Сундучок, в котором что-то стучит (илл. В.Савина), стр. 26

— Это он! — завопила Буба Флауэр. — Он освободил пилотов, засадил нас в чемоданы и скрылся! Он не мог далеко уйти!

Все бандиты повернулись к Накамура-Бранчевской в ожидании приказа. Женщина-чудовище кусала пунцовые губы.

— Злой гений моей судьбы, — медленно проговорила она. — Джин Стрейтфонд, отнявший у меня Корону Больших Эмпиреев! Там, в Ленинграде, какой-то мальчишка, похожий на него, путался у меня под ногами. Уж не он ли? Интуиция подсказывает мне, что он охотится за нашим сундучком. — Она повернулась к Сиракузерсу и подняла свой страшный палец. — Куда побежал мальчишка?

— Вон в те кустики, — всхлипнул Сиракузерс. Трусливый богач даже не подумал в этот момент, что, предавая смельчаков, он лишает себя последнего шанса на спасение.

— Буллит, Пабст, Грумло, Латтифудо, Тиу-Чан — в вертолет! — скомандовала мадам Н-Б. — Мы настигнем их с воздуха. Живыми они отсюда не уйдут!

Она не подозревала, что «злой гений ее судьбы» вместе с экипажем зурбаганского лайнера лежит в двадцати метрах от вертолета и держит оружие наизготовку.

— Бейте в бензобак, ребята, — тихо скомандовал Гена Филу, Эспу, Зиту, Гале и Акси. — Огонь!

Шесть стальных струй прошили тропические заросли и ударили в борт вертолета. Мгновение спустя взорвался бензобак. Огненное облако поднялось в небо. Клубы дыма повалили от горящей машины и скрыли из глаз мечущиеся фигуры бандитов.

— Отступаем в гору! — скомандовал Гена, и они все шестеро пустились бежать по тропинке вверх, туда, где на фоне красного заката, словно силуэт сказочного замка, вырисовывалась скалистая вершина острова.

Любитель сочных деликатесных рыб океанский бог Де-Винду оказался милостив. Стоял штиль, и странный караван беспрепятственно двигался всю ночь в фосфоресцирующих водах. Пловцы и гребцы-буксировщики сменяли друг друга. Между прочим, когда в коренники вышла бабушка Мария Спиридоновна, скорость каравана резко возросла, что вызвало среди жертв веселое оживление.

Стихия была настолько ласкова и добра к нашим жертвам, что даже и стихией-то не казалась, а казалась какой-то уютной и милой средой обитания. Быть может, потому так вела себя стихия, что наши жертвы даже и не казались ей жертвами, а просто какой-то симпатичной компанией чудаков-весельчаков. Все жертвы, представители разных наций, вели себя преотменно, подбадривали друг друга доброй, порой ядреной шуткой, смехом, брызгами, разговором. Компанийка хиппи подбадривала музыкой: трелями тибетской флейты, звоном лондонских колокольчиков. Помпезов Грант Аветисович подбадривал всех чтением на память философских книг — Гегеля, Фейербаха… Что касается маленьких детишек — китайчонка, татарчонка, мальгашонка, австрийчонка и маори, — то они были просто счастливы.

Знаете ли вы океанскую ночь? Да кто же нынче не знает океанской ночи! Нет, наверное, на земле ни одного человека, который бы хоть раз не видел ее в кино, и вам, многоуважаемый современный читатель, не нужны никакие подробные описания. «Океанская ночь», — говорит автор, и вы сразу же представляете себе светящуюся тяжелую мглу необозримой влаги и над ней черную прозрачность необозримого неба, где полыхают Южный Крест и Лебедь, Орион и Скорпион, и где нынче деловито пробираются сквозь звездную толчею искусственные звезды-спутники, военные и штатские.

