Падение Константинополя в 1453 году, стр. 33

Кроме того, султан имел теперь возможность улучшить свои коммуникации с армией Заганоса, стоявшей на холмах позади Перы, и с морским командованием на Босфоре. Единственная существовавшая до этого дорога далеко обходила заболоченный берег в конце Золотого Рога, хотя ее и можно было немного сократить благодаря броду, весьма, впрочем, неудобному. Теперь же под прикрытием его кораблей, проникших в залив, султан смог приступить к постройке моста через Золотой Рог в непосредственной близости от городских стен. Мост был понтонным; его соорудили из сотни винных бочек, крепко связанных попарно так, что между ними создавался достаточно широкий проход. На бочках сделали настил из бревен, покрыв его досками. По этому настилу могли пройти колонны по пять человек в ряд; мост также был способен выдержать и тяжелые повозки. К понтонам крепились плавучие платформы, каждая из которых выдерживала вес пушки. Теперь войска можно было под защитой пушек быстро перебрасывать с берега Перы под стены города, а жерла самих пушек направить в сторону Влахернов под требуемым углом [196].

Христиане по-прежнему держали бoльшую часть своих кораблей у цепи, чтобы помешать обеим частям турецкого флота соединиться, а также для того, чтобы встретить суда, которые еще могли бы прийти на помощь. Еще в течение нескольких дней турки не решались на них напасть; однако сам факт их присутствия в заливе неопровержимо свидетельствовал о том, что обороняющиеся потеряли контроль над Золотым Рогом.

Глава VIII.

Надежды исчезают

Султан не воспользовался своей победой для того, чтобы сразу начать штурм города. Пока что он придерживался тактики запугивания и изматывания осажденных. Бомбардировка сухопутных стен не прекращалась ни на минуту. Каждую ночь горожане должны были заделывать, насколько это было возможно, образовавшиеся бреши. Пушки, стоящие теперь на плотах, обстреливали Влахернский квартал. Время от времени турецкие корабли покидали свою стоянку и пересекали Золотой Рог, словно намереваясь атаковать стены, выходящие на залив. Греческие и венецианские корабли должны были постоянно находиться настороже для их перехвата. В течение недели почти не было ни одного непосредственного столкновения и людских потерь.

Однако перед городом возникли новые проблемы: стал ощущаться недостаток продовольствия. Солдаты, которые должны были находиться на своих постах на стенах, постоянно отпрашивались в город, чтобы раздобыть пищу для своих жен и детей. В первых числах мая эта нехватка стала столь ощутимой, что император вновь провел сбор средств среди церквей и частных лиц; с помощью собранных денег он закупил все продовольствие, какое только было можно, и учредил комитет, призванный следить за тем, чтобы оно распределялось поровну. Это дало свои результаты. Хотя рационы и были скудными, каждая семья получала свою долю, и серьезных жалоб больше не поступало. Расположенные в городе сады и огороды в это время года почти еще ничего не приносили, а рыбацкие суда не могли безопасно выходить на лов не только в море, но и в Золотой Рог. Поголовье скота, овец и свиней, которое в черте города никогда не было многочисленным, сейчас быстро уменьшалось, так же как и запасы зерна. Было ясно, что, если не будет прислано продовольствие, сейчас даже более необходимое, чем солдаты, голод принудит войска и население к капитуляции [197].

