Черный охотник (сборнник), стр. 118

Вспоминая выстрелы, которые он слышал со стороны замка, Джимс ясно рисовал себе картину событий. У Тонтэра оставалось несколько человек, не присоединившихся к войскам генерала Дискау. Убив Анри и Катерину Бюлэн, индейцы, по-видимому, свернули на восток от зловещей долины, но барон, предупрежденный сигналом Эпсибы Адамса, встретил их залпом мушкетов. Джимс верил в Тонтэра, а потому нисколько не опасался за него. Точно также не сомневался он в судьбе, постигшей дядю Эпсибу. Очевидно, английские топорики настигли его где-нибудь, в противном случае он явился бы на ферму сестры за то время, что Джимс и Потеха провели там. Тем не менее в душу его минутами закрадывалась надежда: а вдруг дядя Эпсиба в силу каких-либо причин очутился в замке Тонтэр? Что, если он, подав сигнал, поспешил в сеньорию в надежде найти там своих близких? Вполне возможно ведь, что Анри Бюлэн, увидев сигнал, поданный шурином, но не веря в опасность, ждал, меж тем как смерть уже набрасывала свою тень на маленькую долину.

Может случиться, что он сейчас перевалит через вершину холма и увидит дядю Эпсибу… Эпсибу, барона, его вооруженных вассалов…

Казалось, что Потеха надеялась увидеть то же самое. Джимс направился к тропинке, которая вела через густые заросли к вершине холма, где он обычно делал остановку, чтобы полюбоваться прекрасным видом владений, дарованных королем Франции верному и отважному Тонтэру.

Джимс вышел на верхушку холма… Последняя искра надежды, еще тлевшая у него в груди, погасла и уступила место мраку отчаяния.

Замок Тонтэр перестал существовать!

Над тем местом, где стоял замок, расстилался белесоватый дымок, точно мелкий туман, поднимавшийся кверху молочными спиралями.

Замок исчез, исчезла укрепленная церковь, исчезли домики фермеров, стоявшие в отдалении за полями и лугами. Осталась лишь каменная мельница, огромное колесо которой продолжало еще вращаться, издавая жалобный звук, смутно доносившийся до слуха человека на холме. Ничто другое, помимо этого, не нарушало безмолвия.

Джимс смотрел на колышущийся белый покров, и ему казалось, что он видит огромный саван, скрывающий под собою смерть. Впервые забыл он на мгновение отца и мать. Он думал сейчас о девушке, которую он когда-то любил. Он думал о Туанетте.

Глава IX

Притаившись за красноголовыми сумахами, Джимс в продолжение нескольких минут стоял и смотрел на руины, еще дымившиеся в долине. Он был слишком оглушен и ошеломлен своей собственной трагедией, чтобы полностью осознать новый удар. Эта жуткая сцена точно громом поразила его, но на этот раз он не потерял способность мыслить и действовать. Теперь пришел конец всем его надеждам, и белый туман, точно смертным покрывалом заволакивающий долину, словно ножом освободил его мозг от другого тумана, который застилал его зрение. Рушились последние остатки его мира, и вместе с ним исчезла и Туанетта.

Безумная ярость вспыхнула в нем. Это чувство начало расти в его душе с того момента, когда он опустился на колени возле тела отца, оно разгорелось ярким огнем, когда он нашел свою мать мертвой, оно наполнило его сердце и разум бешеным ядом, когда он прикрыл лица убитых. А теперь он знал, почему его рука конвульсивно сжимала английский топорик. В нем зажглось желание убивать. Это было чрезвычайно сильное чувство, не вызывавшее, однако, желания громко бросить кому-нибудь вызов или очертя голову кинуться на кого-либо. Ненависть, охватившая его, не была ненавистью по отношению к одному человеку или к группе людей. Не разбираясь хорошенько в своих чувствах, Джимс повернулся лицом к югу, где на расстоянии многих миль от него сверкало на солнце озеро Шамплейн, и рука, сжимавшая топорик, затрепетала под бурным наплывом нового ощущения. Это была жажда крови, крови целого народа, который он возненавидел в этот день и час.

Он лишь смутно отдавал себе отчет в жалобном стенании мельницы, когда начал спускаться с холма. Он не видел надобности остерегаться — смерти незачем было возвращаться в такое место, где царило полное разорение. Но это мельничное колесо своим монотонным шумом целиком привлекло к себе внимание Джимса. Ему почему-то казалось, что он различает слова «маленькая английская тварь», «маленькая английская тварь»! Похоже было на то, что колесо похитило его затаенную мысль. И смысл ее соответствовал истине. Он действительно оказался той английской тварью, о которой говорила мадам Тонтэр. Туанетта была права. Исчадия ада с белой кожей, его соотечественники отправили сюда убийц, вооружив их своими топориками. А он, точно одинокое привидение, остался, чтобы узреть весь этот ужас. И мельница как будто знала это и обладала способностью передавать свои мысли.

