки. – Значит, скоро будут.

– Да? – Энки порывисто вздохнул, судорожно дернул горлом и трудно потрогал языком обветрившиеся сухие губы. – Господи, неужели, господи…

Он все еще не мог поверить своему счастью и пребывал в каком-то состоянии ступора. От радостных известий-то, оказывается, можно попасть и не на седьмое небо. Просто на небеса.

Дело происходило в командном модуле утром ни свет ни заря – ждали запланированный планетоид с борта кормильца-звездолета. Он должен был доставить оборудование, припасы и обслуживающий персонал для построенной на скорую руку биолаборатории. Вроде бы ничего такого необыкновенного, экстраординарного, выбивающего из колеи. Вроде бы… Но это смотря для кого. Начальником-то биокомплекса Ан назначил свою дочку Нинти, и она вот-вот должна была предстать пред запавшие очи Энки. Длинноногая, рыжеволосая, крутобедро-высокогрудая, со своим укромнейшим, уютным лоном… Словом, во всем своем расцвете красоты, шарма, прелестей и обаяния. Прекрасная, похожая на богиню. Сам-то Энки выглядел не очень, уже не прежним молодцом, эти три недели воздержания дались ему с трудом – он исхудал телом, спал с лица, обрюзг душой и, чтобы хоть как-то выжить и не залезть в петлю, завел себе двух любовниц. Бывшего генерала от бронелазии Энбилулу и бывшего же сказителя от дипломатии Энкинду. Ануннаков ласковых, покладистых, проверенных и безотказных. Эх, если бы не они…

– Ну что, коллега, пора. – Тот снова глянул на экран, значимо кивнул и потянул Энки за собой к выходу из модуля. – Пошли, коллега, пошли.

Пошли. В стылую, пасмурную неприветливость раннего промозглого утра. Новый день на чужой планете только начинался – стлался волокнистый туман, пробовали многоголосие птицы, урки, мрачные и злые после ханумака, выгоняли на работу массы. Хмурый Мочегон, оставленный Красноглазом за старшего, следил за процессом, держался за башку и голосом нехорошим повторял:

– Всех, всех затрюмую, раздербаню, на ноль помножу, педерастами сделаю. Всем рога обломаю.

В общем, все было как всегда – серо, обрыдло, монотонно и совсем не весело. И вот, нарушая рутину, монотонность и избитость бытия, в небе грохнуло, раскатилось, завибрировал воздух, и сверху, из-за туч, показался планетоид. Он плавно описал дугу, слепя малиновым огнем форсажа, затем завис, инициировал пси-поле и мягко опустился на упоры. Выдвинулась аппарель, отошла дверь шлюза, и на свет божий появилась Нинти – стройная, улыбающаяся, рыжеволосая, действительно прекрасная, как богиня. Легкий субаэровысотный костюм плотно облегал ее лакомое тело, подчеркивая стройность длинных ног, волнующую высоту груди и бесподобность линий дивных бедер. Куда какому-то там исподнему из змеиной кожи.

– Салют! – Нинти ручкой сделала всем привет, мило улыбаясь, отошла в сторонку, и Мочегон с братвой сразу воодушевились, хмыкнули, радостно заржали:

– Ы-ы-ы, такую мать! Лафа…

Да, похоже, тотальному воздержанию наступал конец – обслуживающий персонал лаборатории состоял на сто процентов из женщин. И даже на самый первый взгляд, к гадалке не ходи, из стопроцентных женщин. Бывалых анунначек, у которых небось не срывалось. И не сорвется.

– Ну, здравствуй, братик, – чинно, как и полагается сестре, зарулила Нинти в объятья Энки, крайне целомудренно, по-родственному сдержанно поцеловалась с ним, однако все же исхитрилась, улучила момент – потерлась незаметно так о его бедро лобком, изобразила страсть, восторг, экстаз и ликование – мол, помню, сохну, уважаю и хочу. В общем, дорогой ты мой, готовься…

Изображать-то она радость и восторг изображала, а у самой-то на душе было не очень. Ну, во-первых, что Энки, что Энлиль – все одно, хрен редьки не слаще, то бишь те же яйца, только в профиль. Ну а во-вторых, и это самое главное, Нинти влюбилась. В могучего, неутомимого, как тавр, суперануннака по имени Кумарби. Один господь бог, ангелы и приснодева знают, как ей было хорошо с ним там, на звездолете, в уютнейшей каютке на четвертой палубе. Хотя, увы, не только господь бог, ангелы и заступница приснодева. Об ее романе стало известно Энлилю, со всеми вытекающими тяжелыми последствиями. Была драка, мордобой, ужаснейший скандал и, естественно, вмешательство грозного папахена. И вот он, нерадостный итог – бедный, до смерти избитый Кумарби там, а она здесь, на этой мерзкой планете, в объятиях своего братца Энки. Этого похотливого, эгоистичного самца, так и порывающегося обрюхатить ее во славу своих личных амбиций. Вот козел. Да, впрочем, не он один. Все мужики сволочи и гады, грубые примитивные создания. Нет, право же, понять женщину может, наверное, лишь женщина, только она может подарить ей по-настоящему чудное мгновение. Гм. Интересно, интересно, над этим стоит подумать. Хотя какие теперь мысли, какое что – надо сеять ханумак, выращивать триноплю, разводить, черт бы его побрал, этого карпа Ре. С папахеном шутки плохи – крут, может запросто оставить без клитора [164]. Что с него возьмешь – сатрап. Грубый, примитивный самец.

– Привет, сестренка, – воодушевился Энки, с крайним напряжением вздохнул и, трудно разорвав отнюдь не братские объятья, с полнейшим равнодушием спросил: – Ну как там наши? Уважаемый отец? Разлюбезнейший брат?