Три жизни, стр. 19

Глава 6

Проснулся Молигрубер рывком, охваченный внезапно налетевшим страхом. «Боже правый, – воскликнул он, – я опоздал на работу, теперь меня уволят, и придется жить на пособие по безработице». Он опрометью сорвался с постели, да так и прирос к полу, изумленно воззрившись на роскошную меблировку комнаты и раскинувшийся за огромным окном восхитительный пейзаж. Но мало-помалу все вернулось на свои места. Он был свеж и бодр, как никогда в жизни – как никогда в жизни? Тогда где же он теперь? В жизнь после смерти он не верил, но уж умер-то он наверняка, так что, по-видимому, ошибался, и жизнь после смерти все-таки есть.

В комнату с приветливой улыбкой вошел человек и произнес: «Так это ты один из тех, кто не прочь позавтракать? Ты ведь любишь вкусно поесть, верно?» При одном напоминании о еде в животе у Молигрубера заворчало. «А то как же, – ответил он. – Не пойму, как вообще можно прожить без съестного. Поесть я люблю, и чтобы побольше, но вот этого мне как раз всегда недоставало. – Он чуть помедлил, потупившись, и добавил: – Я жил на одном кофе и гамбургерах – на том, что подешевле. А больше, собственно, и есть было нечего, разве что краюха хлеба перепадет. Эх, как бы я хотел наесться до отвала!» «Что ж, закажи, что нравится, и получишь», – ответил человек, окинув его взглядом. Молигрубер растерялся – сколько всевозможных заманчивых названий мелькало перед его глазами в меню, вывешенных у дверей отелей и ресторанов. Как там у них было? На мгновение он задумался и чуть не замурлыкал, припомнив один совершенно особый завтрак, зазывно манивший зайти в очень классное местечко. Почки под острым соусом, яичница, тост – словом, уйма всякой всячины. О некоторых блюдах он и понятия не имел, другие никогда не пробовал. Тут его собеседник неожиданно улыбнулся и сказал: «Все ясно, ты создал очень яркий образ, так что получай заказ». С этими словами он рассмеялся и вышел из комнаты.

Молигрубер проводил его взглядом, недоумевая, с чего это он так поспешно удалился. А как же завтрак? Сам же попросил его заказать завтрак, а потом вдруг взял и вышел.

Невесть откуда возникший нежнейший аромат заставил Молигрубера резко обернуться. Прямо за его спиной стоял накрытый нарядной белой скатертью стол. Салфетка, столовое серебро, поразительной красоты тарелки, – все было на своих местах, а при виде красовавшихся на столе блюд, накрытых сверкающими металлическими крышками, глаза у него просто полезли на лоб.

Неверной рукой он приподнял одну из крышек, и восхитительный запах едва не лишил его чувств. Ничего подобного он в жизни не едал. Виновато оглянувшись – неужто все это богатство ему одному, – он уселся за стол, наспех заткнул салфетку за воротничок и приступил к делу. Довольно долго в комнате раздавалось одно лишь усердное чавканье – зубы Молигрубера старательно перемалывали колбасу, печенку, почки, яичницу, и много чего другого. Затем он с хрустом разгрыз поджаренный гренок, за которым одна за другой последовали несколько чашек чаю. Совсем не похоже на кофе, и, пожалуй, даже вкуснее. Такого он раньше никогда не пробовал.

Прошло немало времени, прежде чем он тяжело встал из-за стола и снова прилег, чтобы перевести дух. От всего съеденного неудержимо клонило в сон, и он расслабленно развалился в постели, погрузившись в сладкую дремоту. Во сне перед ним проплывали мысли о Земле. Он думал о том, как тяжко ему там жилось, думал об отце, которого никогда не знал, о беспутной матери, о том, как он сбежал из дому и сначала работал на свалке, а потом на свой манер «выбился в люди», обзаведясь мусорной тележкой и став подметальщиком улиц. А мысли все кружили, возвращаясь то к одному, то к другому образу. Внезапно открыв глаза, он обнаружил, что стол со всеми его красотами бесследно исчез, а напротив него сидит тот самый доктор, которого он видел вчера.

