13 причин почему, стр. 23
«Крестмонт». Поворачиваю за угол, и вот он, менее чем в квартале. Один из местных ориентиров. Последнее строение в стиле ар-деко.
– Не переживай, – сказал ты.
Возможно, ты знал, что у тебя мало времени, потому что твоя рука тут же соскользнула с моего бедра. Я ударила тебя обеими руками, и ты упал на пол. Сейчас, когда я это вспоминаю, мне кажется, что когда кто-то летит с барного стула на пол – это выглядит смешно. Однако никто в кафе не засмеялся. Они поняли, что человек упал не просто так, что что-то случилось. Так почему же никто не пришел мне на помощь?
Всем спасибо.
Фронтальная стена кинотеатра задрапирована тканью, которая свисает до самой земли. Неоновые буквы, загорающиеся одна за одной, похожи на перо электрического павлина, – К-Р-Е-С-Т-М-О-Н-Т.
В любом случае ты ушел. Ты не устроил скандал, только достаточно громко, чтобы все слышали, обозвал меня динамщицей.
Я продолжала сидеть у стойки, собираясь с силами уйти.
Иду к «Крестмонту». Магазины, мимо которых я прохожу, уже закрыты. Кругом только темные витрины. Но затем появляется угол здания, возвышающегося до небес. Его стены и пол такого же цвета, как неоновая вывеска, указывающая на вход. В центре здания – касса с окнами, выходящими на три стороны. Здесь я проработал не один вечер.
В этот момент я почувствовала, что всем на меня наплевать, никому нет никакого дела до того, что я чувствую.
Я положила все силы на то, чтобы мой первый поцелуй был идеальным… и в итоге получила клеймо позора.
Два человека, которым я доверяла, отвернулись от меня.
А один из них даже использовал меня, чтобы вернуть внимание других, а я была обвинена в предательстве.
Вы успеваете следить за происходящим? Я не очень спешу?
Что ж, не отставайте!
Меня лишили ощущения безопасности и защищенности. А потом использовали это, чтобы удовлетворить свое извращенное любопытство.
Она делает паузу и начинает говорить немного медленнее.
Затем начинаешь понимать, что ты делаешь из мухи слона, что становишься мелочным. Уверена, может показаться, что ты уже не сможешь закрепиться в этом городе. Появляется ощущение, что каждый раз, когда кто-то протягивает тебе руку помощи, он в результате тянет тебя в другую сторону, и ты скатываешься еще ниже. Но нельзя все время мыслить пессимистично, Ханна, нужно учиться доверять окружающим. Так я и сделала. Еще раз.
Последнее на сегодня кино еще не закончилось, но около кассы уже никого нет. Я стою на мраморном полу, а вокруг висят постеры с рекламой фильмов. В этом кинотеатре у меня был шанс сблизиться с Ханной. И я его упустил.
А затем… хорошо… появились все те же мысли. Я когда-нибудь смогу сама распоряжаться своей жизнью? Неужели меня всегда будут обманывать люди, которым я доверяю?
Ненавижу то, что ты сделала, Ханна.
Будет ли когда-нибудь так, как я хочу?
Ты не должна была так поступать, ну зачем?
На следующий день, Маркус, я кое-что для себя решила. Я решила выяснить, как в школе отреагируют на то, если один из учеников никогда там больше не появится. Как говорится в песне, «ты потерян, ты ушел навсегда, мой дорогой Валентин».
Прислоняюсь к стеклу, за которым висит один из рекламных плакатов, и закрываю глаза. Я слушаю историю человека, который не выдержал и решил сдаться. И этот человек, эта девушка, мне нравилась. Сейчас я слушаю ее исповедь, ее рассказ о том, как она медленно, но верно шла к смерти. К сожалению, уже слишком поздно, я ничего не могу для нее сделать.
Сердце колотится в груди так, что я не могу устоять на месте. Все, что мне остается, мерить шагами мраморный пол перед кассой. На окне на тонкой цепочке висит табличка: «Закрыто. Ждем вас завтра!»
Когда находишься снаружи, сложно понять то ощущение, которое испытываешь, сидя в помещении кассы. Я чувствовал себя как в аквариуме. А единственное общение с внешним миром происходило через небольшую щель под окном, в которую люди просовывали деньги, а я отдавал билеты. Или когда кто-нибудь из других сотрудников заглядывал на минутку.
Когда я не продавал билеты, то читал книгу или выглядывал из своего аквариума в фойе, высматривая Ханну. В некоторые вечера мне было особенно тяжело. Тогда я наблюдал, сколько масла она добавляет в попкорн. Сейчас это кажется глупым, но что было, то было.
Так было и в тот вечер, когда в кинотеатр пришел Брайс Уокер. Он был с девушкой и хотел, чтобы я продал для нее детский билет.
– Она же все равно не будет смотреть фильм, – сказал он и подмигнул мне. – Ну, ты понимаешь, о чем я, Клэй?
Я не знал девушку: наверное, она училась в другой школе.
Понятное дело, что она давно вышла из детского возраста, а шутка Брайса ей не понравилась. Поэтому она достала кошелек.
– Тогда я сама заплачу за свой билет, – сказала она.
Брайс отодвинул ее деньги и сам заплатил полную стоимость.
– Расслабься, – обратился он к ней. – Я пошутил.
Где-то в середине сеанса девушка выбежала из зала. Возможно, она плакала. Брайса нигде не было видно. Я продолжал наблюдать за происходящим в фойе, ожидая, пока он выйдет. Но он не появился – остался досмотреть фильм до конца, ведь деньги уже были уплачены.
Когда сеанс закончился, он подошел к стойке, за которой работала Ханна, и начал с ней болтать. Люди все подходили и подходили, Ханна наполняла стаканы колой, протягивала конфеты, давала сдачу. Брайс продолжал стоять рядом и что-то рассказывать, а Ханна смеялась каждому его слову.
Как же мне хотелось повесить на кассе табличку «Закрыто». Пройти через фойе и сказать ему, чтобы убирался – кино уже закончилось и ему нечего здесь торчать.
Но это была работа Ханны. Она должна была попросить его уйти. Нет, не так, она должна была захотеть, чтобы он ушел.
После того как я продал последний билет, повесил табличку, что касса не работает, и закрыл дверь в свой аквариум, я поспешил в фойе. Помочь Ханне убраться. И заодно разузнать про Брайса.
– Как ты думаешь, почему та девушка убежала из кинотеатра? – спросил я.
Ханна перестала натирать прилавок и посмотрела мне прямо в глаза.
– Я знаю, кто он такой, Клэй. Поверь мне.
– Ну да, конечно, – ответил я, опустил глаза в пол и начал сосредоточенно скрести ковер ботинком. – Тогда мне просто интересно, почему ты продолжала с ним разговаривать?
Она молчала. А я не мог посмотреть ей в глаза. Не хотел видеть в них разочарование или досаду. Или весь спектр эмоций, которые она сейчас испытывала ко мне. Вдруг она сказала кое-что, что прочно отпечаталось у меня в памяти:
– Тебе не нужно за мной присматривать, Клэй.
Но я хотел этого, Ханна. Я мог бы тебе помочь. Но когда я попытался, ты оттолкнула меня. И сейчас я почти слышу ее слова: «Почему ты так плохо пытался?»
Кассета 4. Сторона А
На обратном пути на переходе мне горел красный свет, но я все равно перебежал дорогу. Машин на парковке перед кафе «У Рози» стало еще меньше. Маминой по-прежнему нет.
Перестаю бежать и пытаюсь выровнять дыхание: наклоняюсь вперед, упираясь руками в колени. Надеюсь, мама ничего не заметит, но сам с трудом в это верю.
Несмотря на то что я больше не бегу, мысли отказываются останавливаться – все кружатся и кружатся в голове как сумасшедшие.
Присаживаюсь на корточки. На глаза наворачиваются слезы. Черт, мама уже скоро будет здесь. Делаю глубокий вдох, встаю и иду в кафе.
Меня обдает теплым воздухом, в котором смешались запахи гамбургеров, масла и сахара. Три из пяти столиков около стены заняты. За одним парень с девушкой пьют коктейли и жуют попкорн из «Крестмонта». За двумя другими школьники делают уроки: столы завалены учебниками, среди которых примостились напитки и пара порций картошки фри.