Зона бессмертного режима, стр. 19

– Так, ну вот и молодцы, – с вескостью заметил Ан, крайне глубокомысленно вздохнул, в задумчивости поводил стволом бластера и выбрал уркагана покрупней. – У тебя сколько доз?

– П-п-п… – отозвался тот, впрочем, без особого энтузиазма. – Пять… доз… у меня…

– А у тебя? – повернулся Ан к другому шкафу, без труда узнал, что тот имеет шесть доз, тронул поседевшие густые волосы и подошел к все еще скорчившемуся Алалу. – Ну ты и жмот. – С силой приласкал ногой в больное место, выудил из-за пазухи емкость с ханумаком, знаком подозвал к себе первого амбала.

– Тебя как звать-то? Шамаш? Хорошее имя. А по какой статье? По сто сорок восьмой? По сто сорок восьмой прим [61]? Гм… На, держи, здесь двести доз, честно поделите на всех. И скажи всем от моего имени, что отныне всегда будет так. Я сказал.

– О-о-о, – ликующе прокатилось в братве, зацокали одобрительно языки, на гнусных физиономиях ануннакского отребья закривились сладострастные ухмылки. – Ы-ы-ы…

По существу, это была стая – алчная, злобная и нестойкая, где царил единственный закон – сила. С дерьмом смешали вожака? Замокрили товарищей? Плевать. Главное, вроде бы обламывается ширева немерено. А что делать на этой чертовой Нибиру, как не убивать время? Дозу, дозу, дозу давай…

– Ну вот и ладушки, – сделал вывод Ан, засунул излучатель за пояс и миленько так посмотрел на уркаганов. – Я вижу, возражений нет. Да, чуть не забыл, последний штрих, – весело хмыкнул он, медленно расстегнул штаны и принялся мочиться на Алалу. Не спеша, от всей души, с чувством, с толком, с расстановкой. Мерно журчала струя, корчился в теплой луже нигрянин, стая с равнодушием смотрела на процесс запомоивания вождя. Дозу, дозу, дозу… Наконец Ан иссяк, с улыбкой подошел к дрожащей Нанн и, с нежностью полуобняв за плечи, направился в покои Алалу.

– Э-э-э, – раздался за его спиной грубый голос. – А этого куда? В конвертер?

Говорил угонщик Шамаш. Он все еще стоял в ступоре, с какой-то улыбкой на губах и не сводил горящих глаз со склянки с экстрактом ханумака. Чем-то он напоминал больного ребенка, сжимающего в руке любимую игрушку. Другая его рука указывала на запомоенного Алалу.

– Хрен ему, а не конвертер. Пусть раданий кайлит, – даже не обернулся Ан. – В шахту его, на гной, на нижний уровень и на пониженную жирность. Завтра лично проверю.

В голосе его звучали властные нотки, он снова ощущал себя Корректором Совета. Только не Верховного – Уголовного.

– По железке [62], сделаем, – вышел из прострации Шамаш. – Эй, Глыба, Хорь, Зануда, Мочегон. Слышали, блин, что сказал утес? В шахту этого говнюка, на нижний уровень, на гной. Живо, бля, у меня!

Вот так. Утес умер, да здравствует утес.

Тюрьма Нибиру. Двадцать лет спустя

– Ну что, сучий выкидыш, – угрюмо буркнул Ан, нехорошо прищурился и посмотрел на сына, наследника Энлиля. – Доигрался, бля? Довыкаблучивался? Дотряс мудями? Вот я тебя, суку, в шахту. В подручные к Алалу…

Он посмотрел исподлобья снизу вверх – сынок был росточком под самый потолок.

– Отец, да она же сама была не прочь, – показал на миг зубы Энлиль. – Кончала, как умалишенная. Какая там целка, какое там что…

Они беседовали по-родственному в кабинете Ана – неспешно решали в коллективе возникший вопрос. А дело было в том, что пару дней назад Энлиль столкнулся в душе с шикарной мокрощелкой. Ногастой, буферястой, блондинистой и задастой. И далеко не дурой – дав поиметь себя и так, и сяк, и эдак, она умело распустила слух, что взяли ее силой. И вот теперь, пожалуйста, возникла дилемма – то ли посылать Энлиля на перевоспитание в шахту, то ли самому Энлилю посылать той девке «брачные одежды». М-да…

– А, значит, говоришь, подмахивала, как умалишенная, – усмехнулся Ан, шагнул поближе и вдруг стремительно, без подготовки, приласкал Энлиля в солнечное сплетение. – Значит, говоришь, какая целка? Какое что?

Это был удар мастера – резкий, дозированный, точно на вдохе. Сделанный так, чтобы не травмировать, не навредить – строго наказать.

– О-о-о-х, – рухнул на колени сын, сложился вдвое, а родитель крепко ухватил его за ухо и принялся с невиданной экспрессией трепать.

– Думай впредь башкой, а не мудями. Не позорь фамилию. Береги авторитет отца. Понял ты меня, сучий сын? Понял?

– Да понял я, понял, – вырвался наконец Энлиль, встал, потрогал пламенеющее ухо. – Так что же делать-то теперь, отец?

В голосе его звучали злость, растерянность, уважение и мука – сразу чувствовалось, что ему не хочется в шахту.

– Что делать, что делать – жениться, брачеваться, сочетаться узами, – ухмыльнулся Ан, подобрел и ласково, по-отечески кивнул. – И надеюсь, теперь ты перестанешь спать с Нинти?

Весь его вид как бы говорил – эх, малые детки, малые бедки.

– А что, разве я один? – оскорбился Энлиль. – А потом, она все-таки врач, специалист. С ней никаких проблем…

– Дурак. Энки трахает ее не просто так, – с вескостью заметил Ан. – Его ребенок от нее будет иметь больше прав, чем твой от кого-либо. Не забывай, она его сестра.

– Ну конечно же, отец. Вы, как всегда, правы, – согласился Энлиль. – Вот моя мать, к примеру, вам приходится сестрой, и я являюсь вашим законным преемником…

В это время раздался стук, дверь с осторожностью открыли, и в щелку протиснулся Паштет, шнырь на побегушках.

– Утес, Шамаш впал в распятье [63], в башне торчит. Там какие-то непонятки, в натуре.

– Ну все, иди готовься к таинству, – глянул на Энлиля Ан, выругался про себя, не забыл про бластер и двинулся на Центральный пост. – Паштет, за мной.

Центральный пост – это громко сказано. Маломощная ГЭВН, плохонький радар, примитивное переговорное устройство. А большего и не надо, чтобы делать ченч радания на протоплазму.

– Утес, ты глянь. – Шамаш при виде Ана встал и указал на метку на экране локатора. – Какие мысли?

– Они там что, охренели? – отреагировал Ан. – Вчера ведь прилетали…

– Да нет, утес, это не Смотрители, – насторожился Шамаш и лихо заелозил пальцами по клавишам. – Так, так, так. А, вот, есть контакт. Ни фига себе. Это же круизный суперлайнер класса два нуля. Шестнадцать палуб, три бассейна, два зимних сада, одно мудбольное поле и гиперпространственный двигатель. А еще полторы тысячи богатеньких, зажравшихся, откормленных бездельников. Э, такую мать, разрази меня гром, да ведь они летят прямо сюда, на наши сигнальные маяки! Ну, утес, жопу даю, сейчас будет что-то интересное.

Как бы в подтверждение его слов пол под их ногами завибрировал, раздался непередаваемый рев, и купол Нибирской колонии вздрогнул. А откуда-то из космоса, застилая свет звезд, уже стремительно надвигалась тень. Исполинская, неправдоподобная, напоминающая формой утюг. Казалось, что еще мгновение, еще чуть-чуть, и утюг этот разгладит Нибиру. Однако ничего – движение замедлилось, зашатались скалы, рев, сделавшись тоном ниже, достиг запредела, и тень превратилась на глазах в махину межгалактического звездолета. Настолько завораживающе огромного, что просто не верилось, что это творение рук ануннакских.

– Мать моя, они же идут на ручном управлении! На фотонной тяге! – глянул на приборы Шамаш. – У них не пашет бортовая ГЭВН. Ну, блин, и рулила. Выше среднего.

Звездолет тем временем плавно снизился, испоганил все окрестные ландшафты и, не выпуская стационарного шасси, опустился на силовую пси-подушку. Не зажигая опознавательных огней, без позывных, без разрешения, наплевав на все порядки. Гм, странно.