«Ну, сынок, – промолвил врач, – нагрузился ты основательно. Ты, конечно, знаешь, что ни в одном из здешних миров или уровней существования пища не нужна. Это не более чем атавизм, бесполезная привычка, перенесенная с Земли, где без еды не обойтись. Здесь же всю пищу, всю подпитку, всю энергию мы получаем из окружающей среды. Ты и сам скоро обнаружишь, что делаешь то же самое, ибо все съеденное тобой – всего лишь иллюзия, а приток энергии ты получил в совершенно иной форме. Однако теперь нам пришла пора обстоятельно побеседовать, а тебе – многое узнать. Присядь или приляг и послушай, что я тебе скажу».

Молигрубер устроился поудобнее и стал слушать.

«Род человеческий – это эксперимент, затеянный в пределах одной отдельно взятой Вселенной, в которой Земля была не более чем крохотным неприметным закоулком. Само же человечество было всего лишь временной телесной оболочкой для бессмертных душ, которым надлежало пройти испытания невзгодами и суровой дисциплиной через обитание в физическом теле, ибо в том, что именуется духовными мирами, таких невзгод не существует.

Те или иные духовные сущности всегда дожидаются своего рождения в земном теле, но этому должна предшествовать тщательная подготовка. Во-первых, следует определить, что именно должна будет усвоить та или иная сущность, затем – какие обстоятельства должны преобладать в ее земной жизни с тем, чтобы сущность извлекла из жизни на Земле максимальную пользу».

Покосившись на Молигрубера, доктор заметил: «Да ты, похоже, ничего об этом не знаешь».

Молигрубер поднял глаза на собеседника: «Что верно, то верно, док. Я только знаю, что люди в грязи и крови рождаются на свет, сколько-то там лет мордуются на земле, а потом умирают, их зарывают в яму, и на этом конец. – И, спохватившись, добавил: „По крайней мере так я думал до сих пор“.

„Да и трудно думать иначе, если не имеешь никакого представления о том, каково истинное положение дел. По твоему разумению, приходит на свет человек или рождается ребенок, потом он живет и умирает, и на этом все. Но дело обстоит совершенно иначе. Об этом я и собираюсь рассказать“.

И вот что рассказал врач:

Земля в этой Вселенной – это лишь неприметный уголок, да и сама наша Вселенная – такой же неприметный уголок в гигантском водовороте других вселенных, бурлящих жизнью в самых разнообразных ее проявлениях и предназначениях. Но для людей значение имеет только то, что происходит с ними в данный момент. Все это похоже на школу. Вот рождается на свет ребенок. Со временем он усваивает от своих родителей различные навыки, обучается основам речи, перенимает их поведение, культуру. Затем, достигнув определенного возраста, ребенок идет в начальную школу и отсиживает положенные ему уроки, на которых вконец издерганный учитель безуспешно пытается утихомирить шалунов до последнего звонка. Первый школьный семестр мало что значит – так же, как и первая жизнь человека на Земле.

Шаг за шагом ребенок переходит из класса в класс, каждый из которых важнее предыдущего, до тех пор, пока ступени школьного образования не приводят его одна за другой к вершине личных достижений, какова бы она ни была – медицинское училище, юридический колледж или заурядный ученик слесаря. При этом неважно, чему именно человек учится или какие экзамены сдает. К слову сказать, некоторые слесаря зарабатывают побольше врачей. Положение, занимаемое человеком на Земле, – сплошная фикция. Совершенно неважно, кем были его родители. В последующей жизни имеет значение лишь то, КАКИМ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК СТАЛ. Высокообразованный джентльмен, преисполненный добра и благородства, может быть на Земле сыном простого слесаря. Другой, будь он хоть куратором музея, пользующимся всеми преимуществами высокого рождения, может быть хуже свиньи по своим манерам или их отсутствию. Земные ценности ложны, совершенно ложны. Значение имеют лишь ценности, действующие после жизни.

На заре нынешнего Витка цивилизации, когда всем безраздельно правил грубый примитив, человек постигал житейскую науку, круша дубиной чужие головы, чтобы уберечь собственную. Иногда противоборство разгоралось между простецами-крестьянами или батраками, иногда – между высокородными рыцарями в королевских дворцах. Но как и когда тебя убивали – неважно. В любом случае ты умирал и переходил в иную жизнь.