Самые таинственные и невероятные истории (сборник), стр. 321

— Пусть дует ветер, только не сильный, Пенкроф!

— Но ведь крылья нашей мельницы быстрее завертятся!

— Не нужно, чтобы они вертелись очень быстро, — ответил Сайрес Смит. — Опыт показал, что число оборотов крыльев мельницы должно определенным образом зависеть от скорости ветра, выраженной в футах в секунду. Так, при среднем ветре, скорость которого двадцать четыре фута в секунду, крылья должны делать шестнадцать оборотов в минуту, а большего и не требуется.

— Как раз подул северо-восточный ветер, — воскликнул Герберт, — он нам и поможет!

Колонисты торжествовали и решили, не откладывая обмолотить зерно, ибо им не терпелось отведать хлеба собственного приготовления. В тот же день они за утро перемололи два-три буассо зерна, а на другой день коврига превосходного хлеба, пожалуй слишком крутого, хоть он и был замешен на пивных дрожжах, красовалась на обеденном столе жителей Гранитного дворца. Колонисты уплетали хлеб за обе щеки, и нетрудно себе представить, с каким удовольствием!

А незнакомец все не подавал признаков жизни. Не раз Гедеон Спилет и Герберт ходили по лесу в окрестностях Гранитного дворца, но незнакомца не встретили и даже не обнаружили следов его пребывания. Колонисты начали за него тревожиться. Конечно, человек, который жил, как дикарь, на острове Табор, найдет себе пропитание в лесах Дальнего Запада, богатых дичью, но не вернется ли он к своим старым привычкам и не оживут ли на свободе его кровожадные инстинкты? И все же Сайрес Смит упорно повторял, что беглец придет, словно так подсказывал ему какой-то внутренний голос.

— Вот увидите, он придет, — твердил инженер с уверенностью, которую отнюдь не разделяли его товарищи. — Когда бедняга жил на острове Табор, он знал, что одинок, теперь он знает, что мы его ждем. Он уже почти признался нам в своем прошлом; кающийся грешник возвратится и все нам расскажет, и в тот день он войдет в нашу семью.

События доказали, что Сайрес Смит был прав.

Третьего декабря Герберт спустился с плато Кругозора и отправился удить рыбу на южный берег озера. Он не взял с собой ружья: бояться было нечего, ибо дикие животные не появлялись в этой части острова.

В это время Пенкроф с Набом что-то делали в птичнике, а Сайрес Смит и журналист приготовляли соду, так как у них кончилось мыло.

Вдруг раздались крики:

— Помогите, помогите!

Сайрес Смит и журналист были так далеко, что не услышали криков. А Пенкроф вместе с Набом выбежали из птичника и бросились к озеру.

Но впереди них бежал неизвестный, о присутствии которого никто и не подозревал, — он перебрался через Глицериновый ручей, отделявший плато от леса, и выскочил на противоположный берег.

К Герберту подкрался громадный ягуар, напоминавший ягуара, убитого на Змеином мысе. Юноша был захвачен врасплох; он прислонился к дереву, а зверь, припав к земле, готовился к прыжку… И в этот миг неизвестный, выхватив нож, кинулся на хищника; зверь обернулся и напал на нового противника.

Схватка была молниеносной. Неизвестный отличался необыкновенной силой и ловкостью. Одной рукой он сжал, как клещами, горло зверя, а другой всадил ему в сердце нож, не обращая внимания на то, что когти хищника вонзились в его тело.

Ягуар упал. Неизвестный оттолкнул его ногой и, очевидно, намеревался убежать, но тут на поле боя появились колонисты, и Герберт бросился к нему с криком:

— Постойте же, не уходите!

Сайрес Смит подошел к незнакомцу, и тот, увидев его, нахмурился. Кровь залила его плечо, обагрила разорванную рубашку, но он будто и не замечал этого.

— Друг мой, — сказал Сайрес Смит, — отныне мы ваши должники. Ведь вы чуть не пожертвовали своей жизнью ради спасения нашего сына!

— Своей жизнью! — пробормотал неизвестный. — Разве моя жизнь чего-нибудь стоит? На что мне она?

— Вы ранены?

— Позвольте пожать вам руку!

Герберт подбежал к своему спасителю, чтобы поблагодарить его, но неизвестный скрестил руки; его грудь бурно вздымалась, взгляд затуманился — казалось, он решил убежать, но, сделав над собой невероятное усилие, произнес резким голосом:

— Кто вы и что вам от меня нужно?

Очевидно, ему хотелось узнать историю колонистов. Быть может, услышав об их злоключениях, он расскажет и о себе?

В нескольких словах Сайрес Смит поведал обо всем, что произошло с ними после бегства из Ричмонда, рассказал, как им удалось спастись и чем они обзавелись тут, на острове.

Неизвестный слушал с напряженным вниманием.

Затем инженер стал говорить о своих товарищах — Гедеоне Спилете, Герберте, Пенкрофе, Набе — и добавил, что самую большую радость с тех пор, как все они живут на острове Линкольна, они испытали в тот день, когда «Бонадвентур» вернулся из плавания, когда они узнали что у них появился новый товарищ.

Услышав эти слова, неизвестный вспыхнул и опустил голову: вид у него был смиренный и растерянный.

— А теперь, когда вы знаете о нас, — промолвил Сайрес Смит, — пожмем друг другу руку!

— Нет, это невозможно, — глухим голосом ответил неизвестный, — потому что вы — честные люди, я же…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Всегда в одиночестве. — Просьба неизвестного. — Постройка фермы в корале. — Прошло двенадцать лет! — Боцман «Британии». — Покинутый на острове Табор. — Рукопожатие Сайреса Смита. — Загадочная записка.

Слова эти подтверждали догадку колонистов. В прошлом несчастный совершил какое-то тяжкое преступление, быть может, он искупил его перед людьми, но не перед самим собой. Преступника мучила совесть, он раскаивался, и, конечно, новые друзья с сердечной теплотой пожали бы ему руку, но он чувствовал, что не достоин пожатия руки честных людей! Однако после схватки с ягуаром он не вернулся в лес и с этого дня уже не покидал плато Кругозора.

Что же за тайна была в его жизни? Откроет ли он ее когда-нибудь? Одно только и оставалось: ждать. Во всяком случае, колонисты твердо решили не расспрашивать его и вести себя так, словно они ничего не подозревают.

Спустя несколько дней жизнь на острове вошла в свою колею. Сайрес Смит и Гедеон Спилет работали вместе, занимаясь то химией, то физикой. Только иногда журналист отправлялся на охоту с Гербертом, ибо теперь, колонисты боялись отпускать юношу одного в лес; приходилось быть настороже. А Наб и Пенкроф трудились — один день в загоне и птичнике, другой день — в корале, к тому же хлопотали по хозяйству, — словом, дел у них набиралось достаточно.

Неизвестный работал в стороне от товарищей, по-прежнему не садился за общий стол, спал под деревом на плато и не принимал участия в беседах. Казалось, что он и в самом деле не выносит общества своих спасителей.

— И чего ради, спрашивается, он обратился за помощью к людям? Зачем бросил записку в море? — недоумевал Пенкроф.

— Он сам обо всем нам расскажет, — неизменно отвечал Сайрес Смит.

— Когда же?

— Быть может, раньше, чем вы думаете, Пенкроф.

И действительно, день признания близился. Десятого декабря, через неделю после возвращения в Гранитный дворец, неизвестный подошел к Сайресу Смиту и тихо, смиренно сказал:

— Сэр, я хочу кое о чем попросить вас.

— Пожалуйста, — ответил инженер, — но сперва позвольте мне кое-что вам сказать.

При этих словах неизвестный покраснел и чуть было не убежал. Сайрес Смит понял душевное состояние преступника, который, очевидно, боялся, что его начнут расспрашивать о прошлом.

Сайрес Смит удержал его.

— Послушайте, — произнес он, — мы для вас не только товарищи по несчастью, но и друзья. Вот все, что я хотел сказать вам, а теперь я вас слушаю.

Неизвестный провел рукой по глазам. Он дрожал и несколько секунд не мог выговорить ни слова.

— Сэр, — наконец произнес он, — я хочу просить вас об одной милости.

— О какой же?

— В четырех-пяти милях отсюда, у подножия горы, находится ваш кораль, там вы держите домашних животных. Они нуждаются в уходе. Не позволите ли вы мне жить при них?