Изольда Великолепная, стр. 53

Только как-то очень обидно.

– …не воспрепятствует в последующем…

Зачем нужен этот Тайный Совет?

Равновесие. Соблюдение прав.

Чьих? Эти люди готовы порвать друг другу глотки за малейшую выгоду. Им плевать на протекторат. Они вспоминают о правах лишь тогда, когда их собственные нарушаются.

Но удобнее было иметь дело с дюжиной, нежели с двумя сотнями. С дюжиной проще договориться.

– …исполнению ее долга? Гильдия медиков готова составить консилиум, который…

– Этого не будет. – Кайя точно знал, что не подпустит к Изольде никого из тех, кому не доверяет. В первую очередь медиков.

– Кайя! – Макферсон жестом прервал Грира, и тот опустился на стул. Оукли так и остался стоять, веки его были прикрыты, и похоже, что старик дремал. – Я по-человечески понимаю вашу привязанность. Девушка мила. Непосредственна. И даже добра к моей несчастной беспутной дочери. Но это же еще не повод, чтобы жениться на ней.

Добрый Макферсон.

Расчетливый и однажды просчитавшийся. Ингрид достало наглости не возвращаться под заботливое отцовское крыло, но отстаивать право распоряжаться имуществом мужа самой. Знатная была тяжба. И Кайя с превеликим удовольствием вынес решение. Законное. Но с точки зрения Макферсона крайне несправедливое. У них всех здесь свои представления о справедливости.

Лорд-казначей же принял молчание за готовность слушать.

– Дайте ей титул, назначьте содержание… ваш отец умел улаживать подобные конфликты.

– Он умер в сорок два года.

– Печально, – с легкостью согласился Макферсон. – Однако это не повод, чтобы столь безответственно подходить к вопросу, от которого зависит будущее всего протектората. Позвольте напомнить, ваша светлость, что ваш долг…

Эта словесная баталия могла длиться долго. У них у всех явный избыток свободного времени. А Кайя ждут.

– Я знаю, в чем заключается мой долг. Изольда – моя жена. Согласно договору. И по моему желанию. Свадьба состоится в назначенный срок. Надеюсь, что выразился ясно.

Оукли встрепенулся и полуслепым взглядом обвел комнату, кажется, он не понимал, где находится.

– А уверены, что девушка справится? – Макферсон не собирался отступать. Неужели они все не видят, что Кайя больше не семнадцать? Тогда Совет был нужен. Тогда он не знал, что ему делать. Со своей неожиданной свободой. С замком. С Урфином. Со всем этим растреклятым протекторатом, разваливавшимся на части. – Что однажды она не опозорит вас? И не заставит выбирать между вашим к ней чувством и долгом? Хватит ли совести сделать правильный выбор, ваша светлость?

– Вы подрядились прорицать? – Дядя вмешался вовремя.

– О, здесь не нужен дар прорицателя. Опыта хватит.

Кайя разжал руку. На каменном краю остались отпечатки пальцев. Похоже, стол был не столь прочен, как казалось.

– Этот Совет, – Кайя поднялся, – существует лишь потому, что когда-то я действительно получал здесь разумные советы. Однако сейчас я не вижу в нем пользы. С сегодняшнего дня Тайный Совет распущен. Все возникающие вопросы будут решаться в обычном порядке. И если вам вдруг вздумается вынести этот вопрос на всеобщее обсуждение…

…Им хотелось бы. Они едва сдерживаются, но все-таки сдерживаются, отдавая себе отчет в том, где проходит граница собственной силы.

– …то, надеюсь, вы вспомните: в данном случае закон предоставляет мне полную свободу выбора.

– Что ж, – Макферсон поднялся первым, – из-за женщин творили и куда большие глупости. Надеюсь, Кайя, ваша обойдется нам не слишком дорого.

Они покидали каменный зал один за другим, неспешно, сохраняя достоинство. И когда за стариком Оукли – он ходил слишком медленно – закрылась дверь, дядя произнес:

– Неужели я дожил до этого счастливого момента? Ты учишься рычать, мой мальчик.

– Я поступил правильно?

В груди клекотала ярость. И Кайя пришлось сделать усилие, чтобы не допустить всплеска. Гранитные стены – надежная защита, но все же…

– Ты как-то поступил. А правильно или нет – время покажет.

– Почему у меня ощущение, что я среди врагов?

Дядя пожал плечами:

– Потому что здесь у тебя друзей точно нет.

Это верно. Когда-то Кайя все представлялось иначе. Здесь – свои. Там – чужие. С чужими воюют, и все довольно просто. Воевать вообще просто, когда понятно, где враг.

– Как она?

– Спит. И… – Кайя со вздохом вынужден был признать: – Возможно, Макферсон прав. Она не справится.

– Подойди-ка сюда, дорогой племянничек. И наклонись. Скажу кое-что.

Рука дяди не утратила былой крепости. Подзатыльник вышел звонким.

– За что?!

– За дурость. – Магнус потер покрасневшую ладонь. – Запомни. Они все будут смотреть на тебя. И если ты начнешь в ней сомневаться, утопят. Радостно. С визгом. Если допустишь такое – вычеркну из родовой книги. Ясно?

Дядя определенно не шутил.

Глава 26

Пробуждение

Я лежала на спине, раскинув руки. И река несла меня… несла, несла… долго так несла. Мне, честно говоря, и лежать надоело. А потом все вдруг закончилось.

Солнце выключили. Небо перекрасили, перевернули, сунув под живот.

И во рту так мерзко, как будто я всю ночь спирт беломором закуривала. Нет, я, конечно, не пробовала, но предполагаю, что ощущения были бы сходными.

Голова гудит, что трансформаторная будка… Гудит, значит, существует. Вот с остальными частями тела вопрос. Спина чесалась, следовательно, тоже наличествовала. Руки? Не чувствую. Ноги? Аналогично. Какая-то мрачная картинка вырисовывается.

Лежу на животе. Шею чувствую, потому как затекла.

Кстати, где это я?

У Машки?

Мы поругались. Из-за Вадика, которому вздумалось жениться и потеснить меня с квартиры. А Машка взревновала. Точно. И мы поругались.

Помню парк… незнакомца с колечком… договор. Какой, однако, яркий и логичный бред. Даже жаль, что отпустило.

Нет, Иза, наркотики – это зло и повторять эксперимент мы не будем.

Сквозь гудение пробивался свист. Довольно мелодичный. И близкий. Я не одна?

Я не одна.

Вадик?

Нет! Меня стошнит, если это Вадик. Хотя меня и так сейчас стошнит, но это уже детали. Сделав усилие, я повернула голову влево. Перед носом возникла стена. Брутальная такая стена. С бугристыми валунами и серой прожилочкой строительного раствора. От нее даже пахло влажным камнем.

В нашей с Машкой квартире нет таких стен. А где есть? Ох, чувствую, жизнь готовит сюрпризы.

Поворачивать голову направо оказалось сложно. Поворачиваясь, я застряла носом в складке не то простыни, не то одеяла. Почему-то мехового, с длинным чесучим ворсом. Но все-таки у меня получилось.

Справа стены не было.

А комната была. Небольшая такая. Где-то видела я вон тот стол. И кресла сурового аутентичного вида. И доспех, который опасно накренился, и даже кота, забравшегося в шлем. И того типа, который, насвистывая, мыл пол.

Тип был полуголым, мускулистым и довольно симпатичным. Вот только спину его покрывали длинные тонкие шрамы. Если считать, что оные мужчину украшают, то тип был разукрашен, как президентская елка перед новогодними праздниками. А вот пол он драил профессионально и с немалым энтузиазмом. Хозяйственный, значит.

Вспомнить бы еще, как его зовут…

Незнакомый мужчина в незнакомой комнате – весьма интригующее начало дня.

Тип бросил тряпку в таз, поднялся, смачно потянулся – аж кости захрустели – и почесал пятерней светлый затылок. Вот тут-то память и вернулась. В полном объеме и немалых подробностях. Я не застонала – на стон силенок не хватало, – но лишь заскрипела зубами. Надо полагать, достаточно громко, если он обернулся.

– Иза?!

Я. Кто ж еще?

– Иза, слава Ушедшему, хотя ему и плевать, но ты очнулась.