Загадка острова Раутана, стр. 4
— Что с тобой? Болит что-нибудь?
— Нет, — выдавил тот и отвернулся.
Томительно тянулось время. Вдруг все зашевелились, встрепенулись — по узкому проходу шли летчики. В синей форме, в фуражках с золотыми ремешками, они прошли твердым стремительным шагом и исчезли за дверцей, на которой было написано: «Посторонним вход строго воспрещен».
— Видал? — Ленька нагнулся к Эдьке.
— Что?
— Нет, ты командира видал? Ух, какой громадный! Ну, сейчас полетим.
Но опять минуты шли за минутами, а ничего не происходило. Вдруг тоненько, протяжно запел комар: «вз-зы… в-зы-ы…»
«Откуда здесь взяться комарам?»- не успел подумать Ленька, как пропеллер шевельнулся, лениво пошел вниз и — завертелся. Вместо него образовался мутный круг. Самолет вздрогнул, медленно поплыла внизу серая асфальтовая полоса.
— Летим? Уже летим? — подскочил рядом Эдька.
— Нет, еще едем, — Ленька не отрывался от окна. Эдька сопел рядом и пытался оттолкнуть от иллюминатора Ленькину голову.
— Ты чего? — спросил Ленька.
— Дай и мне посмотреть, — жалобно протянул Эдька. Они оба устроились у окошка.
— Братцы, оторвитесь от иллюминаторов, — вдруг раздался голос. Перед ними стоял Торопов. Лицо его было серьезно.
— Сейчас пристегните ремни, чтобы носы не по-разбить в случае чего. Вот, показываю, как это делается, — он нагнулся и стал пристегивать ремнем Светку.
— А конфеты когда будут? — пробасил Дрововоз. Наверное, вспомнил рассказы Василька. Торопов усмехнулся.
— Э-э, на таких самолетах летают без конфет. Впрочем… — он порылся в кармане и вытащил горсть ирисок. — Угощайтесь!
Самолет теперь мчался по взлетной полосе. Потом он замедлил ход и стал разворачиваться. Торопов исчез.
Рев моторов усилился и стал громом, все вокруг дрожало.
— Что это? — крикнул Ленька, но не услышал собственного голоса. Его вдавило в кресло — самолет стремительно сорвался с места. Ленька в каком-то безотчетном страхе закрыл глаза, но тут же их открыл. Асфальтовая полоса внизу текла гладкой серой рекой. На краю ее мелькнули какие-то красные и белые треугольнички.
«Вот… теперь… летим», — Ленька проглотил ириску.
Рядом Эдька рвался из ремня. Он хотел заглянуть вниз, хотя всегда боялся высоты.
Уши вдруг заложило, да так сильно, что Ленька затряс головой. С трудом он глотнул — и в уши снова ворвался чудовищный рев моторов. Появился Торопов и уставился куда-то за Ленькину спину. Ленька обернулся и вздрогнул — Василек был сине-зеленый! Он страдальчески закатил глаза, по лицу его струился пот.
— Что такое? — Торопов подскочил к Васильку. — Ты ни разу, наверное, не летал?
— Как раз он-то летал! — пояснил Дрововоз. — Это мы все ни разу не летали.
— Ага, ясно, — сказал Торопов. — Такое тоже бывает. Сейчас примем меры.
Он убежал и вернулся с бутылкой минеральной воды, такой холодной, что бутылка даже запотела. Из открытого горлышка рвались пузырьки.
— Вот, — он налил воды в пузатый стаканчик и дал Васильку. Тот выпил и откинулся на спинку кресла.
— Ну как, теперь лучше?
— Лучше, — Василек закрыл глаза.
Торопов и другим дал по стаканчику. Дрововоз выпил целых два и отдувался довольно:
— Хорошо помогает!
Спинка кресла впереди вдруг поехала на Леньку, так что он отшатнулся. Перед ним очутилась русая головка Светки. Она задрала вверх лицо и счастливо рассмеялась. Словно под солнышком нежилась.
— Ты чего… Кресло сломалось?
— Нет, — она изогнулась и протянула руку к подлокотнику Ленькиного кресла, — смотри.
Что-то щелкнуло, и. Пенька опрокинулся назад. Наверное, вид у него был смешной, потому что Светка снова залилась.
— Это для сна так делается. А если хочешь снова сесть, то нажми на этот рычажок.
— Откуда ты знаешь? — удивился Ленька.
— А Василек рассказывал, помнишь?