«Ах, — подумала в эту звездную океанскую ночь Наталья Вертопрахова, отдыхая на плоту и глядя в небо с непонятным волнением, — ах, мне кого-то не хватает в эту ночь: то ли родителей, то ли тренера, то ли этого несносного заносчивого одноклассника, вообразившего, что быть героем приключенческих книг гораздо заманчивее, чем чемпионом по художественной гимнастике. Ах, — подумала она, — все это шутки переходного возраста и, как бы сказал присутствующий, но молчащий Брюквин, „ноу комментс“…»

Так они плыли и старались не думать о том, что под ними несколько километров водной толщи, населенной неведомыми существами. На рассвете, когда часть жертв частично выбилась из сил и отчасти почувствовала себя и в самом деле жертвами, вожатый каравана Фуруруа Чуруруа испустил торжествующий вопль. Ни европейцы, ни американцы, ни азиаты, ни австралийцы, ни африканцы еще не видели на горизонте никаких признаков земли, но Фуруруа Чуруруа своей чуткой кожей полинезийца уже почувствовал близость атолла ГФ-39.

И впрямь через несколько часов в лучах восходящего солнца предстал взору наших жертв крохотный клочок суши, окаймленный неизменным океанским ожерельем, белоснежной стеной мощного прибоя.

Теперь предстояло собрать последние силы и преодолеть стену мощного прибоя, не растеряв по дороге женщин, хиппи и детей.

ГЛАВА IX,

в которой говорится о том, как не вредно иметь многодетных друзей

Маленький отряд во главе с тем, кого так не хватало кое-кому на импровизированном плоту, то есть во главе с Геной Стратофонтовым, отступал по звериным тропам сквозь джунгли неведомого острова в гору, то есть к вершине единственной на этом острове, но довольно крутой горы.

Сначала бандиты шли по пятам. Смельчаки слышали даже их хриплые голоса, не говоря уже о беспорядочных выстрелах в темноту. Потом выстрелы смолкли и голоса отстали. Бандиты, видимо, решили отложить охоту на завтра: ведь все равно с острова уйти никуда нельзя. Остров был естественной ловушкой.

Прошло еще несколько часов, прежде чем отряд достиг вершины окруженного скалами маленького плоскогорья, похожего на естественную крепостную башню, очень удобного для укрытия и обороны и покрытого к тому же мягким упругим мхом.

— Подождем рассвета, — предложил Гена. — Отсюда мы увидим весь остров и окружающее пространство.

— Подождем рассвета, — согласились Фил, Эсп и Зит, — и увидим все пространство.

— И выставим караул, — предложил Гена.

— И выставим караул, — согласились Гала и Акси и тут же предложили мужчинам подкрепить свои силы какими-то увесистыми плодами, которые будто бы опустились из темноты прямо в руки стюардесс. Стюардесса верна своей профессии в любых условиях.

Плоды были по вкусу похожи на смесь грейпфрута, дыни и швейцарского сыра и замечательно подкрепляли силы. Они определенно снимали также и нервное напряжение, эти таинственные плоды, и внушали надежду и оптимизм, хотя надеяться беглецам было особенно не на что.

Патрулировать первым выпало Филу, и Геннадий растянулся на мягком пушистом мху. Он хотел было взвесить и оценить все события истекшего дня, но отвлекся от событий и попал во власть какого-то странного ощущения. Над ним распростерло огромные ветви некое могучее дерево. Оно гудело под океанским ветром и кипело пышной листвой с какой-то особенной доброй силой, и сквозь листья этого дерева просвечивало созвездие Кассиопеи. Все это вместе — гул дерева, и кипение его листвы, и мигающие огоньки созвездия — словно бы говорило Геннадию:

«Спи, мой мальчик! Не взвешивай и не оценивай событий. Ты устал, завтра разберемся».

…Когда он открыл глаза, то увидел над собой молодого леопарда. Шерсть красивого зверя золотила заря, поднимающаяся из океана, «розовоперстая Эос», как называли ее когда-то древние греки. Леопард лежал на нижней ветви могучего дерева и дружелюбно смотрел на мальчика. Могучее дерево своими бесчисленными ярусами уходило в небо, и вершины его не было видно.

Гена встал, потянулся, подпрыгнул и покачался немного на нижней ветви могучего дерева. Леопард одобрительно помахал хвостом. Гена увидел на фоне утренней зари красивый силуэт стюардессы Акси. Она сидела на скале, положив на колени автомат, а рядом с ней лежал, свернувшись калачиком, впрочем, скорее не калачиком, а здоровенным калачом, еще один молодой леопард.

«Какие милые животные, — подумал Гена. — И какое удивительное дружелюбие! Наверное, они думают, что мы тоже леопарды, только другой породы».