Пограничный легион (сборник), стр. 21

Пока Джоун на все лады прикидывала, как ей лучше поступить, солнце зашло, наступили сумерки, а за ними в хижину пришла темнота. Из большой комнаты внизу доносились низкие голоса мужчин, то тихие, то громкие. Занятая своими мыслями, Джоун не обращала на них внимания, пока вдруг явственно не расслышала имя Джима Клива. При звуке его она затрепетала и, забыв обо всем на свете, бросилась к двери, в темноте едва не растянувшись на полу. Дрожащей рукой сдвинула она в сторону занавеску.

В большой комнате было светло — горели очаг и несколько фонарей. В воздухе плавали полупрозрачные клубы голубоватого табачного дыма. Сквозь дым виднелись люди. Их было много, они сидели и стояли вокруг Келлза, лицо которого было ярко освещено. Разговоры смолкли, темные лица мужчин обратились к наружной двери — все чего-то ждали.

— Пусть он войдет, Бейт, — сказал Келлз, — посмотрим, что он такое.

В проеме появился Бейт Вуд. Расталкивая толпу, он шел к Келлзу, положив руку на плечо высокого, худого, гибкого, как кошка, парня. Когда на них упал свет, Джоун вздрогнула, словно ей в спину всадили нож.

Парень, которого привел Вуд, был Джим Клив, только совсем ей не знакомый.

— Рад познакомиться с тобой, Клив, — приветствовал его Келлз, протягивая руку.

— Спасибо. Я тоже, — ответил Клив и пожал Келлзу руку. Голос его прозвучал безразлично и сухо. Джоун его не узнала. Неужели это на самом деле Джим Клив? Судя по живому интересу Келлза и напряженному молчанию его людей, встреча с Кливом была для них событием немаловажным. А для бледного, с трагическими глазами Джима Клива она, похоже, не значила ничего. Джоун смотрела и смотрела на него в полном недоумении.

В памяти у нее остался совсем другой Джим Клив — крепкий, широкоплечий, румяный парень, мальчишка-переросток с добродушной ленивой усмешкой на круглом лице и всегда немного сонными глазами. Признать его в стоявшем посреди комнаты сильном, стройному мускулистом мужчине было совершенно невозможно. Джоун быстро оглядела его с ног до головы, с содроганием скользнула по двум тяжелым револьверам и впилась глазами в лицо. У того, прежнего Джима Клива было простое, круглое лицо; ничто в нем не говорило ни о душевной силе, ни о пылкости. А сейчас перед ней стоял настоящий красавец, хотя в красоте его было что-то трагическое. Он был так же бледен, как Келлз, только бледностью чистой, без теней, без следов загара. На губах застыла горькая безразличная усмешка. Глаза смотрели прямо перед собой, острый, напряженный взгляд был мрачен. Под глазами лежали синие тени, от чего взгляд казался еще глубже, таинственнее. Это трагическое мужественное лицо перевернуло Джоун всю душу. Значит, она опоздала. Ей уже не вернуть ему. счастье. Но даст Бог, удастся спасти его честь и душу.

Пока Джоун стояла, пожирая Джима глазами, он и Келлз обменялись еще несколькими словами, но Джоун их не разобрала. И Келлз, и его люди держались явно дружественно. Они окружили Клива, слышались шутки и смех. Потом его повели к столу, где уже шла игра.

Джоун отпустила занавеску. В темноте комнаты перед ней стояло бледное, скорбное лицо, оно не исчезало, даже когда она закрыла глаза. Ведь все, что было написано на этом лице — боль, страдание, безразличие ко всему на свете, отчаяние от крушения всех надежд, — все это дело ее рук. Как она могла! Чем Джим Клив ее обидел? Ей не нравилось, что он ее любит? Что он как-то поцеловал ее против ее воли? И за это-то она осыпала его язвительными упреками? А когда он посулил на деле доказать, что не трус, она облила его таким презрением, так жестоко, так несправедливо посмеялась над ним! И вот теперь, воочию убедившись, чем стал Джим, Джоун почувствовала, как все ее силы, вся решимость вдруг оставили ее. Она была женщина, она была слаба. Джоун прилегла. Отчаяние, сомнения, ощущение полной безнадежности терзали ей душу. И еще какое-то странное, щемящее, сводящее с ума чувство. Чем она пожертвовала? Счастьем — и его и своим… И обеими их жизнями!

