Числа. Трилогия, стр. 116

— Да, — наконец говорит он.

Правда ли это? А как тут узнаешь. Есть только один способ…

В коридоре пусто, из мебели — несколько деревянных стульев вдоль стен. Искусственный яркий свет люминесцентных ламп на потолке режет глаза. В конце коридора железная решетка, а за ней вроде бы дверь лифта.

Иду за Савлом в сторону решетки. Он нажимает кнопку на стене, но пространство уже наполняется треском и скрипом. Лифт с буханьем останавливается. Створки-гармошки открываются, и я вижу группу людей в белых халатах, а также охранника в форме. Он отворяет решетку.

Белые халаты быстрым шагом протопывают мимо нас, направляясь ко входу в бункер.

— Расчетное время прибытия Адама Доусона — пять минут, — обращается Савл к одному из халатов, поравнявшись с ним.

Тот молча кивает. Под белым халатом на нем твидовый пиджак. На меня никто не смотрит. Как будто я превратилась в невидимку.

Вхожу в лифт. Вот это громадина, в нем можно человек по двадцать перевозить. Лет ему, правда, страшно подумать сколько, один пульт управления чего стоит. Никаких кнопок, только ретродиск с железной ручкой. Решетка со скрипом задвигается за моей спиной, и я резко оборачиваюсь.

Савл стоит с другой стороны.

— Это Сара, — говорит он охраннику. — Я подожду Адама. Это важно. — Его пронзительные черные глаза впериваются в меня. Я вижу в них легкую усмешку. — Не волнуйся, Сара. Тут глубина — тридцать метров. Самое безопасное место в Англии. Один вход, один выход.

— Я хочу видеть Мию, — говорю. — И Адама.

— Увидишь, — отвечает он, поворачиваясь ко мне спиной.

Больше я для него не существую.

Охранник захлопывает дверь лифта, переводит ручку в положение «ВНИЗ».

Махина дрожит, трясется, и мой живот подбрасывает, когда лифт начинает опускаться под землю.

«Что, черт возьми, это за место?»

Адам

Слышу голоса:

— Глаза двигаются… Он приходит в себя…

О ком они говорят?

— Адам. Адам, вы меня слышите?

Теперь они кричат на кого-то по имени Адам. Не повезло бедняге, кем бы он ни был, хуже нет, когда на тебя так орут.

Приоткрываю глаза, но вокруг такой яркий свет, что я тут же их закрываю.

— Вы видели это? К нему вернулось сознание. Адам! Адам!

Снова открываю глаза и понемногу начинаю различать чьи-то лица. Я знаком с этими людьми? Перевожу взгляд с одного на другого. Кругом лица с глазами, носами, ртами и числами, но я понятия не имею, кто они такие, кто я такой и где мы находимся. Знаю лишь, что я жив и дышу. «Что произошло?»

Один из них обращается ко мне. Лицо такое, будто его расплющило в дверях лифта. 8112034. На вид ему лет пятьдесят, одет в белый халат, из-под которого виден твидовый пиджак. Волосы у него неправдоподобно каштановые, ни намека на седину, зачесаны на одну сторону и свисают вдоль пухлых щек.

— Адам, если вы меня понимаете, моргните.

Я понимаю его, просто не уверен, что меня зовут Адам, но все равно моргаю. На лицах появляются радостные выражения.

— Хорошо, — говорит он. — А теперь можете сжать мою руку?

Пытаюсь оглядеть себя, но большой воротник вокруг шеи мешает. Чел держит меня за левую руку. Вот черт, а я даже не знаю его. Или знаю? Может, он мой отец или еще какой-нибудь родственник? Тогда понятно, чего он так со мной церемонится.

Его полные пальцы сжимают мои.

— Чувствуете? Можете пожать в ответ?

Пожимаю его пальцы в ответ.

— Превосходно.

Он прощупывает мое тело. Руки, кисти, ноги и ступни — все в норме.

— Замечательно, — говорит он. Я не знаю его, но рад, что он рад. Я начинаю расслабляться. — Какое у меня число, Адам?

Он задает этот вопрос тем же спокойным тоном, что и предыдущие, но меня будто током прошибает. Умиротворения как не бывало. В голове один за другим звучат сигналы тревоги. И тут я слышу еще один голос. Но он не принадлежит никому из собравшихся. Голос раздается в моей голове: «Никому не говори, Адам. Ни одной живой душе. Никогда».

— Не знаю, — говорю.

