Зона бессмертного режима, стр. 17

«Да, похоже, вояж у меня намечается знатный». Бродов, ничем не выделяясь из масс, получил конверт, проверил содержимое, с удовлетворением крякнул и принялся ждать. Вернее, знакомиться с Мариной, Аленой, Валентиной Степановной, Мишаней, Тарасом и четой Стародворских. Наших соотечественников, заранее терзаемых ностальгией, резко и конкретно потянуло к сближению. Наконец великодушно скомандовали на посадку, начался великий шмон, копание в белье и постепенное подтягивание к магазину тэкс фри. Отечество здесь было в своем репертуаре – питейно-алкогольном ликеро-водочном, а ценники такие, что даже Бродов удивился. Впрочем, предавался удивлению он недолго – подъехали автобусы, забрали народ и быстренько перекантовали на летное поле. К огромному, не вызывающему дурных эмоций аэробусу. Здесь их уже ждали с нетерпением пограничники, стюардессы и энергичная дама в штатском. Взгляд, нижние конечности и броская фигура были у нее, как у секретарши Бродова.

И вот свершилось – люди поднялись внутрь, расселись по местам, пристегнули ремни. Могуче рявкнули турбины, аэробус вздрогнул, с готовностью взял старт и все быстрее покатился по полю. Рванули за корму елки лесополосы, шасси резиново отбарабанило марш прощания, моторы выдали на гора всю мощность. И пассажиры, невзирая на заложенные уши, вздохнули с облегчением – ура, взлетели. Обстановка сразу сделалась непринужденной, теплой и какой-то дружественной. Если что – так все товарищи по несчастью. А тут еще стюардессы выкатили тележки, уставленные емкостями с горячительным, хоть и за бешеную цену, как в последний раз, но с гарантией не левым, не паленым, фирменным. Народ денег не жалел, брал – впереди еще предстояла мягкая посадка. В общем, скоро в самолете стало жутко весело – шум, гам, смех, хождение по салону, заигрывание без пряников, паломничество в туалет. Ржали – не по понятиям, по-лошадиному, – два набравшихся братка, ходил, занудничал, напрашивался на скандал какой-то самоуверенный сынок Израилев. Шибко, видимо, переживал, что едет к арабам в лапы.

«Э, милый, двигал бы тебе к себе в сектор Газа, – мысленно пожелал ему Бродов, с неодобрением вздохнул и хмуро покосился на бандитов. – Эко как радуются-то. Вот тебе и не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна». Потом он побаловался минералкой, съел аэрофлотовский обед и, глянув сквозь стекло иллюминатора на море белоснежных облаков, заснул. Приснились ему, как всегда, – башня, мерное ее коловращение и женский певучий голос. Черт знает как похожий на голос незнакомки из «Волги».

Глава 2

Малая планета Нибиру, мобильная строгая зона

«Тики-так, и что мы имеем. – Ан неторопливо подошел к котлу, закатал рукав малиновой зекоробы и, достав из жижи корень ханамака – побелевший, ломкий, надо думать, уже дошедший до кондиции, не спеша, со знанием дела раскусил. – М-м-м, рановато, надо бы еще».

Да, торопиться здесь совсем не следовало – пропитка ханамака экстрактом соды дело основательное, важное, так сказать, фундамент всего процесса. Поспешишь – ануннаков насмешишь. Очень, очень серьезных ануннаков. Так что самому будет совсем не до смеха. Да, суета, неосмотрительность, блуд, – сколько из-за них случается несчастий и обломов. Взять хотя бы его самого… Из Вседорбийской Академии наук, с поста Корректора Верховного Совета сюда, в четвертый блок мобильной строгой зоны на Нибиру. И черта ему надо было в том перевороте? Главный членотряс империи как сидел на своем троне, так и сидит, а он вот здесь, в дерьме, лепилой… Готовит ширево для местных блатарей. Да, как ни крути, а что-то жизненный путь извилист, словно след гуся-вертихвоста на воде. Зато уж планета-то Нибиру летит по строго выверенной, рассчитанной орбите – вытянутой, эллиптической, проложенной в запретной зоне. Ни тебе пассажирских звездолетов, ни тебе грузовых, ни тебе прогулочных яхт. Идиотов нет – имперские крейсера бьют на поражение. Фотонным, глубоко поляризованным лучом. Вдрызг…

Жижа в баке между тем вспенилась, забурлила, покрылась пузырями, и Ан привычно, поминая всех богов, принялся грузить корневища в корзину – на просушку. Затем они были смешаны с «кислятиной» и с «горючкой», обработаны «дурилкой» с нейтрализующим составом, полученный раствор процежен, отфильтрован и остужен, а вторяк неспешно выпарен до посадки на корку. Наконец на донышках и стенках реторты остался самый смак, самый цимес, блестящая твердая пленка.

