Адмирал Ушаков, стр. 63
XVIII
Прошло десять дней, пока Али-паша прислал свои войска. Он клялся, что вышлет не менее трех тысяч человек, а на деле оказалось немногим больше двух.
— Вот негодяй. Сподличал даже тут! — возмущался капитан Сарандинаки.
— С паршивой овцы — хоть шерсти клок! — раздраженно сказал Ушаков: ему уже надоело возиться с этим бандитом.
Русские суда доставили войска Али-паши из Бутринто в порт Гуино. Моряки с удивлением смотрели на их непомерно длинные ружья. Командовал моряками дельвинский воевода Мустафа-паша.
Русские ждали, что и полководец у Али-паши под стать своему повелителю: такой же надменный, одетый в пышную, дорогую одежду. Но оказалось, Мустафу-пашу нельзя было отличить по виду от его рядовых бойцов. Он носил такой же грубый шерстяной капот, как и они, а на ногах — шерстяные онучи и кожаные постолы. Мустафа-паша ни на шаг не отходил от своих солдат — пил и ел вместе с ними. Русские были удивлены.
Ушаков поместил его и телохранителей у себя на «Св. Павле». Сарандинаки предложил гостю ночевать в кают-компании, но Мустафа-паша поблагодарил и остался со своими. Он закутался в капот и лег на баке возле пушек, окруженный телохранителями.
— Вот такой паша не проспал бы «Женеро», — заметил, проходя, Ушаков.
Федор Федорович решил не откладывать штурма. У него было двадцать линейных кораблей, одиннадцать фрегатов и свыше четырех тысяч сухопутных войск, считая прибывших алипашинцев.
Месяц назад он построил новую большую батарею на возвышенности у Пантелеймоновского монастыря, против старой крепости. На ней стояло тридцать пушек.
Штурм Корфу Ушаков назначил на 18 февраля.
За несколько дней до штурма к нему приехал из Константинополя султанский гонец. Он привез Ушакову от султана тысячу червонных «на самомалейшие расходы» и письмо великого визиря.
Визирь хвалил «мудрые распоряжения и взаимное согласие с нашим адмиралом» и так высоко оценивал Ушакова:
«Деятельность и храбрость Ваша обнадеживает Блистательную Порту к дальнейшим подвигам, она нелицемерно поставляет Вас в число славнейших адмиралов в Европе».
Ушаков обдумывал план штурма, советовался с Пустошкиным, Сенявиным, Сарандинаки, старался вникнуть в каждую деталь предстоящей сухопутной операции.
План штурма вырисовывался в таком виде: флот овладевает островом Видо, а сухопутные войска берут приступом передовые укрепления.
На первый взгляд это было чрезвычайно рискованное и почти невыполнимое дело. Во всей мировой морской истории не было примеров, чтобы флот шел на приступ сильнейшей крепости.
Ушаков собрал общий военный совет, на который пригласил всех капитанов русских судов и трех турецких флагманов. Он изложил собравшимся свой смелый, оригинальный план.
Русские, надеясь на беззаветную храбрость офицеров и солдат, на меткость артиллеристов, единодушно поддержали своего любимого адмирала, восхищаясь его смелым решением трудной задачи.
А турки сидели в растерянности.
Длинный Кадыр-бей задумчиво теребил свою седую бороду. Толстый Фетих-бей хлопал заплывшими ото сна глазами, силился понять, в чем дело. А пронырливый рыжий Патрон-бей кусал ногти.
— Ну, что же скажут господа турецкие адмиралы? — спросил Ушаков, глядя на них в упор.
Кадыр-бей очнулся от раздумья и сказал просто:
— Я не слыхал, чтобы какие-нибудь корабли могли взять крепость.
— Деревом камня не прошибешь! — сердито выпалил рыжий Патрон-бей и отвернулся.
Ушаков и не ожидал от них иного ответа. Он попросил драгомана сказать турецким адмиралам, что им нечего беспокоиться: русские суда пойдут в первой линии, впереди турецких.
Это сразу понравилось всем трем турецким флагманам. В опасности — быть сзади, в дележе — наравне. Это турки поняли без труда.
Они наперебой стали восхищаться мудрым планом главнокомандующего. А Ушаков, откинувшись на спинку кресла, смотрел на них, иронически улыбаясь.
После совета Федор Федорович сел писать подробнейший приказ о плане атаки острова Видо.
Поди, в Херсоне адмирал Мордвинов сам лично не соизволит написать ни единой строчки. К его услугам десяток разных писарей, канцеляристов, копиистов. Он знай себе подписывает.
И не подумает о том, что на русской Черноморской эскадре в Средиземном море у адмирала Ушакова нет ни опытных переводчиков с французского и английского языков, ни знающих письмоводцев. Надо все продумать и всем самому же написать: и тайному врагу милорду Нельсону, который так и смотрит, чтобы оставить русских в дураках, и явному врагу Али-паше, кто не менее коварен и жесток, чем Нельсон.
Приходится отчитываться перед всесильным самодуром-царем и отчитывать не имеющего никакой силы Кадыр-бея.
Тут Федор Федорович — один за всех. И швец, и жнец, и в дуду игрец!
Впрочем, не привыкать стать! Когда-то написал же Федор Федорович в одну ночь план борьбы с чумой. Теперь напишет план взятия флотом неприступных французских крепостей.
И Ушаков начал:
«При первом удобном ветре от севера или северо-запада, не упуская ни одного числа, по согласному положению намерен я всем флотом атаковать остров Видо…»
Он подробно указал, как должно поступать каждое судно, а затем так же обстоятельно рассказал, что делать десанту.
Не было забыто ничто:
«Гребным судам, везомым десант, промеж собою не тесниться, для того и посылать их не все вдруг, а один за другими».
Или:
«…Также сказывают, хотя и невероятно, будто есть по острову в которых-то местах набросанные колючки, засыпаны землею и позакиданы натрускою травой, так что без осторожности можно на оных попортить ноги…»
И когда все было досконально разъяснено каждому участнику штурма, окончил:
«Прошу благословения всевышнего и надеюсь на ревность и усердие господ командующих».
XIX
Подготовка к штурму велась уже с 16 февраля.
17 февраля командиры всех судов и десантных отрядов получили приказ Ушакова и сто тридцать сигналов, которые выработал штаб главнокомандующего для управления штурмом.
В ночь с 17-го на 18 февраля Ушаков не ложился. С первой склянки подул удобный для штурма западный ветер. Русско-турецкая эскадра оказалась на-ветре у острова Видо. Ветер гнал кружевную пену волн к берегам залива. Только что пробило восемь склянок.
Федор Федорович пил чай. Он по многолетнему опыту знал, что потом, во время боя, будет не до питья и еды.
В адмиральскую каюту вошел адъютант Балабин:
— Ваше превосходительство, беда!
— Что такое? — насторожился Ушаков.
— Прибыл мичман с Гуино. Пашинские солдаты отказываются погружаться на суда…
— Почему? Что, плата мала? — вспыхнул адмирал.
— Никак нет. Они боятся. Говорят, слишком сильная крепость. У французов, говорят, каленые ядра…
— Понятно. Французы нарочно распустили слухи, а дураки и уши развесили. — Он встал, схватил треуголку. — Едем в Гуино. Где драгоман?
Вестовой побежал за драгоманом.
Приехавший из Гуино мичман мог по пути рассказать адмиралу только то, что большинство алипашинских командиров, которых называют общим именем «капитаны», склонны идти на штурм. А рядовые отказываются наотрез.
Когда адмиральский катер подошел к Гуино, площадь, где стояли лагерем войска Али, кишела народом.
Ушаков сразу увидал Мустафу-пашу, окруженного телохранителями.
— Почему не садитесь на суда? — еще издали сердито крикнул Ушаков.
Вместо Мустафы-паши закричали в ответ из толпы.
— Что они кричат? — обернулся к драгоману адмирал.
— Нельзя брать приступом столь вооруженный остров.
— У французов приготовлены в печах каленые ядра.
— Мы умеем драться на суше, а не на воде!
Ушаков, не дослушав переводчика, в раздражении махнул рукой:
— Скажите этим трусам, что я сейчас некаленой картечью заставлю их сесть на суда!
Не успел драгоман перевести слова адмирала, как пашинцы, крича, кинулись в разные стороны. Слова адмирала с быстротой молнии облетели толпу.