Самые таинственные и невероятные истории (сборник), стр. 133
Первым возобновил допрос боцмана майор: ему хотелось выяснить некоторые даты, касавшиеся «Британии».
— Итак, — спросил он, — вы были высажены на западном побережье Австралии восьмого апреля 1862 года?
— Точно так.
— А не знаете ли вы, каковы были в это время планы Гарри Гранта?
— Довольно смутно.
— Все же сообщите нам, что вы знаете: самый незначительный факт может навести нас на верный путь.
— Вот все, что я могу сообщить вам, — ответил боцман — капитан Грант собирался побывать в Новой Зеландии. Во время моего пребывания на борту «Британии» это его намерение выполнено не было. Таким образом, не исключена возможность, что капитан Грант, выйдя из Кальяо, направился в Новую Зеландию. Это согласовалось бы со временем крушения судна, указанным в документе: двадцать седьмого июня 1862 года.
— Ясно, — сказал Паганель.
— Однако в тех обрывках слов, которые уцелели в документе, ничто не может относиться к Новой Зеландии, — возразил Гленарван.
— На это уж я не могу вам ответить, — сказал боцман.
— Хорошо, Айртон, — промолвил Гленарван, — вы сдержали свое слово, я сдержу свое. Обсудим вопрос о том, на каком из островов Тихого океана будете вы высажены.
— О, это мне все равно, — заявил Айртон.
— Ступайте в свою каюту и ждите там нашего решения, — сказал Гленарван.
Боцман удалился в сопровождении двух стороживших его матросов.
— Этот негодяй мог бы быть настоящим человеком, — промолвил майор.
— Да, — согласился Гленарван. — Это человек умный, с сильным характером. И надо же было, чтобы его способности направились на зло!
— А Гарри Грант?
— Боюсь, что найти его невозможно. Бедные дети! Кто мог бы сказать им, где их отец?
— Я могу, — отозвался Паганель. — Да, я!
Читатель заметил, что географ, обычно такой словоохотливый, такой нетерпеливый, почти не проронил ни слова за все время допроса. Он молча слушал. Но произнесенная им только что короткая фраза стоила многих. Гленарван встрепенулся.
— Вы, Паганель? Вы знаете, где капитан Грант? — воскликнул он.
— Да, насколько это, конечно, возможно, — ответил географ.
— И как же вы это узнали?
— Все из того же документа.
— А-а… — протянул майор тоном полнейшего недоверия.
— Сначала выслушайте, Мак-Наббс, а потом уж пожимайте плечами… — заметил географ. — Я молчал до сих пор, зная, что вы мне все равно не поверите. Да и к чему было говорить! Если же сейчас я все же решаюсь на это, то лишь потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения.
— И вы думаете, что в Новой Зеландии… — начал Гленарван.
— Выслушайте меня, а потом судите сами, — отвечал Паганель. — Сделанная мною в письме ошибка, которая спасла нас, была не случайна, а имела основание. В то время как я писал под диктовку Гленарвана это письмо, слово «Зеландия» не давало мне покоя, и вот почему. Помните, как мы все ехали в колымаге и Мак-Наббс рассказывал миссис Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей номер «Австралийской и Новозеландской газеты», где описывалась эта катастрофа. В то время, когда я писал письмо, газета эта валялась на полу; она была сложена так, что из названия ее виднелось всего два слога — «ландия». И вдруг меня осенила мысль, что «ландия»; документа является частью слова «Зеландия».
— Что такое? — вырвалось у Гленарвана.
— Да, — продолжал Паганель голосом, в котором чувствовалась глубочайшая уверенность, — это толкование до сих пор не приходило мне в голову. И знаете почему? Да потому, что я, естественно, изучал главным образом французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а как раз в нем-то этого важного слова и нет.
— Ой-ой! Какой вы, однако, фантазер, Паганель! — промолвил Мак-Наббс. — И как легко вы забываете свои предшествующие выводы!