«Тэк-с, – одобрил свои действия Ан, налил дистиллированной воды, довел раствор до кипения и поставил на холод остывать. – Нате, задавитесь».

На душе у него было пакостно – это что же, и дальше все будет так? Он, Хранитель Истины и Посвященный в Мудрость, будет готовить ширево для всякой сволоты? Здесь, в этом галактическом гадюшнике, летящем по эллиптической орбите? Ну, блин, жизнь, в пору околеть. Только вот и тут засада, наиполнейший облом. Он же происходит из Касты Бессмертных, из тех, у кого дезактивирован ген, отвечающий за старение. А значит, сам он и его потомки будут гнить на этой чертовой Нибиру до скончания веков – так решил наигуманнейший и наисправедливейший имперский суд. Собственно, как до скончания веков – нужны, естественно, процедуры, профилактические вакцинации, но все равно это очень надолго. Можно, конечно, исхитриться и всадить пику-кишкорез себе под подбородок. Твердо, глубоко, чтобы раз и навсегда. Но это табу, тяжкий грех, нарушение Гармонии – страшно распоряжаться тем, что тебе не принадлежит. Так что придется скоблиться дальше, выживать, коптить искусственное небо Нибиру. Впрочем, какое там, к черту, небо – хаос перекрытий подземной тюрьмы, расположенной у самой преисподней.

«Да, черт меня трижды побери, сдохнуть мы всегда успеем. – Ан глубокомысленно вздохнул, тронул запотевшую реторту и ловко перелил ее содержимое в посудину с герметичной пробкой. Хмыкнул, посмотрел на свет, прищурившись, прикинул уровень и несколько понизил его при помощи двухштокового шприца. – Заслужил. Перебьются…»

За стеной в это время послышался шум, крики, ругань, конкретные удары по живому. Вне всякого сомнения – звуки драки.

– Дьявол, поимей свою мать, опять, – с чуством матюгнулся Ан, распахнул пинком дверь и увидел на полу своих отпрысков, сыновей Энлиля и Энки. В крови, в соплях, в злобе, сплетенных в крепких, отнюдь не братских объятьях. Снова, видимо, выясняющих отношения. А чего, собственно, выяснять-то – Энки, хоть и старший, первенец, однако Энлиль рожден сестрой Ана. Следовательно, он более «чистого семени» и является прямым законным наследником. Только вот чего? Родовой дворец, рабы, угодья, персональный звездолет – все в прошлом. Сейчас – только закут лазарета да возможность не работать в шахте. Не махать теллуриевым кайлом, добывая вредоносный раданий. Эх, дети, дети, молодо-фиолетово…

– А ну-ка брейк! – зверем глянул Ан на своих наследников. Те остановились, расцепили объятья и замерли в ожидании. – Я вам говорил, что в ваших жилах течет одна кровь? И крайне неразумно проливать ее друг у друга? А?

– Да, отец, – синхронно проглотили слюни Энлиль с Энки. – Говорили.

– Так сколько раз можно повторять? – взорвался Ан. – Или, может, зарубить это на ваших глупых головах, на которых хоть кол теши? А?

– Нет, отец, рубить не надо, – хором ответили Энки и Энлиль. – Мы уже все поняли. Осознали до глубины души.

Они отлично знали, что рука у Ана тяжелая и длинная. Впрочем, как и нога.

– Ладно, – с легкостью согласился тот, быстро сменил гнев на милость и требовательно взмахнул рукой: – Ну, показывайте.

– Да, отец, – встрепенулись дети и вытащили самодельные тетради. – Вот, пожалуйста… Трином с кубическим двучленом в септонатуре круга. В частных производных. Как вы велели.

– Гм, – быстро глянул Ан, моментально вник и сделался доволен – все было верно, причем у обоих. А ведь наверняка не списывали… – Так, – одобрил он, отложил в сторону тетради и с отеческой улыбкой, напоминающей оскал, посмотрел на сыновей. – С этим ладно, а ну-ка как с другим? Двойная атака в пах и челюсть. Энлиль первым номером, Энки вторым. Вперед!