Изумленный капитан, стр. 64
IV
Андрюша Дашков хозяйствовал в Лужках.
В начале 737 года он снова получил отпуск. На этот раз несколько необычным путем: один из приятелей научил его отписать секретарю Коллегии пять душ крепостных. Андрюша сговорился с секретарем и очень скоро, якобы по болезни, получил отпуск. Устроить это было тем более легко, что Дашков, служил уже не на корабле, а в кронштадтской гавани.
Уезжая из Питербурха, он хотел повидать Сашу, но снова не разыскал его: от Переведенских слобод остались одни обгорелые бревна да груды кирпича – слободы сгорели летом 736 года.
Приехав в Лужки, Андрюша узнал, что Возницын освобожден от службы и отправился за рубеж лечиться.
Алена плакалась и ему на свою неудачную жизнь, но Андрюша молча выслушал жалобы Алены и, к ее удивлению, не выказал сестре никакого сочувствия.
О том, что Возницын приехал в Никольской, Андрюша узнал на другой день: из Никольского прибегала в Лужки сенная девушка известить маменьку Ирину Леонтьевну о приезде зятя. Андрюша полагал, что тут, он уж наверняка застанет дорогого Сашу. И на следующий день, с утра, отправился в Никольское.
Езда по весенней, размытой дороге была тяжела и непереносима – дойти можно было скорее. Андрюша взял трость и пошел пешком.
Подходя к дому Возницыных, Андрюша увидел, что у крыльца стоит подвода.
– Чья это лошадь? – спросил он у курносого молодого паренька, посвистывавшего у телеги.
– Настасьи Филатовны.
«Без нее здесь никак не обойдутся!» – недовольно подумал Андрюша.
На крыльце Андрюшу встретила аленина доверенная, сенная девушка, Верка. Она предупредила, что барин уехал в Москву, а барыня занята – заперлась в дубовой горнице.
– А кто там с ней? Настасья Филатовна? – спросил Андрюша.
– Настасья Филатовна и какой-то монах.
– Ладно, ступай! Я посижу в «ольховой», обожду, – сказал Андрюша, проходя в горницу.
Верка, поставленная в сенях за тем, чтобы не пропускать никого в горницы и смотреть, как бы кто-либо из возницынских слуг не подслушал, что говорят в «дубовой», спокойно пропустила Андрюшу.
Андрюша вошел в «ольховую» и тихонько подкрался к двери, ведущей в смежную «дубовую» горницу.
Слышались голоса: гнусавый аленин, низкий Настасьи Филатовны и, прерываемый кашлем, мужской голос.
– А кто ж подаст доношение? – спрашивала Алена.
– Да кто? Отец Лазарь. Вот сейчас поедет в Москву и подаст, – отвечала Настасья Филатовна. – Будет тогда знать, как с нехристями возиться-то! Тайная Канцелярия отучит его летать по белу свету!
Андрюша был тугодум, но здесь сообразил быстро. У него даже заныло сердце.
«До чего додумалась – на мужа донос писать!»
Он решил помешать этому во что бы то ни стало.
Ворваться сейчас в «дубовую» горницу и силой вырвать доношение – боязно: монах, писавший его, конечно, отпетый человек, ему недолго крикнуть страшное «слово и дело». Так только испортишь. Надо перехватить доношение в Москве.
Андрюше тотчас же пришла в голову хорошая мысль: ведь, в московской конторе Тайной Канцелярии служит князь Масальский. Ехать к нему и просить положить дело под спуд. Князь – парень свой, добрый, поможет…
И, досадуя на себя, что пошел в Никольское пешком, а не поехал, Андрюша побежал назад в Лужки.
Не заходя в дом, он пробежал в конюшню, сам оседлал лошадь и, нахлестывая тростью по лошадиным бокам, понесся, насколько позволяла грязная дорога, в Москву.
У крыльца московской конторы Тайных Розыскных дел Канцелярии стояло две подводы и толпился народ – ямщики, солдаты, провожающие. Какая-то баба, плача навзрыд, рвалась к телегам, а солдат, выкатив глаза, грубо отталкивал ее прикладом:
– Не лезь! Будя!
Баба с воплем простирала руки к молодому мужику. Он в ручных и ножных кандалах сидел в телеге, понуро опустив голову. Его плечи в старой сермяге, почерневшей от засохшей крови, вздрагивали.
На другой подводе сидел человек с рваными ноздрями.
Андрюша привязал у столба лошадь и прошел мимо телег в контору. Он очутился в небольшой комнате. Здесь, за столом, перелистывал бумаги какой-то косоглазый сержант. На лавке, поставив меж колен фузеи, сидело трое солдат.
– Тебе кого? – грубо спросил сержант, нацеливаясь косым глазом на Дашкова.
– Капитана, князь Масальского.
– По какому делу?
– По самонужнейшему. Скажи, капитан Дашков хочет его видеть!
Сержант встал и прошел в дверь.
Через секунду дверь раскрылась. На пороге стоял востроносый князь Масальский.
– Андрюша, милости прошу, входи!
Дашков прошел к нему мимо косоглазого сержанта, который сейчас глядел на Андрюшу более ласково.
– Ну, как живешь? Садись, брат! – сказал Масальский, указывая на стул.
– Некогда. У меня, князь, к тебе небольшое дельце, – начал Дашков, почесывая затылок.
Андрюша никогда не умел говорить, а теперь, затруднялся, с чего начать: он не знал, успел ли монах раньше его заскочить с доношением, или нет?
– Видишь, сестра моя, Алена, написала доношение на Сашу Возницына. Сдуру написала. Они живут неладно, не сошлись… Так вот, будь другом, князь, попридержи это доношение, не дай ему ходу!
Масальский слушал, поглядывая исподлобья на смущавшегося товарища.
– Доношение-то у тебя уже? – спросил Андрюша.
– У меня ничего нет, – ответил князь.
– Вот и хорошо! А я спешил – боялся, как бы меня не упредили.
– Нет, еще никто не приходил. Посиди, Андрюша, я сейчас! Только приказ отдам, – сказал Масальский и, взяв со стола бумагу, вышел.
Андрюша слышал, как он говорил сержанту:
– Возьми двух солдат и ступай! А оттуда – прямо в Синодальную Канцелярию. Да поживее!
Вернувшись в комнату, он с веселым лицом подошел к Андрюше, который сидел у стола.
– Ну, а ты опять приехал в дом?
Андрюша уже открыл рот рассказать, как он получил себе отпуск, но во-время спохватился: он вспомнил, что князь Масальский теперь не командир шхоута и что сам он сидит не в фартине, а в Тайной Канцелярии.
– Поправляюсь, а то, ведаешь, замучил меня живот, – сказал Андрюша.
– Да полно, ты здоров, чорт! Тебя и оглоблей не убьешь! – хлопнул Масальский по плечу товарища. – А знаешь, Андрюша, как я с доимочной командой в Рязань ездили. Вот-то потеха была! Рассказать тебе – со смеху помрешь! Как я воеводу в железа посадил, а дочка евоная пришла за батюшку просить. Ух, и девка, я тебе доложу! А бабы в Рязани – огонь!
Он говорил, а Дашков думал: «Надо бы поспешить к Саше, предупредить».
– Ну, князь, – сказал он, – я пойду, неколи мне. Надобно домой – поглядеть, как там у меня пашут!
Андрюша поднялся.
– Да погоди, успеешь! Никуда твоя пашня не убежит. В кои веки видимся – и посидеть не хочешь, – задерживал его Масальский. – Постой, я сейчас! – сказал он и выбежал из комнаты.
Андрюша сидел, не зная, как быть: уйти самому, или нет?
В прихожей кашлял солдат.
– Выпустит ли меня одного? И не обижу ль я этим князя, если уйду? Может, он за угощением пошел? – раздумывал Андрюша.
А князь Масальский все не возвращался. Слышно было, как он что-то кричал на дворе, бранился.
«Вот когда нашел по себе службу», – думал Андрюша, глядя в решетчатое оконце.
Наконец, Масальский вернулся.
– Прости, Андрюша, задержал тебя – дела много! Коли спешишь, поезжай себе с богом!
Андрюша встал.
– Так я на тебя надеюсь, князь! Будь другом!
– Для кого, а для Возницына – все сделаю! – весело ответил Масальский, провожая Андрюшу до крыльца.
Андрюша сел на лошадь и погнал во-всю к возницынскому московскому дому.
Разбрызгивая грязь, он подлетел к знакомой калитке.
Глазам Андрюши представилась ужасная картина: из калитки, со связанными назад руками, окруженный солдатами, шел Саша.
Андрюша соскочил с лошади и сделал было шаг к Возницыну.