В канавке под самой церковью он наткнулся на чье-то тело. Это был индеец-могаук, в руке которого остался еще зажатый топорик, такой же, как и тот, что держал Джимс. У пояса убитого воина виднелся скальп. В первый момент у юноши голова закружилась — это был скальп, снятый с головы крохотного младенца.

По мере того, как он подвигался вперед, ему все яснее становилось, что обитатели сеньории были застигнуты врасплох и борьба продолжалась недолго. Старый кюре Жан Лозан лежал скорчившись, полуодетый, со старым кремневым ружьем под собою. Он был совершенно лысый, а потому индейцы не тронули его головы, так как без волос скальп не представлял собой никакой ценности. Он, очевидно, пытался добежать до укрепленной церкви, но его догнала пуля в спину. Неподалеку от кюре лежали старики Жюшеро и Эбер, а в нескольких шагах от них — их жены. Пятый был Родо, слабоумный парень, напоминавший сейчас клоуна благодаря идиотской улыбке на бескровном лице.

Это были люди, жившие рядом с замком и церковью. Остальные жили слишком далеко, чтобы успеть вовремя явиться на помощь, но результат, по-видимому, был один: некоторые сами пришли и приняли смерть, другие ждали и смерть пришла за ними.

Между этими трупами и обугленными руинами замка лежала одинокая фигура. Джимс медленно направился к этому месту. Это был барон Тонтэр. В отличие от других, он был совершенно одет. Он, несомненно, был вооружен, когда выбежал из замка, но сейчас у него в руках ничего не было, помимо комьев земли, вырытых пальцами в момент агонии. Только сейчас Джимс понял, как близок был ему этот человек. Тонтэр оставался единственным звеном, связывающим его юность с грезами детских лет, и благодаря ему он не мог навсегда потерять Туанетту. Джимс сложил его руки на груди, предварительно вынув из зажатых пальцев комья земли. Ему казалось, что он вот-вот увидит Туанетту рядом с ее отцом, и снова у него голова закружилась и все смешалось перед глазами.

Снова в нем вспыхнула злоба. Он молчал, внимательно прислушиваясь, точно надеялся услышать еще какие-нибудь звуки в этом мертвом безмолвии. Джимс опять посмотрел на тело Тонтэра. Он старался набраться сил, чтобы продолжать поиски и найти Туанетту. Он заранее рисовал себе, как это будет. Он найдет юное тело Туанетты, мертвой Туанетты! Это было еще страшнее, чем смерть матери. Его мать и Туанетта — две искры, поддерживавшие огонь в его душе. Как же это возможно, чтобы их не стало, а его сердце продолжало еще биться?

Он двинулся вперед, держа путь к дымящимся руинам, и на несколько секунд остановился у трупа негритянки, лежавшей на земле почти совсем голой. Огромное черное кровавое пятно виднелось в том месте, где был снят скальп. Несчастная прижимала к груди оскальпированного младенца. Джимс принялся тщательно осматривать пространство за этими трупами, и там, где дым стелился над землей, точно саван, он увидел маленькое стройное тело. Это, без всякого сомнения, была Туанетта. Круги пошли у него перед глазами, и он прикрыл лицо руками, чтобы отогнать страшное видение. Туанетта… мертвая… в нескольких шагах от него. Мертвая… так же, как и его мать.

Потеха пошла вперед и, дойдя до неподвижного тела, остановилась. Она почуяла нечто такое, что оставалось недоступным для Джимса. Собака угадала опасность, подстерегавшую их, и хотела сообщить об этом своему господину. В то же мгновение со стороны мельницы раздался выстрел, и Джимс почувствовал в руке жгучую боль. Бросив лук, он в несколько прыжков добежал до мельницы. Потеха опередила его, но, достигнув разбитой двери, остановилась, пытаясь разглядеть, что делается в глубине теней, залегших на каменных стенах. Джимс двинулся дальше. Смерть могла бы скосить его в тот момент, когда он переступил порог, но в сводчатом помещении мельницы ничто не шевелилось и ни один звук не нарушал безмолвия, разве только его собственное дыхание. Собака подошла к нему и принялась нюхать сыроватый воздух, пропитанный запахом зерна. Затем она направилась к маленькой лестнице, которая вела наверх, и Джимс понял, что именно там таится опасность. Высоко подняв топорик, он кинулся наверх.