У меня дома пчела, стр. 1

У меня дома пчела

Издательство Детская литература, Москва, 1978 г.

Наталья Игоревна Романова

У меня дома пчела

Что-то влетело в форточку и стукнулось об пол. Я подумала: это бросили камешек. Нагнулась и увидела пчелу. Пчела была как неживая, и только крылья у неё дрожали.

Я оставила пчелу там, где она упала, и забыла про неё.

А вспомнила на следующий день, когда пчела зашуршала возле окна.

Потом я обнаружила пчелу у себя на кровати. Пчела ползала по одеялу и усиками ощупывала ворс. Усики у неё были похожи на ноги, и она ими переступала с одного места на другое.

«Укусит — окривеешь », — предупредила меня мама.

Но «окриветь» я не боялась. Пчела была будто не пчела. И будто всё время знала, что вот я рядом. И что живём мы с ней вместе в этой моей маленькой комнатке. Я живу, потому что это моя комната, а она, потому что прилетела ко мне и хочет со мной жить. Хочет вот так ползать и одним глазом на меня смотреть.

Тут предложили мне ёжика. Поймали ёжика возле метро — он улицу переходил. Ёжик, говорят, домашний— людей не боится.

Но я отказалась от ёжика. Зачем мне ёжик, когда у меня есть пчела.

А пчела то пошуршит возле окна, то за шкафом, то придёт ко мне. И ползает рядом. Пчела по полу «ходит», вроде как я, словно уверена, что никто её не тронет. Я-то хожу осторожно — под ноги смотрю, но вот гости...

И тогда я решила мою пчелу в ящик спрятать. Не насовсем, конечно, а пока гости будут. Ящик у меня был от яблок. И дырки там были большие. Я стала думать, как эти дырки закрыть, чтобы пчела через них не выползла.

А мама тем временем мне и говорит: «Накормила бы пчелу. Мёд у нас есть».

Мне это и в голову не пришло, что пчелу надо кормить. Ну ёжика, того кормят, птичек кормят, рыбок... Ну собак, конечно. Но пчелу... Вроде сама она залетела. Сама тут ползает, вроде бы сама и еду себе должна найти. Не кормлю же я мух.

Но маме моей обязательно надо всех накормить.

Вот и пчеле она несёт блюдечко с мёдом.

А пчела, хоть и сидит на краешке блюдца, но мёда будто и не видит и запаха его не чувствует. Тогда я капельку мёда кладу совсем рядом с пчелой. У самого её усика. И пчела нехотя эту капельку начинает слизывать. Но так безразлично она это делает, словно моё одеяло облизывает. Однако ползёт дальше, и доползает до мёда, и начинает его пить. Тут я мою пчелу вместе с блюдечком ставлю на окно и отхожу. Дела у меня свои.

Но не проходит получаса, как я слышу жужжание. Четыре дня жила у меня пчела и только бумагой шуршала. А тут жужжит. И по стеклу взад-вперёд ползает. Даже, можно сказать, не ползает, а так подлётывает, потом круги начала делать, потом восьмёрки, писать.

«Неужели улететь задумала?» В голову мне это пришло, но я не верю. Все эти четыре дня мне казалось, пчела знать никого не хочет, кроме меня. И совсем забыла, что там, за окном, чистый воздух, и цветы, и травы, и другие пчёлы.

Только, смотрю, пчела моя уже не похожа на ту пчелу, что возле меня по одеялу ползала. И уже не понимаю я её: загадочное она для меня существо.

Открыла я форточку, и пчела сразу стала к ней приближаться. А я всё не верю. Мне кажется, что это случайность. И вдруг пчела полетела в форточку. И вот она уже вылетает, словно кто-то не по её воле выносит её. А она смотрит на меня и не то чтобы прощается, а будто ставит меня в известность, что вот, мол, улетаю. До свидания, мол. И прости, если что не так.

И, обращенная ко мне мордочкой, а спиной туда, куда летит, она вылетела.

И очень было мне приятно, что так она улетела.

А кто-то мне сказал, что она оттого так летела, чтобы запомнить, где мёдом её кормили. И опять прилететь.

Только ведь не прилетела она больше.

Кепка на поляне

Я. сижу в траве. А рядом лежит моя летняя шляпа с козырьком. Кепка, в общем. В кепку заползла маленькая зелёная гусеница и ползает там. Она подтягивает задний конец тела к переднему, выгибается, словно кошка, и стоит так некоторое время. Потом поднимает передние лапки вверх и вытягивается. Это гусеница-пяденица. Она ползает не так, как другие гусеницы: у неё не хватает шести брюшных лапок, и поэтому она не может ползать, как все гусеницы, передвигая лапками поочерёдно.

А по мне ползёт паук. У паука ноги длинные и тонкие. Паук ползёт, а кажется, что он уже всю тебя опутал в паутину. И неприятно очень.

Я сбрасываю паука с себя, и он попадает в кепку к гусенице.

Увидев паука, гусеница так и застывает от испуга в той позе, в какой была — горбом кверху. И не шевелится, будто сучок она, а не гусеница вовсе. Ну как же это я бросила паука к гусенице?!

А паук побегал по кепке и выскочил из неё и побежал по траве, словно за ним кто гонится. Только кто за ним будет гнаться?

Застывшая гусеница не шевелится, стоит как заколдованная.

Я знаю, есть гусеницы, которые, увидев врага, начинают раскачиваться, как змеи. А ещё есть гусеницы, которые умеют голову страшную делать. Именно «делать». Они свою голову прячут и так изгибаются, что на месте маленькой головы у них большая голова получается. А по бокам этой головы — огромные глаза. На самом деле — это глазчатые пятна; они только похожи на глаза, но враг гусеницы не отличит их от настоящих глаз.

У пядениц нет ни глазчатых пятен, ни раскраски какой-нибудь яркой, поэтому они и не раскачиваются, как змеи, и голову большую не делают — всё равно никто не испугается.

Зато они умеют замирать и превращаться в сучок, или в веточку, или в листик. И, превратившись, они ни за что себя не выдадут, что с ними ни делай.

Только я ничего с моей пяденицей не делаю, сижу тихо и жду, когда пяденица придёт в себя от испуга.

И вот она наконец зашевелилась. Встала на задние лапки и начала вертеть головой. Голова у гусеницы не вертится одна, без туловища. Пяденица стоит на задних лапках и вращает туловищем во все стороны: решает, куда ей ползти. Наконец решила и зацепилась передними лапками за кепку. Поползла.

Но вот она снова остановилась и снова встала на задние лапки. В одну сторону перегнулась, потом в другую, словно танец какой исполняет. И так изящно, так грациозно.

Почему такая несправедливость: бабочек любят, а гусениц нет? И ведь это только оттого, что гусеницы ползают, а бабочки летают. Потому что если вы думаете, будто гусеницу не любят оттого, что она листья ест, а бабочку любят за то, что она цветы опыляет, так ведь все знают, что без гусеницы, которая листья ест, бабочки бы не было. Ведь бабочка из гусеницы получается!

...А на меня напали муравьи. Мешаю я им. И не то чтобы они здесь жили, нет, просто гуляют тут. Встречаются, обмениваются новостями. А я их дорожки, по которым они привыкли бегать, заняла.

Муравьи лезут по ногам, по рукам, за шиворот забираются. Но не кусают. Видно, просто понять мне дают, что мешаю.