Пропавшая буква, стр. 6

И всем стало ясно, что Кривпоч здоров, как прежде.

Вот с тех-то самых пор он стал обходить улицу Разума.

…А жила во Дворце Усердия одна девочка. Звали ее просто — Люба, а еще называли ее хозяйкой дворца. Каждый, кто видел Любу первый раз, очень удивлялся: она была необыкновенно похожа на принцессу Лень. У нее были такие же глаза, такой же нос и такой же рот.

Но в глазах принцессы жила только сонливость, нос принцессы только высокомерно морщился, а рот принцессы только капризно кривился.

А глаза Любы были всегда веселы, ее нос никогда не задирался кверху, а был подвижным и любопытным, и рот Любы всегда улыбался. Поэтому всем, кто находился рядом с ней, было легко и весело.

Ходили слухи, что Люба и принцесса Лень — сестры, но Люба никогда не говорила об этом и никому не разрешала называть себя принцессой. Только Почерк считал ее своей повелительницей.

Это вместе с ним Люба строила Буквоград. Она сама нарисовала на земле огромную букву Б. Причем она очень старалась, и поэтому улицы Буквограда получились ровными и красивыми. Но пока Люба занималась этим важным делом, Кривпоч по указанию принцессы Лени пририсовал к букве хвостик, кривой и тоненький. Когда Люба и Почерк закончили строительство города, они увидели этот хвостик. Но было уже поздно: хвостик превратился в улицу Разгильдяев, и все лентяи и неряхи стали жить на этой улице. А Кляксы заняли целый тупик. Из этого хвостика по всему городу разносилась грязь. Особенно много грязи таскали Кляксы. Пришлось дать указание Восклицательным Знакам: не пускать их на другие улицы города.

Люба вставала очень рано и целый день что-нибудь делала. Она просто не могла сидеть спокойно. Она так чистила и убирала свой дом, как будто приближался большой праздник. Поэтому каждому, кто приходил к ней, казалось, что в доме всегда праздник. И у каждого вдруг появлялось желание сделать что-нибудь хорошее. И главное, это желание не пропадало и после того, как посетитель покидал дворец. Неряха смущенно прятал в карманы грязные руки и давал себе слово, что отныне будет самым аккуратным на свете, а лентяй мучительно краснел от стыда и решал, что больше никогда не поздоровается с принцессой Ленью.

Недаром в городе считали, что Дворец Усердия и его хозяйка обладают волшебной силой. Когда Люба слышала это, она очень обижалась. Никакой волшебной силы нет, говорила она. Но ей никто не верил. Настоящие волшебники — скромные люди, они никогда не хвастают своим могуществом. В конце концов вера в волшебную силу Любы и ее дворца до того укрепилась, что стали поговаривать, будто не только дворец, но и вся улица Разума обладает такой силой. Что будто на этой улице какой-то особенный воздух. Ведь это была единственная улица в Буквограде, на которой не случалось никаких происшествий. А если к тому же вспомнить про болезнь Кривпоча, то можно было и вправду поверить, что воздух на улице Разума волшебный.

Глава девятая,

о том, как торопливость приводит на Скамью Несознательных

Твердый Знак сидел за рулем и не произносил ни слова. Он сдвинул брови, и они стали похожи на мохнатую гусеницу, которая иногда сердито шевелилась. Все молчали.

Слива — потому, что ей было стыдно. Так осрамиться: забыть, что кончился бензин! Что подумает Почерк, что скажут буквы! А ведь она считается неплохим водителем. Когда в Алфавите организовали автокружок, она записалась в него самой первой. К тому же она лучше всех делала повороты, давала задний ход и быстрее всех могла развернуть машину в самом узком переулке. Правда, с теорией дело обстояло намного хуже.

Есть еще такие ученики. Вызывает его учитель к доске и спрашивает: “Сколько будет шесть плюс семь?” А ученик отвечает: “Три”. И вовсе не потому, что не знает, просто в это время он смотрит в окно и видит, как ребята из детского сада катаются на трехколесных велосипедах. И это кажется ему таким интересным и важным, что он говорит первое, что приходит ему в голову. А когда в классе раздается смех, растерянно спрашивает: “А? Что?”

Примерно так было и со Сливой. Но все-таки ей разрешили ездить по улицам Буквограда. И она ездила. До тех пор, пока не случалась какая-нибудь поломка. Тогда Слива начинала ходить вокруг машины, заглядывать в мотор, но в конце концов звонила на аварийную станцию и просила помощи.

Вот и сегодня дело едва не кончилось плохо. Ведь если бы не Твердый Знак, она стала бы посмешищем всей улицы. Да еще какой улицы — Разгильдяев! И все из-за того, что забыла про бензин! Зачем только она разговаривала с этими противными мальчишками!.. Ну, что в них особенного? Обыкновенные мальчишки. Правда, они смелые, ничего не скажешь. Как они схватили за руки Кривпоча!.. И вообще, если разобраться, они, пожалуй, тут ни при чем. Она сама во всем виновата.

Мягкий Знак думал о том, что только такие невежественные люди, как Кривпоч, пускают в ход кулаки, когда им нечего сказать.

А Саша и Алеша, каждый про себя, тоже думали о Кривпоче. Почему он так легко выскользнул из рук? Ведь они держали его очень крепко! Может быть, он волшебник?.. И потом что значат его последние слова? Неужели букве Ш суждено погибнуть? И другим буквам тоже?..

А “Стрелка” между тем мчалась по Буквограду. Она пересекла площадь Точности и Ясности и выехала на широкую улицу.

Тут Слива вспомнила, что ей поручено показать Саше и Алеше Буквоград, и принялась объяснять:

— Мы едем по проезду Гамм, — начала она. — Здесь живут ноты. Знаете, как они играют и поют?! Заслуаться можно! А сейчас…

Неожиданно “Стрелка” остановилась.

— Кирпич, — сказал Твердый Знак и добавил мрачно: — Не везет, так не везет!

Перед въездом на Музыкальный бульвар стоял знак, который водители называют “кирпичом”. Такой знак указывает, что проезд в данном месте запрещается.

— Как жалко! — огорчилась Слива. — Бульвар закрыт. А вот и Ключи: Скрипичный и Басовый.

— Если вы любите музыку, то ее можно послуать и отсюда, — предложил Мягкий Знак, и все, кроме Твердого Знака, вышли из машины и поздоровались с Ключами.

— Добрый де-е-е-ень! — пропели в ответ Ключи: Басовый — басом, а Скрипичный — тенором.

— Бульва-а-ар закры-ы-ы-ыт! — пропел Басовый Ключ.

— Иду-у-ут заня-я-я-я-тия! — подхватил Скрипичный.

Все остановились на углу проезда Гамм и Музыкального бульвара. Вдоль всего бульвара, прямо по земле, тянулись пять ровных линий темного цвета. На линиях и между ними расположились ноты: большие — целые, поменьше — половинки, еще меньше — четверти, совсем маленькие — восьмушки, совершенно крошечные — шестнадцатые и еще совсем-совсем малюсенькие. И все они беспрерывно двигались. Они становились то по одному, по двое, по трое, по четыре, то в ряд, то лесенкой, то еще как-то. И пока они двигались, звучала задорная песенка: