Булат, стр. 10

– Да не, только вот привели, хотя, – Афанасий взглянул на клонящееся к горизонту солнце, – пару часов, наверное, я проспал. А может, и пару дней. Совсем дням и месяцам счет потерял в чащобах ваших. Кстати, деду твоему спасибо большое сказать надо. Сам меня узнал, сам предложил до дома твоего проводить, уложил, еды и питья принес, – купец мотнул головой в сторону табурета, на котором стояла миска с фруктами, на деревянной тарелке лежали несколько лепешек стопкой и высился тонкогорлый кувшин. – Лекаря обещал. Ты уж не обидь старика, награди чем. А то у меня-то ничего и не осталось, почитай.

– Конечно, награжу, не сомневайся, – блеснул Мехмет белоснежными зубами. – А сам-то как? Что богатства не нажил, сам вижу, а что искал, нашел? – спросил он, помогая Афанасию подняться на ноги и подставляя литое плечо, затянутое дорогой парчой.

– Нет, напрасны оказались мои поиски, – ответил Афанасий, сам не понимая, зачем обманывает друга и радуясь, что вынул мешочки с булатным зельем из заплечной торбы и перевязал на пояс, под одежду. – Кроме болезней да ран, не несу обратно ничего.

– Да, грустно. Ну, ничего, потом расскажешь. Сейчас мы тебя в нормальную мыльню сведем. Одежду подобающую подберем. Если захочешь, гурий прекраснотелых предоставим в любых количествах. Какой ты худой стал! – удивился Мехмет, ощупывая тело Афанасия сквозь едва прикрывающую его рванину. – И поесть чего-нибудь, естественно.

– Спасибо, друг дорогой, – выдохнул Афанасий. Голова его закружилась, ноги подкосились.

– М-да, – Мехмет поддержал друга за плечо. – С гуриями повременим. Полежать тебе надо. Отдохнуть. А это что? – он посмотрел на заскорузлое пятно на одежде Афанасия. – Ты ранен никак?

– Есть немного, достал ворог один заморский. Да зажило уже почти.

– Да уж вижу, как зажило. Гноем все сочится. Вонища. Оттого и жар у тебя, и слабость. Ничего, лекарь у меня есть хороший, чуть не перерубленных от плеча до пояса на ноги ставил.

– Слава Богу, не дошло до этого, – улыбнулся Афанасий. – Ну, куда идти лежать-то?

– Пойдем. Да гордись, сам визирь на руках понесет, – засмеялся Мехмет, вновь подставляя плечо.

Поддерживаемый им Афанасий, прихрамывая, проделал обратный путь до парадного крыльца. Во дворе переминалась свита, конников человек двадцать да арбы с поклажей, не зная, что делать. То ли дожидаться, когда снова двигать в поход, то ли уже отдыхать наконец? Без приказа визиря никто не отваживался хотя бы слезть с коня. Только особо смелые воины расстегнули ремешки островерхих шлемов да ослабили завязки коротких плащей.

Мехмет взмахнул рукой – отдыхайте мол, сам же повел Афанасия к ступеням. Ушлый конюх подскочил с другой стороны, поднырнул под мышку, повлек вверх. Сильный дедуля, подумал Афанасий, чувствуя, как перекатываются под одеждой старичка маленькие, но словно вырезанные из дерева мускулы.

На верхней площадке они немного задержались, пока нерасторопные стражники открывали ворота. Мехмет ничего не сказал, только зыркнул недобро. Кто бы другой мог от таких взглядов и со страху помереть, но стражники как-то вроде даже и не заметили вспыхнувшей в черных глазах визиря ярости. Правда, что ль, гашишем так злоупотребили? А вдруг опоены чем? Афанасий по простоте душевной хотел указать на это другу, но старикашка споткнулся, его локоть пребольно врезался купцу в ребра чуть повыше раны. Купец скрипнул зубами от боли, мысли его сбились.

Темным, без окон, коридором они прошли в светлую комнату – с окнами, но без рам, только с кисейными занавесками. Там сидели на подушках несколько скучающих молодых людей с тигриной статью. Завидев Мехмета с гостями, они встали на ноги, тоже совсем не так резко, как, по мнению купца, должны были.

Не обращая на воинов никакого внимания, даже не поприветствовав кивком, визирь провел едва переставляющего ноги Афанасия к нише в стене, завешенной полупрозрачной материей. Откинул полог – почти все пространство ниши занимала огромная кровать с кисейным балдахином на резных столбах. Дав знак старику придерживать голову, осторожно, как младенца, уложил тверича на белоснежные простыни, кинжалом с золотыми насечками на клинке вспорол грязную одежду, сорвал и комом швырнул ее в угол. Поморщился, принюхавшись к идущему от раны гнилостному духу. С интересом глянул на завязанную поперек голого тела веревочную петлю с притороченными к ней мешочками.

– Не соврал ли ты мне, старый друг? – подозрительно прищурился он. Так и не сошедшая с тонких губ улыбка стала напоминать волчий оскал.

– Не такой уж и старый, – попробовал отшутиться купец. – Просто устал немного.

– А это вот что? – Мехмет кончиком кинжала подцепил веревку, наискось пересекающую грудь Афанасия с выпирающими ребрами.

– Да так… Порох… Снадобья кое-какие, – ответил купец, ежась от прикосновения к телу холодной стали.

Занавеска откинулась, в комнату сунулся востроносый лекарь с объемистым мешочком в руках, в котором позвякивали какие-то склянки. От него шел крепкий дух чабреца и камфары. Мехмет, не глядя, махнул в его сторону кинжалом. Птичья голова лекаря исчезла.

– Ты все-таки нашел, что искал – даже не спросил – констатировал визирь.

Афанасий взглянул в лицо друга. За то время, пока они не виделись, Мехмет погрузнел. Медальные черты лица исказила ненужная одутловатость, в бороде появились серебряные нити. Но в глазах по-прежнему горел жаркий огонь воинской доблести, приправленной теперь отблеском холодной жестокости государственного деятеля. Запираться было не только бессмысленно, но и опасно. Вздернутыми бровями он указал на старика, замершего, как гончая, что почувствовала рябчика, и обратившегося в слух.

Мехмет бесцеремонно толкнул деда в плечо. Тот качнулся, но устоял. Удивительное дело, визирь был далеко не хилого десятка, а старик…

Сообразив, что в следующий раз может получить и удар кинжалом под ребра, конюх выскочил из ниши. Далеко, правда, не отошел, остался маячить за занавеской.

– Не хотелось при нем говорить. Странный какой-то, – пробормотал Афанасий, всеми силами стараясь, чтоб Мехмет ему поверил. – Нашел я снадобье, что железо обычное в булат превращает. Хотя не могу сказать, что делает его уж прямо таким чудесным, как про то сказывают.

– Ну вот, и нечего мне врать. – широко улыбнулся Мехмет.

– Так говорю ж, не хотел при посторонних.

– Ладно, ладно, верю, – усмехнулся визирь. – Теперь домой можешь победителем возвращаться. Знал я, что все получится. Рад за тебя дружище, искренне рад! – пророкотал он. В голосе визиря прозвучала неподдельная искренность. Но вдруг на лицо его будто набежала грозовая туча, меж бровей залегла суровая складка. – Где нашел, из чего делается оно, как используется? – спросил он резко и холодно.

Афанасия кольнуло в бок. Он прижал ладони к животу.

– Расскажу, все расскажу, только рану бы мне промыть, да замотать чем, – пробормотал он слабым голосом, хоть и несколько притворно. Бывало, скручивало и похуже, но ему хотелось избежать неприятного разговора, по крайней мере хотя бы немного его оттянуть.

– И правда, чего это я? – пожал плечами Мехмет и снова улыбнулся. – Эй, Абу! – крикнул за занавеску.

Доктор, будто ждал прямо за занавесью, тут же сунул голову в комнату.

– К этому больному с особым вниманием отнесись, понял?

Тот кивнул, юрким зверьком подскочил к кровати и начал выкладывать на стоящий рядом столик многочисленные скляницы и горшочки.

– Ну, вы тут лечитесь, а я пойду пока, делами займусь, что за время моего отсутствия накопились, – Мехмет ободряюще похлопал горячей ладонью по безвольной руке Афанасия и вышел за полог, велев стражникам никого, кроме лекаря, к купцу не пускать. Вообще никого. Афанасий хотел сказать ему вслед слова благодарности, да не успел. Доктор поднес к его носу остро пахнущую скляницу, и мир в глазах купца померк.

Глава третья

Сколько проспал Афанасий, он не помнил. День, два, а может, и больше. Наверное, больше – рана к его пробуждению уже основательно затянулась. Хотя, вероятно, причиной было не время, а искусство доктора, который вычистил гной, стянул края суровой ниткой и залил вонючим, но явно целебным снадобьем. Вместе с болью ушли жар и недомогание. Дело явно пошло на поправку, однако молчаливый лекарь заставил купца еще несколько дней проваляться в постели.