Куда она ушла, стр. 21

Когда мы из того тура вернулись, я чуть не ушел из группы. Переехал от Фитци, с которым мы вместе жили в Портленде. Я их избегал. Я злился и в то же время стыдился. Уж не знаю как, но я абсолютно однозначно все испортил. Я вполне мог закончить все на том этапе, но однажды ко мне зашла Лиз и попросила отдышаться несколько месяцев и посмотреть, как изменится самочувствие.

– У любого же крыша съедет после пары таких лет, как у нас, а в особенности у тебя, – сказала она. Больше мы ситуацию с Мией не обсуждали. – Я сейчас не прошу тебя что-либо делать. Я наоборот прошу ничего не делать и просто подождать несколько месяцев.

Тут нам начали выдавать всякие награды за наш диск, я повстречал Брен и переехал в Лос-Анджелес, в общем, меня засосало еще на один раунд.

Брен единственная знает, что я после прошлого турне был просто на грани и насколько я боюсь предстоящего. «Избавься от них», – вот какое решение она мне предложила. Она считает, что меня мучает вина, связанная с моим скромным прошлым, которая мешает мне заняться сольной карьерой. «Слушай, я все прекрасно понимаю. Тебе трудно признать, что ты заслужил такую популярность, но это так. Ты пишешь все песни и почти всю музыку, поэтому и внимание все достается тебе, – говорит она. – Ты – талантливый! А не просто красавчик. В киноиндустрии ты бы стоил двадцать миллионов баксов, а их бы взяли только на второстепенные роли, а вы в данной ситуации делите все поровну. Они тебе не нужны. Особенно с учетом того, сколько они тебе парят».

Но дело не в деньгах. Никогда они не были самым главным. К тому жесольная карьера – не лучший выход. Это все равно что из огня да в полымя. И концертов не отменит, а от мысли о них мне чисто физически становится дурно.

«А чего ты доктору Вайсблут не позвонишь? – спросила Брен по телефону из Торонто, где заканчивала работу над своим последним фильмом. Вайсблут – это психофармацевт, с которым меня свела наша студия звукозаписи несколько месяцев назад. – Может, он пропишет что посильнее. А когда вернетесь, нам надо будет засесть с Брук и всерьез поговорить о твоей сольной карьере. Но это турне ты просто обязан вытерпеть, иначе поплатишься репутацией».

Есть вещи и подороже, чем репутация, а? Так я подумал. Но не сказал. Вместо этого я позвонил Вайсблуту, он выписал мне новые рецепты, и я постарался набраться мужества перед турне. По-моему, Брен понимает, и я сам понимаю, и остальные все понимают, что, несмотря на репутацию «плохого мальчика», Адам Уайлд делает все, что ему скажут.

12

Куда мы идем дальше, Мия не сообщает. Говорит, что раз уж это прогулка по тайным местам, то она будет держать все в секрете. Она выводит меня из автовокзала, и мы спускаемся в лабиринт подземных тоннелей.

Я следую за ней, хотя не люблю секреты и считаю, что сейчас их у Мии от меня и так более чем достаточно, и даже несмотря на то, что метро – предел всех моих фобий. Замкнутое пространство. Куча народу. Бежать некуда. Я попытался ей об этом сказать, а она повторила то, что я недавно сказал в боулинге насчет контекста.

– Кто рассчитывает увидеть Адама Уайлда в метро в три часа ночи? Да еще и без свиты? – Мия шутливо улыбается. – К тому же там в такое время наверняка никого нет. Я в Нью-Йорке всегда езжу на метро.

Когда мы оказываемся на станции «Таймс-Сквер», там народу как в пять часов вечера буднего дня. У меня срабатывает внутренняя сигнализация. Когда мы выходим на платформу, на которой стоит целая толпа, мне становится еще хуже. Я напрягаюсь и начинаю пятиться к колонне. Мия выразительно смотрит на меня.

– Это неудачная идея, – бормочу я, но мою попытку высказать свои опасения заглушает рев поезда.

– По ночам они не очень часто ходят, наверное, они тут просто ждали какое-то время! – Мия старается перекричать этот грохот. – Теперь он приехал, все нормально.

Но когда мы садимся, становится ясно, что Мия ошиблась. В вагоне тоже полно народу. Пьяного.

У меня все тело зудит под их взглядами. Таблетки у меня кончились, надо хоть покурить. Сейчас же. Я лезу за пачкой.

– В поезде нельзя курить, – шепчет Мия.

– Но мне надо.

– Это незаконно.

– Пофиг, – если меня арестуют, хоть в камере я буду в безопасности.

Она вдруг взрывается.

– Ты же не хотел привлекать к себе внимание, тебе не кажется, что это будет противоречить цели? – И тащит меня в угол. – Все нормально, – мурлыкает Мия, и я уже жду, что она поцелует меня в шею, как бывало раньше, когда я чересчур напрягался. – Переждем здесь. Если на «Тридцать четвертой» лучше не станет, выйдем.

На «Тридцать четвертой» действительно выходит внушительная кучка народу, и я испытываю некоторое облегчение. На «Четырнадцатой» выходит еще несколько человек. Но на «Канале» вагон внезапно заполняется толпой хипстеров. Я пробираюсь в самый конец, чтобы встать ко всем спиной.

Почти никто не понимает, насколько жутко я себя чувствую, оказавшись с кучей народа в замкнутом пространстве. Думаю, я бы три года назад и сам этого не понял. Но тогда я еще не сталкивался с такими ситуациями: я спокойно занимаюсь своими делами в музыкальном магазине Миннеаполиса, и сначала меня узнает один парнишка, выкрикивает мое имя, а остальные уже как попкорн, стреляющий в горячем масле: сначала один подошел, потом второй, потом целый взрыв, и вдруг все эти вялые бездельники, которые ошивались в магазине, окружают меня толпой, и каждый норовит подобраться поближе. Я тогда не мог пошевелиться. И чуть не задохнулся.

Вообще это отвратительно, потому что мне на самом деле нравится общаться с поклонниками, если по одному. Но когда их целая куча, охваченная стадным инстинктом, они как будто забывают, что ты простой смертный из плоти и крови, что ты боишься и что на тебе могут остаться синяки.

Но тут, в углу, все как будто бы идет нормально. Пока я не допускаю ошибку и не бросаю последний взгляд через плечо, пытаясь убедиться, что на меня никто не смотрит. В эту самую долю секунды все и происходит. Я замечаю чей-то взгляд – и воспоминание вспыхивает как спичка. Я буквально слышу запах серы. А потом все как в замедленной съемке. Сначала звук. Становится неестественно тихо. Слышится тихое «бзззз» – это разлетаются новости. Театральным шепотом произносят мое имя, и оно разносится по всему шумному вагону. Люди подталкивают друг друга локтями. Достают мобильники, хватаются за сумочки, собираются с силами, шаркают ногами. Все это занимает не более нескольких секунд, но каждая из них настолько же мучительна, как драка, когда первый удар уже сделан, но еще не достиг цели. Какой-то парень с бородой встает и открывает рот, чтобы выкрикнуть мое имя. Я знаю, что зла он мне не желает, но как только он это сделает, они накинутся на меня все. Тридцать секунд – и подо мной разверзнется настоящий ад.

Я хватаю Мию за руку и дергаю за собой.

– А-а-а!

Я открываю дверь между вагонами и проталкиваюсь в соседний.

– Ты куда?! – спрашивает она, вырываясь.

Я не слушаю. Тащу ее в другой вагон, потом в следующий, пока поезд не замедляет ход, после вывожу Мию на платформу, лечу по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Какой-то частью сознания понимаю, что я, возможно, с ней слишком груб, но всему остальному мне – насрать. Вырвавшись на улицу, я еще какое-то время тащу ее за собой, пока не убеждаюсь в том, что нас больше никто не преследует. Тогда я останавливаюсь.

– Ты что, убить нас хочешь?! – кричит Мия.

Меня молнией пронзает чувство вины. Но я мечу эту молнию в нее.

– А сама-то? Ты что, предпочла бы, чтобы на меня накинулась целая толпа?