По этому поводу император созвал у себя верхушку венецианской общины и своих сановников и предложил послать в Дарданеллы легкое судно, чтобы выяснить, что с флотом, который, по словам Минотто, должна была выслать Венеция. Еще 26 января Минотто направил в Венецию просьбу об этом, однако до сих пор никакого ответа получено не было. В Константинополе ничего не было известно о бесконечных проволочках в Венеции, о том, что, хотя письмо Минотто было получено сенатом уже 19 февраля, прошло ровно два месяца, прежде чем этот флот, которым командовал генерал-капитан Лоредано, отправился в путь. Император верил в Лоредано, который, как он слышал, был храбрым военачальником. Однако он не знал об инструкциях, данных 13 апреля адмиралу Альвизо Лонго: как можно быстрее привести свой флот к острову Тенедос, сделав лишь однодневную остановку в Модоне для пополнения запасов. На Тенедосе ему предписывалось оставаться до 20 мая, собирая сведения о составе и передвижениях турецкого флота. К этому времени к нему и должен присоединиться генерал-капитан со своими галерами и критскими кораблями. Затем уже весь флот направится к Дарданеллам, чтобы прорваться к осажденному городу. Не знали в Константинополе и о том; что Лоредано приказали отплыть из Венеции только 7 мая. Он должен был идти на Корфу, где к нему присоединится галера губернатора, с которой он прибудет в Негропонт (остров Эвбея). Там его будут ждать две критские галеры, и все вместе они направятся на Тенедос. Если Лонго к этому времени уже уйдет в Константинополь, он оставит на Тенедосе один корабль, для того чтобы информировать Лоредано о положении дел и сопровождать флотилию до Проливов. Однако Лоредано должен избегать любых действий, которые могли бы как-то спровоцировать турок, до тех пор, пока не прибудет в Константинополь, где он переходит в распоряжение императора, — разумеется, подробно поведав ему о тех больших жертвах, которые несет Венеция, идя на оказание помощи. Если к этому времени Константин заключит с турками мир, генерал-капитан должен направиться в Морею и заставить, вплоть до применения силы, деспота Фому вернуть Венеции несколько деревень, которые он незаконно захватил.

8 мая сенат дал Лоредано дополнительные инструкции. Если за время плавания он получит сведения о том, что император еще не заключил мира, ему следует проследить за тем, чтобы Негропонт был должным образом подготовлен на случай обороны. Кроме того, с ним выедет посол Бартоломео Марчелло, который должен отправиться прямо ко двору султана, чтобы заверить его в мирных намерениях республики; миссия же генерал-капитана и его судов состоит лишь в том, чтобы экспортировать возвращающиеся из Леванта венецианские торговые корабли и охранять законные интересы Венеции. Султана следует побудить заключить с императором мир, а императора — принять любые разумные условия. Однако, если Мехмед намерен продолжать затеянное дело, посол не должен настаивать и обязан обо всем уведомить сенат.

Инструкции сената были хорошо продуманы и, возможно, не лишены смысла, если бы не фактор времени. К тому же до сих пор никто в Венеции не представлял себе ни степени твердости характера султана, ни превосходства вооружения его армии. То, что над Константинополем нависла угроза, понимали все, но считалось, что великий город с его мощными стенами сможет как-нибудь продержаться достаточно долго [198].

Папа, хотя и был обеспокоен, проявлял еще бoльшую медлительность. Лишь 5 июля, т.е. через неделю после того, как все было кончено, его представитель в Венеции, архиепископ Рагузский, попросил сенат одолжить папе пять галер, которые его святейшество намерен был послать на помощь осажденному городу. Папа был готов заплатить за это 14 тыс. дукатов — сумму, в которую включалось и четырехмесячное жалованье экипажам этих судов. Архиепископу сказали, что этих денег недостаточно. Он вернулся в Рим с требованием венецианцев заплатить и за часть вооружения галер, которые тем временем будут подготовлены к отплытию [199].

Не зная обо всех этих задержках и твердо надеясь в самом скором времени встретиться со своим флотом, венецианская бригантина из флотилии Золотого Рога с двенадцатью добровольцами на борту, переодетыми в турецкое платье, вечером 3 мая направилась на буксире к цепи. В полночь цепь опустили, и судно вышло в Босфор. Подняв турецкий флаг, никем не задерживаемая бригантина с попутным северным ветром пересекла Мраморное море и вышла в Эгейское [200].