Числа. Трилогия, стр. 130

Я в ужасе. Этот монстр внушает мне отвращение с первых минут знакомства. Ненавижу его с того момента, когда он силой поднял веко Мии, свернувшейся клубком у меня на руках. За спиной у меня стена — отступать некуда. Смотрю на его руку. Я этого не вынесу. Не вынесу, если он коснется меня.

— Отойдите, — огрызаюсь.

— Сара, — говорит он мягко, — отдохнуть не хочешь? На тебе лица нет.

Адам поднялся на ноги. Трясущейся рукой он хватает руку Савла и пытается отдернуть ее от меня.

— Лапы убери, — говорит он.

Я готова закричать, но Савл уже отошел. Я поворачиваюсь и тяну руки к Мии. Она вскарабкивается на меня. Мои колени подгибаются под ее весом.

— Может быть, вернешься в свою комнату? — спрашивает Савл.

— Нет!

Злость придала мне сил, и голос мой звучит неожиданно резко. Савл удивленно вздрагивает.

— Я не хочу туда. Отпустите нас. Мы уходим.

Он вздыхает:

— Уходите, значит. И будете снова спать на земле? В грязи? В холоде? Никуда вы не пойдете. Тебе нужно хорошенько выспаться. Утром посмотрим, как ты будешь себя чувствовать.

Почему он вдруг сменил тон? Чего добивается? Мой мозг никак не может уловить связь между тем, что произошло, и тем, что происходит сейчас.

— Я не могу спать в этом месте. Не могу, и все.

— Значит, тебе лучше принять успокоительное. Сейчас что-нибудь сообразим. Пойдем, — берет меня за руку и ведет к двери.

— Нет, не хочу… Мне ничего не нужно, просто выпустите нас отсюда… Адам! Скажи ему!

Оглядываюсь и вижу Адама. Он на взводе — руки, пальцы, плечи, лицо подрагивают. Я видела его таким прежде и знаю, что будет дальше.

— Нет, Адам, не надо. Пожалуйста, не надо. Они снова упрячут тебя. Пожалуйста, успокойся!

Поздно.

— Я сказал, лапы убери. Ты что, глухой?

— Адам!

Отведя локоть, он выбрасывает кулак вперед и смачно врезает Савлу в челюсть. Тот не ожидал от Адама такой прыти. Отшатнувшись, хватается за лицо. Подбегают охранники, хватают Адама, скручивают ему руки. Другие налетают на нас с Мией и тащат в коридор.

Не успеваю я опомниться, а мы уже снова в ненавистной камере и впереди еще одна бесконечная ночь. Но теперь я смотрю на мир другими глазами.

Я видела, на что способны эти люди. Здесь нет законов. Только битва за выживание.

Адам

Значит, Савл хочет видеть числа. Спроси он меня, что при этом чувствуешь, уж я бы ему рассказал. Я бы рассказал, каково мне приходится все эти годы.

Смотреть смерти в лицо каждый день.

Чувствовать людскую боль и мучиться от нее.

При знакомстве с людьми думать о последних минутах их жизни. Даже если речь идет о новорожденных детях.

Когда он вышел вперед и положил руку Саре на живот, я понял, о чем он думает. Он сам сказал. «Если не ты, Адам, то кто?» Он рассчитывал на Мию, вот почему так взбеленился, когда услышал об эксперименте Ньюсама. Но в тот миг, когда Сара сказала, что Мия не моя дочь, все изменилось.

Он выкинул Мию из головы.

Теперь у меня нет сомнений: Сара и наш ребенок в опасности. В страшной опасности. Время Савла подходит к концу. Он может украсть первую попавшуюся жизнь, но не хочет рисковать. Он хочет не просто украсть жизнь, которая подарит ему новые годы, он хочет получить и новые способности, и у него в запасе меньше сорока восьми часов.

Он считает, что нашел то, что искал.

Мы не знаем, когда должен родиться ребенок, но Савл не будет ждать. Он

не может

ждать.

Сара не глупая, и ей никогда не нравился Савл, но она не знает того, что знаю я. И мои кулаки не оставили нам времени поговорить об этом. Мне должно быть стыдно. Я снова взаперти. Но если мне за что и стыдно, так это за то, что я не довел дело до конца. Савл — монстр. Я должен был убить его. Я убью его. Меряю шагами камеру. Два с половиной шага в одну сторону. Два с половиной в обратную. И так много раз. Затем плюхаюсь на пол и начинаю отжиматься. Тело ноет, ушибы саднят, но я стиснул зубы и продолжаю. Пятьдесят отжиманий, а я все еще не выдохся. Еще пятьдесят, и я начинаю чувствовать усталость в руках. Уже лучше. Еще пятьдесят, и я вспотел.

