Чародей и летающий город, стр. 17

Магистр Шадрейхт рассказал собравшимся свой сон.

А затем вопросил:

— Разве не сказано: труды элимов что пепел на ветру в грозовой ночи? Разве не сказано: вознесясь в славе своей, возгордились элимы, и гордыня их стала корнем их погибели? Разве не сказано: будет знак терпеливым и чистым сердцем, знак о конце зла?

Искатели закивали: они хорошо знали сказанные Магистром слова.

— И был знак. Боги спустились ко мне и произнесли странные сладкие устрашающие слова.

Так говорил Шадрейхт, а искатели внимали вестям о знаке грядущих перемен.

Увы, даже боги не ведали, когда явится знак, они лишь оповестили Мудреца, что знамение положит начало последнего похода против Ваакзаама. Искатели должны найти этот знак! Чем бы он ни был, нельзя допустить, чтобы им завладели слуги Сауронлорда.

Шадрейхт был последним из Верховных Магистров и обладал немалым могуществом. Много лет он боролся против Великого Врага и научился читать его мысли. Шадрейхт сумел сохранить свою жизнь и свою крепость, а значит. Повелителю Двенадцати миров не удалось почувствовать его или обнаружить его убежище. Все искатели признавали его главой Ордена и беспрекословно подчинялись его приказам.

Разве не было сказано: в самую злую минуту будет им знак и выведет знак народ элимов из долины смерти на просторные светлые нагорья?.. Разве не было сказано, что в горниле пламени забьет источник прохладной воды?.. А в черноте бездны зародится искра жизни?..

Но, покидая Канакс, дабы обойти дозором пустынные просторы Ортонда, усомнился Перспакс, есть ли на свете сила, способная побороть гнет Сауронлорда Ваакзаама, Великого Повелителя Двенадцати миров, перемоловшего на своей мукомольне гордый народ элимов. Горстка пепла — вот и все, что осталось от былой славы.

Глава 11

Эвандера разбудил льющийся в окно яркий свет луны. Юноше снилось, что молодая красавица в легчайшем облачении из газа и венке из лавровых листьев манит его за собой в тень рощи. Ее длинные волосы по цвету напоминали дикий мед, а губы обещали бесчисленные наслаждения. Но когда Эвандер пробудился, девушка, к его крайнему огорчению, исчезла. Он перевел взгляд на окно, и недовольство понемногу рассеялось.

Луна еще не вошла в зенит, но ее сияющие лучи уже осветили весь город. Словно меловые скалы, возвышались в ночи высокие здания Центрального круга. Дворцовые купола сверкали под луной. Почему-то при виде ярко освещенных улиц юноша почувствовал смутную тревогу. Встав с постели, он убедился, что Юми и Элсу крепко спят, взял ключ, вышел и запер за собой дверь.

Ноги словно сами знали, куда идти, — вдоль широкой Фагеста-авеню. На главной улице Монжона — несмотря на поздний час, довольно людной — все еще мерцали сотни огромных световых вывесок. Быстрыми шагами юноша шел вперед, затем резко повернул и оказался в квартале Знахарей.

Там жизнь тоже била ключом. Зубодерни еще работали, и в ночи раздавались отчаянные вопли клиентов. Целая толпа собралась, чтобы поглядеть на ссору двух соперничающих торговцев змеиным ядом. Эвандер остановился, только дойдя до лавки Постремы.

Дверь открылась, и приземистые слуги ведьмы ввели его внутрь. Следуя за ними, юноша прошел через приемную, заполненную великолепными образцами мастерства хозяйки. Он попытался что-нибудь сказать, но не смог. Все было похоже на сон. Эвандер надеялся, что вот-вот проснется в гостинице, рядом с тихонько похрапывающими уголи. Слуги стащили его вниз по лестнице и по темному узкому коридору провели в какую-то каморку. Юноша застыл на месте, тупо глядя на приземистых молодчиков, пока один из них открывал дверь огромной проволочной клетки. Через минуту Эвандер оказался внутри, и дверца захлопнулась. Слуги впервые выказали какие-то эмоции: широко заулыбались и весело рассмеялись. Вскоре они уже едва держались на ногах — смех перешел в неудержимый хохот.

Где-то зазвенел звонок. Слуги мгновенно замолкли, их лица утратили всякое выражение. Эти непонятные создания забрали лампу и вышли; оставив Эвандера в темноте.