Галдеж в нижней комнате стал громче, потом вдруг так резко стих, что Джоун заподозрила неладное. Она снова отодвинула край занавески и заглянула внутрь. В дверь входил Гулден — огромный, мощный, угрюмый. Он разорвал кольцо толпившихся вокруг Келлза бандитов и остановился прямо перед ним. В его впалых глазах играли огненные блики.

— Привет, Гулден, — сдержанно произнес Келлз, — что это с тобой?

— Тебе уже сказали про Билла Бейли? — мрачно спросил тот.

Келлз не проявил никакого интереса.

— Что сказали?

— Что он умер в хижине, внизу долины.

Келлз едва заметно вздрогнул, глаза у него сузились, в них сверкнула сталь.

— Нет, никто ничего не говорил. Первый раз слышу.

— Келлз, ты принял Билла за мертвого и ушел, а он был еще жив. Ты его всего изрешетил, как он дополз до хижины — сам черт не поймет. Когда там проезжал Малыш Джоунз, он еще дышал и успел мне через Малыша кое-что передать… Хочешь, скажу что?

— Нисколько. Бейли приставал… к моей жене. Я его пристрелил.

— Он клялся, что ничего худого не сделал, что ты к нему просто придрался… убил его, только чтоб остаться с девчонкой одному.

Келлз встал. Он был удивительно спокоен, лишь еще сильнее побелевшее лицо да почти неприметная дрожь рук выдавали его возбуждение. Все в комнате тревожно задвигались, послышался приглушенный ропот. Пирс — он был ближе всех — стал рядом с Келлз ом. В один миг обстановка накалилась до предела.

— Ну, что ж, так оно и было… А тебе-то что с того? Было видно, что ни смерть Билла, ни признание Келлза не имели для Гулдена никакого значения — он преследовал какие-то иные цели. Все считали его тупым и недалеким, а на деле он был хитер и прозорлив.

— Сделанного не воротишь, Билл мертв, — продолжал Гулден. — А ты вот скажи, чего ты нас обманываешь? Что стряслось? Раньше за тобой такого не водилось… Эта девчонка тебе вовсе…

— Заткнись! — сквозь зубы выдавил Келлз и с быстротой молнии рванул револьвер. Лицо его было мрачно и решительно.

Гулден не шелохнулся. Он нисколько не удивился вспышке, не испугался — не обнаружил вообще никаких чувств. В мозгу его, похоже, шла тяжелая работа.

Тут между ним и Келлзом встал Пирс. Напряжение в комнате спало, слышалось громкое дыхание, шарканье ног. Гулден отвернулся. Келлз сел и снова взялся за трубку, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Глава IX

Облегченно вздохнув, Джоун тихонько отошла от двери. Над этими людьми только что пролетела тень смерти. Чтобы постоянно жить под этой тенью, быть готовой к любой внезапной вспышке, чтобы не спасовать перед многочисленными ударами, которые неизбежно ожидают ее в будущем, надо стать сильной и выносливой, думала Джоун. Она прислушалась. Из хижины доносились голоса и смех, удары топора — кто-то рубил дрова, слышалось то шлепанье карт о стол, то глухой стук мешочка с золотом. А впереди долгая ночь под гам веселящихся бандитов.

В комнату проникал лишь слабый луч света, но Джоун хорошо различала, где что стоит, и решила первым делом забаррикадировать дверь. Покончив с работой, она почувствовала себя в безопасности, по крайней мере, от непрошеного вторжения. Кто придумал такое заграждение и для чего? Потом ей захотелось еще раз взглянуть в нижнюю хижину.

По комнате плавали голубые клубы табачного дыма. Джим Клив играл с бандитами в карты. Он сидел спиной к Джоун, и все же было ясно видно, что для него игра — совсем не то, что для других. Те с опаской, напряженно и зло, следили за каждой сданной картой. Поза Клива, движение его руки говорили о полном безразличии. Вдруг один из бандитов выругался, с досадой швырнул карты и встал из-за стола.

— Обчистили молодца! — радостно возвестил кто-то из зрителей.

— Не-е, не обчистили, — возразил другой, — у него еще есть две жестянки песка. Сам видел… Он просто отполз с дороги, как отравленный койот.

— А я вот рад, что повезло Кливу, — может, он вернет мне золотишко, — со смехом, громко сказал другой игрок.