— Пожалуйста, майор, я готов отвечать на ваши вопросы.
— Тогда скажите мне, какое значение может иметь слово austral?
— То же, какое имело и раньше. Только оно обозначает: «южные страны».
— Хорошо! А обрывок слова indi, который первоначально истолковывался как indiens — «индейцы», затем как indigenes — «туземцы»? Теперь как вы его понимаете?
— Третье и последнее его толкование таково: он является началом слова indigence — нужда.
— A contin? Означает ли по-прежнему «континент»? — воскликнул Мак-Наббс.
— Нет, конечно, раз Новая Зеландия только остров.
— Тогда как же? — спросил Гленарван.
— Дорогой сэр, я сейчас прочту вам документ в новом, третьем толковании, и вы сами увидите. Но раньше буду просить вас о двух вещах: во-первых, забудьте, насколько возможно, прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, некоторые места вам покажутся натянутыми, и возможно, что я их толкую неудачно; таково, например, слово agonie, которое я, однако, никак не могу истолковать иначе. Но все эти места совершенно не важны. К тому же мое толкование основывается на французском экземпляре документа, а он, не забывайте этого, написан англичанином, которому могли быть неизвестны некоторые особенности чужого языка. А теперь, после этого объяснения, я начинаю.
И Паганель медленно и внятно прочел следующее:
— «Двадцать седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно «Британия», из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось выбраться на берег. Здесь, терпя постоянные жестокие лишения, они бросили этот документ под… долготы и 37°11? широты. Придите им на помощь».
Паганель умолк. Его толкование документа было допустимо. Но именно потому, что оно казалось таким же правдоподобным, как и прежние толкования, оно также могло быть ошибочным.
Вот почему ни Гленарван, ни майор не стали его оспаривать.
— Однако раз следы «Британии» не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходит тридцать седьмая параллель, то, конечно, есть шансы найти их в Новой Зеландии.
Это последнее замечание географа произвело сильное впечатление на его друзей.
— Скажите, Паганель, — обратился к нему Гленарван, — почему же вы около двух месяцев держали в тайне это новое толкование?
— Потому что я не хотел понапрасну вас обнадеживать. К тому же мы ведь все равно направлялись в Окленд, лежащий именно на той широте, которая была указана в документе.
— Ну, а потом, когда мы отклонились от этого пути, почему же вы тогда ничего не сказали?
— По той причине, что толкование мое, как бы верно оно ни было, все равно не могло бы помочь спасти капитана Гранта.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, что если с тех пор прошло целых два года и капитан не появился, то это значит, что он пал жертвой либо крушения, либо новозеландцев.
— Итак, ваше мнение? — спросил Гленарван.
— Мое мнение таково, что, быть может, и удастся найти какие-либо остатки «Британии», но потерпевшие на ней крушение люди безвозвратно погибли.
— Ни слова об этом, друзья мои, — сказал Гленарван. — Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта.
Глава XX
Крик в ночи
Команде «Дункана» вскоре стало известно, что сообщение Айртона не пролило света на таинственную судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: ведь на боцмана возлагалось столько надежд, а оказалось, что ему не известно ничего такого, что могло бы навести «Дункан» на следы «Британии».
Итак, яхта продолжала придерживаться намеченного курса. Оставалось лишь выбрать остров, на котором можно было бы высадить Айртона.
Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился уединенный островок Марии-Терезии. Этот скалистый, затерянный среди Тихого океана островок был расположен в трех с половиной тысячах миль от Американского побережья и в тысяче пятистах милях от Новой Зеландии. На севере ближайшей к нему землей являлся архипелаг Паумоту, находившийся под протекторатом Франции; к югу же никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса не было. Ни одно судно никогда не приставало к берегам этого уединенного островка. Никаких отголосков того, что делается на свете, не долетало до него. Одни буревестники во время своих дальних перелетов опускались сюда отдыхать. На многих картах и вовсе не значилось этого островка-скалы, омываемого волнами Тихого океана.