Новочеркасск. Кровавый полдень, стр. 32
Вскоре нашли останки наших. Лопата в траншее наткнулась на долгожданный брезент, и открылась вторая тарасовская могила с четырьмя скелетированными трупами. Я срочно выехала в Новочеркасск и на следующий день, 20 сентября, с Баграевым вернулась к раскопу. Из Ростова-на-Дону прибыл и проводил эксгумацию полковник медицинской службы Юрий Рубенович Ермаков - один из старейших судмедэкспертов СКВО. Трудно представить, сколько человеческих останков он исследовал. Мы с интересом наблюдали за ним, сравнивая его работу с нашей майской эксгумацией.
Таким образом, цыганское кладбище полностью открыло нам свою тайну, и мы — я, Валентина Евгеньевна и Миша, чисто импульсивно, совершили акт благодарности, припав к земле. И, конечно, просили прощения у тех, чей вечный сон потревожили…
Дело двинулось и в лаборатории № 124 уже лежали восемь останков новочеркассцев, погибших в июне 62-го. Следующим объектом работы поисковой группы стало новошахтинское кладбище. То самое, где мы ничего не нашли в первый приезд в мае. Как выяснилось, искомое захоронение было совсем близко: продираясь сквозь корни, мы не дошли до него всего полметра.
Работа там в эту осень являлась архитрудной, но был уже освоен траншейный метод, стало больше человек с лопатами, а самое главное — была уверенность руководителя поисковой группы Котовчихина. Он провел дополнительные исследования, уточнил на основе показаний привязку и шел до победного конца.
Я понимала значимость работы и на самых важных этапах ее всегда присутствовала. Здесь тоже возникали трудности, так как фактически приходилось отсутствовать на своем рабочем месте в музее. Следует признать, что расследование событий 1962 года и общественная деятельность не входили в круг моих служебных обязанностей заведующей домом-музеем М. Б. Грекова, на что неоднократно мне указывалось руководством головного музея. В ответ на нападки я поясняла коллегам, что тоже занимаюсь историей и соблюдаю музейный интерес.
Но, конечно, главным у нас было реальное дело, а не сбор экспонатов, хотя привезли и сдали в фонды музея и металлическую доску с могилы, и другие предметы и документы. Уже тогда думалось, что должен быть свой, отдельный музей Памяти Новочеркасской трагедии. Ведь она отпечаталась не только в 62-м, а длинной цепью событий и судеб людских тянется до сегодняшнего дня. И сколько бы мы ни говорили, ни писали, все равно, знания обо всем этом неполны, а время уменьшает возможность их пополнения.
Схема из спецархивов указывала еще одно место захоронения — поселок Марцево под Таганрогом. Здесь результат вообще казался маловероятным, поскольку кладбище было действующим и на указанном квадрате располагались более поздние захоронения. Изменились дороги, подъезды к кладбищу, не было четкой привязки. Потребовалась большая аналитическая работа с допросами свидетелей и старожилов. Осенняя распутица также осложняла поиски. Но, в конце концов, по крупицам была восстановлена картина захоронения и определено его место. В квадрате поисков пришлось входить в могилы последующих лет. Естественно, гробы и останки сохранялись и после исследования могилы восстанавливались.
Инстинктивный страх и уважение к покойникам, отождествление себя с ними в будущем присутствуют в сознании человека. Но не каждого. И тому подтверждением стала жуткая картина, открывшаяся на этом кладбище под Таганрогом.
Еще в начале работы на поверхности, среди кучи мусора, старых вещей и битых бутылок был найден простреленный череп. Вскрыв могилу 1967 года, в ее стенках обнаружили поврежденные скелеты более раннего захоронения. Валявшиеся на поверхности, среди мусора, череп и кости в стенах могилы принадлежали одному человеку — погибшему новочеркассцу, о чем свидетельствовал ряд иных признаков.
Прояснилась обычная, наверное, для кладбищ, видавших и не такое, жуткая картина. Через пять лет после рокового 62-го могильщики рыли яму на, казалось, пустом месте (креста над тайным захоронением не было). Наткнувшись на еще не истлевшие трупы, они, ничтоже сумняшеся, продолжили вход в землю через кости и останки тел. А попавшее под лопату выбросили наверх, даже не потрудившись прикопать.