Мне нужно устать, выбиться из сил и перестать думать, но, вместо того чтобы отогнать от себя мысли, я только больше сосредоточиваюсь на них. Спрятаться здесь некуда. Я напрягаю тело, довожу мышцы до изнеможения, но не могу перестать думать о людях, которых нет рядом. О Саре и Мии, об опасности, в которой они находятся. О бабуле, о маме. Я не знаю, где они. Есть ли они где-нибудь? Или их нигде нет? Внезапно от безысходности и тоски по ним мне становится физически плохо. Жжет за глазами, сводит живот.

Опускаюсь на пол, лежу ничком, положив щеку на холодный бетон. Едва не схожу с ума от страха. Как горько думать о том, что из всей нашей семьи в живых не осталось никого, кроме меня. Сару и Мию увели. Поможет ли нам Адриан? Не могу отделаться от мысли, что не поможет. Или предаст в самом конце.

Придется полагаться только на себя. Если я не буду терять головы, то обязательно найду выход. Главное — держать ухо востро.

Отсюда должен быть выход, и я смогу его отыскать. Я знаю, что смогу. Я сделаю это.

Я должен защитить Сару, вызволить нас отсюда… и убить Савла.

Сара

Женщина-врач приходит осмотреть Мию. С тех пор как мы вернулись в камеру, она не проронила ни пол словечка. Сухие глаза на бескровном лице. Неподвижно лежит на кровати. Меньше чем за два дня она превратилась из веселой и смышленой девчушки в перепуганную улитку, свернувшуюся в своей раковине.

Врач проводит обычный осмотр — щупает лоб, меряет пульс.

— Температура в норме, пульс ровный. Ей нужен отдых и материнская забота.

Что вы говорите! Забота! Плюнуть бы тебе в лицо от всей материнской души. Я прикусываю язык, но, когда она уходит, жалею об этом. Надо было сказать все, что думаю. В конце концов, что мы теряем?

Адриан приносит еду и питье.

Пытаюсь напоить Мию молоком. Она берет чашку, но не пьет.

Адриан идет прямиком в ванную и включает душ.

— Как вы? — шепчет он под шум воды. Вид у него взвинченный.

Пожимаю плечами:

— Как-как… Нас чуть не убили.

— Мне жаль. Очень жаль, — говорит он, и я верю ему.

— Адам снова в одиночной камере? Тебе удалось передать ему записку? — спрашиваю.

До этой минуты у меня не было возможности поговорить с ним.

— Да, — говорит он, отводя взгляд. — Но он не мог ответить. Очень строгое наблюдение.

— Все равно спасибо. Есть ли шанс, что мы выберемся отсюда сегодня вечером?

Он качает головой:

— Мне нужно время, чтобы все распланировать. Мне помогают снаружи. Осталось недолго. Еще ночь, может, две.

Ничего себе «недолго».

— Не знаю, продержусь ли.

— Надо держаться, — говорит он. — Я знаю, тебе нелегко. Отдохни. У тебя усталый вид. Хочешь, принесу таблетку?

Ноги у меня ватные, и я прямо-таки чувствую, как под глазами набухают мешки.

— Не надо, — отвечаю.

Вскоре он уходит, я ложусь на кровать и вырубаюсь.

На следующее утро, поняв, куда они ведут меня, я поднимаю шум. Мы снова идем в комнату с окном для наблюдения. Моих криков и протестов как будто никто не замечает. Единственное, чего мне удается добиться, — это чтобы и Мию взяли с нами. Я не хочу спускать с нее глаз. И если только я увижу, что люди выходят из комнаты, то мы выйдем вместе с ними, — мы ни за что не останемся там взаперти еще раз.

Как только мы оказываемся в комнате, Мия начинает хныкать. Я крепко держу ее за руку, поглаживаю ее пальчики своим большим пальцем. Странно, но сегодня, похоже, ею никто не интересуется. Ей опять дают мелки и бумагу, и вскоре она уже лежит на полу под кроватью и увлеченно рисует. Все их внимание — на мне. Они говорят, что собираются провести ультразвуковое исследование ребенка.

Я не хочу, чтобы Ньюсам или его дружки находились так близко ко мне или к Мии, но посмотреть на будущего малыша было бы, конечно, здорово. Когда я ждала Мию, то на ультразвук не ходила. Она была моей тайной. Я даже рожала без посторонней помощи. Мне так хотелось, чтобы на этот раз все было иначе. Так, собственно, и получилось. Только со здоровенным знаком минус.