Пограничный легион (сборник), стр. 5

— Отправляйся домой. Можешь сказать там все, что тебе заблагорассудится, — продолжал Келлз. — Тот раз в Калифорнии ты меня выручил. Я таких вещей не забываю. А теперь подумай и бери след.

— Только вместе с ней. Так просто я ее не отдам, — заявил Робертс. Руки у него дернулись.

От Джоун не ускользнуло напряженное внимание бледно-серых глаз, следивших за Робертсом — его лицом, взглядом, руками.

— Какой тебе толк сопротивляться? — с ледяным смехом спросил Келлз. — Ей это все равно не поможет. Ты прекрасно знаешь, что получишь.

— Слушай, Келлз… Я скорее подохну на месте, чем оставлю ее у вас в лапах, — в ярости заорал Робертс. — Хватит тут время терять на споры. Отпусти ее, а то…

— Ты вроде не дурак, — прервал его вкрадчивы#, спокойный, но властный и холодный голос Келлза. А какая в нем слышалась сила, какая самоуверенность! — С дураками я не спорю. Воспользуйся возможностью, которую я тебе даю. А с нами шансов у тебя никаких. И что тебе с того, будет у вас одной девушкой больше или меньше?

— Келлз, я, может, и дурак, да только я мужчина, — гордо ответил Робертс. — А вот в тебе, видать, уж совсем ничего человеческого не осталось. Это я давно понял, еще там, на приисках. Но все же ума не приложу, как ты можешь стоять тут и говорить, вроде как джентльмен, когда ты знать не знаешь, что такое настоящий мужчина… Отпусти ее, не то я… я буду стрелять!

— Робертс, у тебя же есть жена, дети?

— Есть, — сипло крикнул Робертс, — только жена от меня отвернется, если я отдам тебе Джоун Рэндел. У меня у самого взрослая дочка. Может, и ей когда понадобится, чтоб настоящий мужчина защитил ее от такого… такого, как ты, Джек Келлз!

Однако пыл и страсть Робертса не возымели никакого действия, разве что по контрасту еще ярче выступила непонятная жестокость натуры Джека Келлза.

— Ты уберешься отсюда или нет?

— Нет! — прохрипел в ответ голос Робертса.

Все это время Джоун стояла, словно завороженная стремительной перепалкой между своим защитником и губителем. Но тут ее охватил панический страх. Ей приходилось раньше видеть драки, но до убийства дело никогда не доходило. Обезумев от ярости, Робертс, как загнанный волк, изготовился к прыжку. Он весь затрясся и, пригнувшись, выбросил вперед руку.

Джоун в ужасе закрыла глаза, заткнула уши и, стремительно повернувшись, бросилась бежать. И тотчас в ушах у нее глухо прогремел выстрел.

Глава III

Джоун бежала, спотыкаясь о камни и сучья. Глаза застилала темная пелена, душу леденил ужас. Она уходила все дальше в глубь кедрача, как вдруг кто-то схватил ее сзади. Чьи-то руки змеиными кольцами обвились вокруг тела. Ей стало дурно, но падать в обморок было нельзя. Отчаянным усилием она высвободилась и обернулась. Перед ней стоял человек по имени Билл. Он сказал что-то нечленораздельное. Джоун отшатнулась и прильнула к корявому стволу сухого кедра, пытаясь побороть нахлынувшую слабость, почти осязаемый холодный беспросветный ужас.

Когда туман в глазах рассеялся, она увидела Келлза, он подходил, ведя в поводу лошадей — свою и ее. Джоун обдало жаром, но тут же смятенный мозг напомнил ей о Робертсе.

— Ро… Робертс? — запинаясь, еле выговорила она.

Келлз пристально посмотрел на нее.

— Мисс Рэндел, мне пришлось утихомирить вашего друга, — ответил он.

— Вы… Вы его… Он умер?

— Я только попортил ему правую руку. Не сделай я этого, он бы кого-нибудь ранил. Он вернется в Хоудли и передаст вашим родным, что вы живы и находитесь в полной безопасности.

— В безопасности! — шепотом повторила Джоун.

— Вот именно, в безопасности, мисс Рэндел. Если вы собрались ехать на границу, то должны знать, что быть там в безопасности можно только со мной.

— Но я хочу домой! Отпустите меня.

— Об этом не может быть и речи.

— Тогда… что вы… собираетесь со мной сделать?

Он снова бросил на нее острый взгляд серых глаз — ясных, прозрачных, как хрусталь; в них не было ни холодности, ни темноты — они не выражали ничего.

— За вас я получу бочонок золота.

— Как так? — изумилась Джоун.

— Возьму выкуп. Рано или поздно ваши золотоискатели обязательно найдут жилу. Богатую жилу! А мне тоже надо на что-то жить.

Говоря это, Келлз подтягивал подпругу у ее седла. Его голос, манеры, приветливая улыбка на умном лице, казалось, говорили о его искренности, и, если бы не глаза, Джоун вполне бы ему поверила. Пока же сомнения ее не покидали. Она помнила, как охарактеризовал этого человека Робертс. И все же понемногу стала успокаиваться. В панику ее ввергли мысли о Робертсе, о том, что его убили. Теперь же, узнав, что Робертс только легко ранен, что жизнь его вне опасности и он может спокойно вернуться домой, она перестала тревожиться, и настроение у нее поднялось настолько, что она не дрогнув приняла все случившееся.

— Билл, — окликнул Келлз человека, стоявшего поодаль с ухмылкой на грубом красном лице, — ступай, помоги Холлоуэю упаковаться, потом следуйте за мной.

Билл кивнул и пошел к лагерю, а Келлз вдогонку крикнул;

— Вот еще что, Билл, Робертсу ты ничего не говори, а то он снова рассердится.

Билл захохотал.

Грубый гогот парня резанул Джоун слух, хотя она уже давно привыкла к тупицам, которых смешили самые плоские шутки.

— Вставайте, мисс Рэндел, — сказал Келлз и вскочил в седло, — впереди долгий путь. Вам понадобятся все ваши силы. Поэтому советую вам спокойно ехать за мной и не пытаться бежать. У вас все равно ничего не выйдет.

Джоун села на лошадь и поехала за ним. Раз она оглянулась, в надежде увидеть Робертса и помахать ему на прощанье. Но возле лагеря была только оседланная лошадь Робертса, да Билл, сгибавшийся под тяжестью тюка.

Вскоре лес стал гуще, и лагерь пропал из виду. Тогда Джоун посмотрела вперед, ей хотелось выяснить, что представляет собой лошадь Келлза — сама она всю жизнь провела среди лошадей и знала в них толк. Келлз ехал на крупном мускулистом жеребце, наверняка очень резвом и выносливом. Ее лошадке от такого не уйти. И все же норов самой Джоун позволил бы ей при первом же удобном случае сделать попытку к бегству.

Наступило ясное розовое прохладное утро. В воздухе разлился сухой сладковатый аромат. При их приближении с полян испуганно уносились белохвостые олени. Подошвы ближних холмов скрывались в тени обрывистых черных склонов серогорбых сверкающих хребтов.

В голове Джоун, быстро сменяя друг друга, мелькали странные мысли, боролись противоречивые чувства. Как же так: вот она послушно едет за каким-то никчемным бродягой, разбойником с большой дороги, который хочет получить за нее выкуп. Но это же совершенно невероятно! Ее не покидал страх перед безвестными опасностями. Тщетно пыталась она забыть слова Робертса: «Не будь ты такой красоткой…» — они все не выходили из головы. Джоун знала, что хороша собой, только до сих пор никаких неприятностей от этого не было. А уж представить себе, что ее красота — как вообразил Робертс — способна затронуть Келлза, было бы и вовсе абсурдно: Келлз и не глядел-то на нее. Такие, как он, жаждут только золота. И Джоун стала прикидывать, какой он может заломить выкуп, как дяде собрать такую сумму и насколько вероятно, что им в самом деле удастся напасть на богатую жилу. Потом ей вспомнилась мать, умершая, когда Джоун была еще совсем маленькой. Незнакомая сладкая грусть защемила ей сердце и тут же прошла. Джоун представила себе дядю — высокого, крепкого, здорового старика, его раскатистый смех, его доброту, привязанность к племяннице, его непоколебимую веру, что скоро — совсем скоро — он нападет на богатую жилу. Какую бучу он устроит в поселке, узнав, что ее похитили! Как поднимет на ноги всех и вся! И все же, подумала она, найдутся в поселке и такие, что даже обрадуются, потому что те несколько молодых женщин, которые жили в лагере, ее искренне ненавидели; да и парни без нее будут поспокойнее.

Тут она вдруг вспомнила о Джиме Кливе, виновнике всех ее бед, о котором совсем забыла. Теперь она думала о нем лучше. Как приятно вспоминать, что он подрался из-за нее и даже ничего ей не сказал. Пожалуй, она его недооценивала. И ненавидела только потому, что он ей нравился. А может, и больше, чем нравился. Эта мысль се поразила, но, вспомнив его поцелуи, она снова вспыхнула от возмущенья. Если бы она и не питала к нему неприязни, то теперь-то уже обязательно должна была.