Брат Посвященный, стр. 61
18
С точки зрения воина, Комавара считал свои позиции невыгодными. Он обвел взглядом крутые скалы ущелья Дендзи и начал считать лучников, взиравших на корабли Сёнто со стен крепости. «Мы уязвимы», — подумалось князю.
Первые барки флотилии уже вошли в шлюз, а на шлюзование всего каравана потребуется не меньше двух дней. После трех дней задержки Дом Бутто все же позволил императорскому наместнику и его сопровождению пройти через свои земли. Подозрительность Бутто удивила даже Комавару, который заранее знал о предстоящих трудностях.
За минувшие четыре дня молодой князь не раз участвовал в военных советах, которые Сёнто проводил вместе со своими генералами. У Комавары голова шла кругом: вопросы обсуждались самым подробным образом, члены совета Сёнто рассматривали все возможные варианты развития событий. Вспоминая военные советы у себя на родине, Комавара с огорчением сознавал, что проводил их неправильно.
Прежде положение рода Комавара было менее сложным, размышлял молодой князь; теперь, когда он стал союзником Сёнто, все изменится. Надо извлечь как можно больше опыта из встреч с советниками Сёнто. Все они храбрые и славные полководцы, и Комавара считал за честь находиться среди них.
Князь бросил считать лучников — все равно за их спиной в крепости находились сотни и сотни других. Лодка впереди и еще три судна, включая его собственную барку, приблизились к первому шлюзу. Несмотря на то что Комавара не однажды видел, как происходит шлюзование, он по-прежнему восхищался древними инженерами, создавшими это сооружение. Они столько всего знали, думал князь. Сегодня построить шлюз стоило бы колоссальных трудов и средств.
Лодки проплыли через огромные бронзовые ворота, толщина которых составляла почти половину ширины барки Комавары. Молодой князь постучал себя по груди — кольчуга под одеждой придавала ему уверенности. Комавара не знал, о чем именно Сёнто договорился с Домом Бутто, но дело было даже не в подробностях соглашения — Комавару они не интересовали, — а в том, что он не испытывал доверия ни к одному из враждующих кланов.
Ворота начали закрываться, лениво поворачиваясь на гигантских петлях. Рабочие следили за тем, чтобы вода непрерывным потоком лилась на колеса, приводящие в движение поворотное устройство. Все происходило так медленно, что ворота сомкнулись без единого звука.
Вода вокруг барки вспенилась и забурлила. Солнце осветило белую пену, пляшущую на поверхности, и барки почти незаметно начали подниматься. Трое стражников из охраны Комавары придвинулись к нему, заслоняя хозяина от лучников Бутто, которые по мере подъема судна становились все ближе.
Князь по привычке подумал, что его персона не интересует солдат, но вдруг осознал, что, став союзником Сёнто, он раз и навсегда изменил свою жизнь. Надо остаться на палубе. «Мы плывем вместе с императорским наместником в Сэй, — мысленно проговорил Комавара. — Мы путешествуем по водному пути, который принадлежит его императорскому величеству, где каждый находится под защитой Сына Неба. То, что творят эти кланы, противозаконно и недопустимо». Молодой князь пошире расставил ноги, скрестил руки на груди и окинул взглядом лучников на стенах крепости.
Вода успокоилась; начали открываться ворота в следующий шлюз. Упряжки буйволов протянули лодки вперед, и процедура шлюзования повторилась заново.
Наконец барка Комавары проплыла под узким мостом, соединявшим землю Бутто с их укреплениями на территории Хадзивары. Нависающие скалы ущелья Дендзи расступились, и лодки вошли в Озеро Семи Ипостасей, которое получило свое название в честь семи гигантских скульптур Ботахары, вырезанных в скале. Две из них были видны уже сейчас — Сидящий Ботахара и Просветленный Владыка Во Время Медитации.
Комаваре захотелось послушать брата Суйюна — интересно, что рассказал бы монах об огромных статуях, древняя история которых обросла самыми невероятными слухами. Говорили, будто изваяния высечены через два столетия после кончины Ботахары членами тайной секты, истребленной во время Храмовых Войн. Это случилось еще до того, как император Чонсё-Са подчинил ботаистские секты и навечно запретил им браться за оружие.
Комавара находил странным, что последователи Просветленного Владыки воевали по всей империи, тогда как их собственными догматами им строжайше возбранялось отнимать жизнь у людей за исключением крайних случаев самозащиты. Разумеется, они нашли какое-то оправдание, хотя историки считали их действия обычной борьбой за власть, точно такой же, как и глупая распря двух враждующих кланов, стремящихся к превосходству над противником.
Гребцы заняли свои места и широкими взмахами весел привели лодку в движение. Караван быстро преодолел семь ри до якорной стоянки на северном краю озера, хотя к тому времени, когда барка Комавары причалила к берегу, солнце уже проделало свой долгий путь по небосклону, и судно князя пришвартовалось в сумрачной тени западных утесов. Почти всю скалу над якорной стоянкой занимала статуя Ботахары, считавшаяся еретической. Достигший Просветления был запечатлен вместе со своей юной женой в момент наивысшего экстаза супружеских отношений. Лица обеих фигур были стерты более тысячи лет назад. Теперь изваяния производили очень странное впечатление: двое безымянных любовников, высеченных из холодного камня, сплелись в страстном объятии, но вместо лиц, выражающих неземное блаженство, остались только стесанные куски скалы. Сам акт любви представлялся обезличенным, как будто дух и плоть существовали по отдельности. Это зрелище почему-то казалось Комаваре гораздо непристойнее любых эротических рисунков, какие он когда-либо видел. Любовь, лишенная человеческих чувств. Князь покачал головой, но не отвел взгляда.
Неподалеку от Комавары инициат ордена ботаистов брат Суйюн стоял на палубе похожей барки и смотрел на ту же самую скульптуру. Для него каменный рельеф олицетворял нечто совсем другое — раскол братства, вызванный разногласиями в трактовке учения Ботахары. Изначально статуя изображала Владыку Мудрости в момент любовного соития, с расходящимися от его лица лучами Просветления — иными словами, постигнув Сокровенное Знание, Ботахара предавался радостям плоти. Ересь, страшная ересь!
В древности в этой самой долине члены религиозной секты, называвшие себя последователями Ботахары, проповедовали учение о Восьми Путях, считая плотские утехи восьмым способом достичь Просветления.
В анналах ботаистов рассказывалось, как не в меру рьяные последователи Истинного Пути уничтожили секту еретиков после длительной осады, что впоследствии привело к открытому столкновению между императором и братством ботаистов. Чонсё-Са не желал понять, что с приверженцами Восьми Путей расправился не орден ботаистов, а кучка фанатиков.
«Мы не раз переживали тяжелые времена, — думал Суйюн, — но Ботахара предупреждал, что Истинный Путь полон трудностей и обманов». Всему этому Суйюна учили, однако лишь теперь, после разговора с послушницей Тессеко, ему пришло в голову, что все эти догматы — не обязательно божественная истина. Лишь теперь Суйюн допустил, что они могут способствовать достижению корыстных интересов его ордена.
Получив пищу для размышлений, ум, решивший загадку Сото, упорно не желал отвлекаться от этой темы. Владыка Ботахара посвятил поискам истины всю жизнь и навлек на себя гнев верховных жрецов того времени. Будучи последователем учения Просветленного Владыки, Суйюн спрашивал себя, готов ли он повторить путь страданий, если того потребует истина.
Он поднял глаза на фигуры, слившиеся в объятиях, сладость которых не познал ни один монах. Смутные образы, вызванные еретическим изваянием, привели его в неприятное волнение. Прежде он боролся с подобным ощущением, умерщвляя плоть, как его и учили, но сегодня эти мысли и образы никак не давали ему покоя.
Глядя на каменных любовников, князь Сёнто не задавался вопросами религиозных догматов или истории, его внимание привлекали солдаты клана Хадзивары, которые стояли на открытых площадках, врезанных в гранитную скалу. Князь хлопнул в ладоши, и в следующий миг стражник уже пал перед ним на колени.