Чары мало-помалу рассеялись, и Эвандер понял, что произошло. Чувство тревоги возросло. Неужели его инкогнито раскрыто? Знает ли Пострема, кто он такой на самом деле? Ведь ведьмы много общаются с купцами и путешественниками. Может быть, до нее дошли слухи об охоте на принца Данаиса Седимо-Кассимского?

В этом случае он попал в беду. И позволил так унизительно, без всякого сопротивления запереть себя! Да он просто пришел и сам залез в клетку!

От бессильной ярости юноше стало трудно дышать. Он обречен. Ведьма продаст его в Седимо, и там его убьют. Будь с ним рядом Косперо, все наверняка было бы по-другому. А теперь его заколют в подземельях дворцовой темницы Седимо, что довершит триумф его старших двоюродных братьев. Эта мысль пугала, но казалась вполне правдоподобной.

В каморке было холодно, и вскоре Эвандер уже весь дрожал. Он несколько раз подавал голос, но в ответ слышал только эхо. «Могли бы хоть дать плед», — подумал юноша.

Время ползло очень медленно, в грустных размышлениях проходил час за часом. Какого же он свалял дурака! Показаться ведьме! Конечно же, она знала, кто он на самом деле. Эвандер вспомнил, как заблестели глаза Постремы при взгляде на него. Она, наверное, видела его портрет, который десятками разослали с гонцами его враги, пообещав награду. Косперо говорил, что такое вполне Может случиться, если новые правители Седимо твердо решат избавиться от принца Данаиса. Обычно такие изображения рассылали с купцами. Вполне могли снять копию с прошлогоднего парадного портрета, висящего в Зале Часов. И конечно, не забыли приложить к изображению беглого принца обещание щедрого вознаграждения.

И во всем виноват он сам. Советовал же ему Косперо не вмешиваться в дела волшебников. А спасая мэра Порт-Тарквила от мести чародея, Эвандер поступил точно наперекор совету друга. Теперь Косперо мертв, а принц Данаис захвачен в плен с той же легкостью, с какой браконьер ловит в силки зайца.

Но грустные размышления юноши были прерваны: через дверь в каморку внезапно проникло бледное голубоватое сияние. Ключ в замке повернули, дверь открылась, и сияние переместилось в комнату. Смотреть на него пленник не мог — свет был слишком ярким — и разглядеть, кто стоит за его источником, ему не удавалось. Но тут фигура шагнула вперед, и Эвандер узнал Пострему. Он пристально посмотрел ей в глаза. Ведьма улыбнулась, но улыбка была крайне неприятной.

— Злорадство — это отвратительная черта, не так ли? — горько сказал Эвандер.

— Тебя ожидает крайне любопытное будущее, — спокойно прокомментировала ведьма. — Я пошлю тебя на продажу в древний Урдх. Тамошние богачи хорошо заплатят за такое редкостное создание. Думаю, тебя выставят на всеобщее обозрение, может быть, даже научат кое-каким трюкам на потеху толпе.

Эвандер был потрясен. Так ведьма понятия не имела, что он принц Данаис! Она просто хотела продать его, как урода, чтобы зеваки глазели, смеялись и кидали в него помои. Его поместят в клетку, на забаву гостям в доме какого-нибудь богача! Эвандер судорожно сглотнул. Трудно было себе представить худшую участь.

— Итак, тебе нечего сказать, не правда ли, юноша?

— Я… — Эвандер и правда был слишком потрясен, чтобы говорить. Он пытался что-то сказать, а ведьма стояла и хихикала. В конце концов вместе с нахлынувшей яростью к юноше вернулся голос:

— Использование магии с целью похищения — это преступление против всего человечества. Тебя повесят, когда поймают, ведьма!

Пострема в ответ бесстрастно улыбнулась:

— Не захвати тебя я, это сделал бы кто-нибудь другой. Ты стоишь тысячи крон, юноша, тысячи. Кожа на твоих плечах просто восхитительна. Такое колдовство встречается крайне редко — просто потому, что большинство жертв умирает в процессе превращения, а выживших в лучшем случае сжигают на площади городские зеваки. Ты — живое свидетельство крайне сильного колдовства. Найдется немало желающих как следует заплатить за тебя. Да, немало желающих.