Точно о такой ситуации нам сообщили и в Новочеркасске.
В июле месяце 1971 года я участвовал в похоронах родственника моего знакомого В. Арсентьева на городском кладбище г. Новочеркасска. Могильную яму для нашего умершего копали или кладбищенские землекопы, или другие посторонние люди. Перед опусканием гроба в могилу, я обратил внимание на разбросанные вокруг человеческие кости от четырех скелетов (черепа, кости рук, ребра и т. д.). По внешнему виду кости были относительно «свежие». Рядом валялась металлическая шина, применяемая для фиксации переломов руки. Заглянув в яму, я увидел, что она (т. е. «наша» яма) прорезала ранее существовавшее захоронение четырех человек. Это захоронение было под углом к нашей яме, т. е. ориентировано не 3-В, как принято по христианским канонам на наших кладбищах. Глубина захоронения была 70-80 см от поверхности. Над захоронением не было никаких внешних признаков (холмика, плиты и т. д.). Скелеты лежали без гроба, следов одежды и другого покрытия. Наша могила прорезала скелеты на уровне тазовых костей, и нетронутыми остались, вероятно, только нижние конечности — ноги. Тогда, в 1971 году, я был удивлен такому необычному захоронению, но никому об этом не рассказывал. Сейчас же, прочитав публикации и увидев телепередачи Фонда, я предполагаю, что это захоронение, вероятно, могло быть могилой умерших в больнице участников событий 2 июня 1962 года,
Обнаруженные на кладбище в Марцево останки восьми человек были перевезены в лабораторию, где продолжалось исследование найденных ранее в пос. Тарасовском и в Новошахтинске. Планировался также поиск захоронений на румынском кладбище в Новошахтинске, недалеко от предыдущего захоронения, предполагалось исследовать и другие места, где, по разным источникам, также хоронили погибших. Расследование продолжалось.
Ходили слухи, что после событий 2 июня 1962 г. была предпринята попытка выселения строптивых новочеркассцев. Среди них могли быть безутешные семьи и родители, не отозвавшиеся и поныне. О подтверждении выселения нам сообщили в письме из поселка «Зеленая роща» под Иркутском. Мы передали сообщение следователям для работы. На том эта ниточка и оборвалась.
Мы добивались максимального исследования всех версий, передавали следователям и другую информацию, приводили свидетелей. Увы, нужно признать, наши надежды на раскрытие всех тайн не оправдались.
* * *
ЛАБОРАТОРИЯ
Исследовали останки погибших новочеркассцев, в основном, Валерий Ракитин и Юрий Ермаков. Владимир Щербаков, впоследствии плотно «севший» на чеченский урожай смерти, занимался криминалистической экспертизой. В захоронениях были найдены предметы, которые необходимо было исследовать и «расшифровать» — остатки одежды, расчески, обувь, склеившиеся документы, монета, пробитая пулей, и сами пули.
К сожалению, экспертиза проводилась только в рамках поставленных следствием вопросов. И если прокурорская проверка Третецкого в 1990-1991 гг. ставила целью определить правомерность применения оружия и накануне 29-й годовщины расстрела Генеральная прокуратура заключила, что оружие применено правомерно, отказав в возбуждении дела, то открытое по нашей инициативе уголовное дело, вроде бы рассматривая весь комплекс вопросов, все равно ограничивало их действиями армейских подразделений. Остались нерасшифрованными секретные группы, осуществлявшие «черную» оперативную работу и, самое главное, стрелявшие с тайных мест на поражение. И короткими абзацами в Постановлении по завершению дела было зафиксировано, что «каких-либо костно-травматических изменений, причиненных пулями специального назначения (так называемыми разрывными пулями с оголенным сердечником, трассирующими, бронебойными, зажигательными) не выявлено». Очень лукаво звучит этот вывод, которому противоречат многочисленные свидетельства участников событий и врачей, фиксировавших страшные раны.