Василек уже спал, временами вздрагивая. Оказывается, он очень плохо переносит полет, но ничего об этом не говорил.
Несколько минут ребята только тем и занимались, что раскладывали и складывали удивительные кресла-кровати. До тех пор, пока Дрововоз не выдержал.
— Ну, хватит вам, ваньки-встаньки! — сонно пробурчал он. — Хотите спать, так спите, а нечего тут…
Моторы самолета мерно и оглушающе ревели. Постепенно глаза Леньки стали слипаться. Он уж не помнил, успел ли откинуть кресло для сна или нет — будто провалился.
Проснулся он от тишины. Потом что-то грохнуло, кто-то пробежал с веселым криком:
— Прибыли, путешественнички! Собирайтесь!
Ленька взглянул в иллюминатор.
— Где мы?
— Где, где, — раздался сиплый бас Дрововоза. — На месте.
— Вам хорошо, — жалобно сказал Василек и потер обоими кулаками покрасневшие глаза. — Всю ночь спали, ничего не слышали. А мы два раза садились. Грузились-разгружались.
Они спустились друг за другом по трапу и зажмурились.
Ярко сияло солнце. Рядом с аэродромом плескалось зеленое море, усеянное белыми льдинами. Несколько больших оплывших льдин лежало на берегу, по ним журчала вода и впитывалась в песок. Далеко слева горбились черные сопки в тигриных полосах снега.
— Арктика!
На верхней ступеньке трапа, жмурясь, стоял командир. Его громадная фигура полностью заслоняла дверной проем, а голова возвышалась над фюзеляжем самолета. Трап, казалось, прогибался под ним.
— И как тебя, Петрович, самолет носит? — пробормотал Торопов, Командир погрозил ему пальцем, потом потер подбородок, заросший черной щетиной.
— Побриться надо. А то вид как у медведя. Бурого.
Светка прыснула, потом деловито раскрыла блокнот:
— Как ваша фамилия?
— Цуцаев, — ответил летчик, потом подозрительно посмотрел на Светку. — А тебе зачем?
— Нам для фильма нужно, — деловито пояснила Светка. Летчик еще раз подозрительно посмотрел на нее, потом спустился и зачем-то пнул ногой скаты.
— Ну, до встречи! — он протянул руку Дрововозу, и в ней Степина ладонь исчезла, как воробей в скворечнике. — Может, еще и увидимся. Арктика тесная.
Ребята подхватили свои рюкзаки и кофры и двинулись к зеленому домику аэровокзала. От здания шел навстречу милиционер в новенькой стального цвета форме, поскрипывая ярко начищенными ботинками. Он шел прямо на ребят, и те невольно замедлили шаг.
Подойдя, милиционер остановился, приложил ладонь к козырьку и сказал:
— Лейтенант Гусятников. Это киногруппа?
— Так точно, — почему-то по-военному ответил Дрововоз и невольно вытянулся. Милиционер был молодой, круглолицый, на курносом носу его золотились веснушки. Но голубые глаза смотрели строго.
— Значит, беглецы. Так, так. Будем брать.
— Как… брать? — шепотом спросил Василек, пятясь.
— Задерживать то есть.
Двадцать пять тысяч «во!»
«Заговорщики» от такого заявления оторопели. Вдруг Светка, побледнев, выступила вперед и сказала:
— А вы не имеете права!
— Имеем, — сурово отрубил лейтенант, — мы все права имеем.
Он полез во внутренний карман и достал какую-то бумажку. Тряхнув ею перед носом Светки, внушительно сказал;
— Вот. Ваш руководитель прислал телеграмму. Приказано вас задержать и доставить.
— Куда?!
— Задержать в аэропорту и доставить в город, в гостиницу, — губы лейтенанта тронула едва заметная улыбка. — Затем накормить обедом и провести экскурсию по городу.
Ребята изумленно переглядывались, не веря своим ушам.
— Ничего не понимаю! — сказал Ленька.
— А что тут понимать? — теперь милиционер улыбнулся широко, откровенно, обнажив ровные зубы. Улыбка словно осветила его лицо. — Буду вашим руководителем, пока не приедет Константин Александрович.
— Какой Константин Александрович? — подозрительно спросил Василек. Светка сообразила первая.
— Да Ксаныч же! Ксаныч приедет, ура! — и она запрыгала от радости. Тут развеселились и остальные.
— Когда он приедет? Он телеграмму дал, да?
Лейтенант Гусятников, не теряя солидности, объяснил: