Собирающий облака, стр. 69

— Насколько большая?

— Около двадцати пяти тысяч. Комавара опустил глаза.

— Пусть шесть мужчин доставят эти новости прямо к господину. Дайте им самых выносливых лошадей, да еще запасных. Прикажите загнать лошадей до смерти, если понадобится. Господин Сёнто должен немедленно узнать об этом.

Комавара подозвал своего коня.

Варвары не допустят, чтобы господин Сёнто продолжал забиратьих продовольствие после того, что сделала моя группа. Этот меньшийотряд должен был разбить моих людей или оттеснить на юг с такойскоростью, чтобы мы не смогли занять земли впереди. Хан окончательно проснулся.

43

Четвертая луна опустилась на землю, сбрасывая с деревьев медный наряд и окутывая их в серебристо-белый убор. Нисима, Кицура и Окара сидели на подушках, разбросанных по ковру на палубе, Лунный свет был таким ярким, что можно различить розовый цвет вишни и белый — сливы. Деревья остались позади, их темные силуэты склонялись над берегом канала.

По просьбе госпожи Окары Нисима играла на арфе нежную мелодию, известную как «Разлука влюбленных», хотя в южных провинциях ее называли «Путешествие по весенней реке».

После они стали играть, сочиняя стихотворение: каждая по очереди должна была придумать одну строфу. Нисима удостоилась чести сочинять первую и последнюю строфы в знак признания ее поэтического таланта.

Четвертая луна…
Десять тысяч разбитых сердец
Лежат вдоль берегов весеннего канала,
Разбросаны средь сливы лепестков.

Следующая — госпожа Окара, она взяла бокал, означавший ее очередь.

Как гроздья винограда, белые цветы
Плывут на юг против течения реки.
А сможем ли домой вернуться мы,
Когда врата разрушили враги?

Бокал перешел к Кицуре.

Последние листья осенние
И молодые цветы весенние
Кружат, словно сердца, меж облаками,
Гонимые холодными ветрами.

Бокал вернулся к Нисиме. Она сделала глоток и задумалась.

Журавль летит в тишине
Среди облаков над рекою.
Десять тысяч сердец парят в вышине,
Направляясь к озеру голубому
У подножия безымянной горы.

Когда стихотворение было закончено, три женщины замолчали, наблюдая за луной и проплывающими мимо пейзажами. Спустя какое-то время Кицура взяла флейту и заиграла мелодию, которая отражала их настроение, словно хорошо подобранная цитата. Когда она закончила, с берега канала отозвалась бамбуковая флейта. Невидимый музыкант ответил никогда не слыханной песней, идеально сочетавшейся с музыкой Кицуры.

— Это духи говорят с нами, — прошептала госпожа Окара. Другие женщины кивнули.

На некоторое время разговор прекратился. Потом госпожа Нисима поднялась, вымученно улыбаясь.

— Мне больно покидать вашу приятную компанию, — сказала она, — но я должна выспаться, иначе не смогу помочь своему дяде. Это был превосходный вечер, Ока-сум, кузина.

Нисима поклонилась и вышла.

Кицура начала другую песню, но не смогла сосредоточиться и остановилась:

— Боюсь, эта война заведет мою кузину на такие пути, которые нам не понять. Она артистическая натура, слишком восприимчивая, и в такие времена…

Госпожа Окара кивнула:

— Она никогда не научится отстраняться от мира — от этого ее сердце каждый раз разбивается на кусочки.

На берегу показались огни лагерей беженцев, растянувшиеся почти на ри. Потом эта картина сменилась подлунными ивами и эвкалиптами в полном цвету на фоне звезд. Женщины молча глядели на луну.

— Я слышала об отряде, напавшем на варварский продовольственный обоз, — неожиданно сказала Кицура, хотя место для обсуждения подобных вещей было неподходящее.

Правила этикета при лунном свете все больше отходили на второй план.

— Да, я тоже интересуюсь этим, — ответила Окара.

— Господин Комавара стал очень жестоким, вы не заметили? Больше, чем члены Совета господина Сёнто, хотя они-то видели войну и раньше. Еще…

Через секунду госпожа Окара тихо села.

— Очень много всего произошло с нашим молодым господином Сэй. Я с сожалением вижу перемены в его поведении, но думаю, что на этом они не закончатся. Он потерял положение, которое Комавара удерживали многие годы. Сэй захватили варвары, которые, без сомнения, сожгут красивые города Ройо-ма. И хотя господину Комаваре удалось восстановить уважение среди людей собственной провинции, месяцы насмешек не так легко забыть… как и другие вещи.

— Другие вещи, Окара-сум? — спросила Кицура. Пожав плечами, девушка плотнее завернулась в накидку.

— Пожалуйста, не будем говорить об этом, но, думаю, Кицу-сум, Самуяму-сума отвергли. Боюсь, его чувства могут привести к ужасным последствиям.

— Отвергли? — прошептала Кицура с нескрываемым интересом. — Кто? Как ты думаешь?

Окара пожала плечами, отводя взгляд от подруги:

— Думаю, это могла быть госпожа Кицура… Кицура рассмеялась:

— Конечно, нет. Дворец правителя Сэй посещали много красивых женщин. Там было предостаточно возможностей. Ты считаешь, потому у Комавары такой странный вид?

Окара снова пожала плечами:

— Возможно.

— Ух! — Кицура коснулась пальцем подбородка в глубокой задумчивости. — Все мужчины, которых я знаю, влюблены в Ниси-сум… — Молодая женщина встала. — Ты не думаешь, что это Ниси-сум? Она мне ничего не говорила.

— Не знаю, Кицу-сум. Я просто заметила, что такое возможно. Я ничего не утверждаю.

Кицура всплеснула руками, словно актриса, исполняющая роль.

— Мне нужно выяснить у Ниси-сум, — сказала она, уже придумывая, как ей это сделать. — Бедный господин Комавара. Моя милая кузина разобьет десятки тысяч сердец, пока сделает свой выбор.

— Должна сказать, — резко заметила госпожа Окара, — вы обе пожалеете из-за вашего соперничества.

Кицура молча посмотрела не нее. Она никогда не слышала, чтобы госпожа Окара сказала что-нибудь настолько неприятное. «Какое соперничество? — думала Кицу-сум. — С моей дорогой сестрой?»

Нисима лежала в своей каюте. Лунный свет пробивался в открытое окно. Девушка сменила изысканный наряд, который пришлось надеть из-за прохладного вечера. Служанка расстелила постель. Хотя Нисима могла остаться и принять участие в беседе, она предпочла уйти. Причиной того стало внезапно охватившее девушку беспокойство. Прошло несколько дней с тех пор, как Нисима в последний раз говорила с Суйюном. Больше она не видела его, за исключением одного раза издалека. Монах избегает ее, в этом нет сомнений. И именно это беспокоило девушку..

Нисима чувствовала, что вступила в бой с духом молодого человека. С одной стороны, жизнь согласно ботаистскому воспитанию и правилам, с другой стороны — чары госпожи Нисимы. Чем дольше он находится вдали от нее, тем очевиднее, что привычки и воспитание берут верх. Даже сейчас, Нисима была уверена, монахи пытались возвратить ученика в свое лоно.

Нисиму удивило, как мала вина, которую она испытывала, играя роль искусительницы — уводя Посвященного прочь с пути духа. Это наводило ее на мысли о собственной добродетели. Конечно, то, что Нисима затеяла, весьма неприлично. Однако ее сердцу было все равно.

Боль, которую причинила Нисиме эта мысль, оказалась почти физической, идущей так глубоко изнутри, что она не могла найти ее центр. Какое-то время девушка пролежала в одном положении, по том попробовала сделать одно из упражнений, которым ее научил брат Сатакэ, чтобы освободить дух от смятения. Наконец она забылась беспокойным сном.