Твидовый Пиджак нависает надо мной:

— Не знаете? Какое у меня число, Адам?

— Достаточно. Прекращайте, Ньюсам. Давайте перенесем его вниз. Ему надо поспать.

Это говорит другой человек, голос у него низкий и резкий. Я перевожу взгляд. С другой стороны от меня стоит мужчина с коротко стриженными седыми волосами и шрамом над левым глазом. Его число мерцает, когда я пытаюсь прочесть его.

Я видел его прежде. Мозг лихорадочно припоминает где именно, но без толку.

Твидовый Пиджак выпрямляется.

— Конечно, — говорит он. — Завтра мы попробуем еще раз.

Толпа просачивается за дверь.

Я снова закрываю глаза, но не сплю. Перебираю в памяти все то, что только что видел, все то, что мне известно. Лица, числа… и этот голос.

«Не говори».

Эта женщина в моей голове тоже назвала меня Адамом. Стало быть, это и есть мое имя.

Я — Адам.

А дальше?

Сара

Лифт грохается о дно шахты. Мы в самом низу. Охранник переводит ручку на «ОТКРЫТЬ», а затем распахивает дверь, и я вижу еще один коридор. Стены бетонные, освещение тусклое, длина бесконечная. По стенам ветвятся булькающие трубы, тут и там виднеются железные двери с решетчатыми ставнями на уровне глаз, замочными скважинами и номерами. Все выкрашено голубовато-серой краской. Очень похоже на тюрьму.

Охранник берет меня за руку. Я пытаюсь высвободиться, но он держит крепко. Я что, теперь заключенная? Поднимаю глаза и присматриваюсь к охраннику.

Он молод, чуть старше меня. У него пробиваются усы, а военный берет, похоже, сидит на голове под неправильным углом. Он нервно глядит на меня.

— Я должен отвести вас к дочери, — говорит он мне. — Мы пытаемся… успокоить ее.

Мия. Она здесь. Я чувствую невероятное облегчение. Плевать на Савла, на солдат, на это странное место. Мия! Хочу видеть Мию.

Рядовой идет первым, уводя меня все глубже и глубже в туннель. Он бормочет что-то о еде, о теплой постели, но я не обращаю внимания. Бетонный пол отзывается на наши шаги вялым эхом. Где-то на заднем плане слышится механическое гудение.

С каждым шагом я как будто отдаляюсь от жизни, дневного света и всего, что знала раньше, но в то же время с каждым шагом я приближаюсь к Мии, а только это сейчас и имеет значение. Я пытаюсь запоминать дорогу, но мы заворачиваем за несчетное множество углов, проходим мимо бесконечных дверей, и все сливается в одно голубовато-серое море, настолько однообразное, что я вскоре сдаюсь.

Тут я слышу звук, от которого замираю на месте. Детский плач. Звук слабый, но, без сомнения, это она. Мия.

Останавливаемся у двери с табличкой 1214. Охранник стучится, и дверь распахивается. Голос Мии заполняет весь коридор. За дверью простая квадратная комната, в углу стоит односпальная кровать. На кровати сидит женщина, рядом с ней Мия, ее личико сморщилось и покраснело, как свекла, ручки и ножки отчаянно дергаются.

— Мия! — кричу. — Мия!

Отталкиваю охранника и влетаю в комнату. Он не останавливает меня.

Мия разом замолкает и открывает глазки. Затем бросается ко мне, цепляется за меня, как обезьянка, и рыдает. Я целую ее волосы, обнимаю ее.

Женщина встает.

— Она как раз начала успокаиваться, — неубедительно говорит она.

При звуке ее голоса Мия принимается плакать громче и пронзительнее.

«Молодчина, Мия, — думаю я. — Так ее».

С оскорбленным видом женщина выметается из комнаты и хлопает дверью. В замке поворачивается ключ. На кровати лежат полотенца и одежда двух размеров. Голые стены, ни единого окна. Камера.

— Мы заперты, Мия, — говорю, пытаясь справиться с нахлынувшей тревогой.

Она поднимает головку от моего плеча. Глаза распухли от слез, горячо дышит мне в лицо. Возможно, мы и в заключении, но Мия здесь. Она жива.

— Заперты, — повторяет она.

Крепче прижимаю ее к себе и осматриваю комнату. Здесь даже душевая есть. На мгновение я забываю обо всем на свете, вспомнив, что такое проточная вода и каково это — принять горячий душ. За два года я почти успела забыть, на что это похоже.