У Серебряного озера (На берегу Тенистого ручья), стр. 33

Пока Лора вытирала пыль, Мэри причесала Кэрри, постелила на стол скатерть в красную клетку и достала книги и грифельную доску.

Наконец в пристройку с воем ворвался ветер и появилась мама в снежном облаке.

Шаль и юбки у нее обледенели. Ей пришлось доставать воду из колодца, чтобы напоить лошадей, Пеструшку и теленка. Ветер выплеснул воду прямо на нее, и промокшая одежда замерзла. Ей так и не удалось принести в хлев достаточно воды, зато под обледеневшей шалью уцелело почти все молоко.

Немного передохнув, она собралась идти за дровами. Мэри и Лора стали упрашивать ее, чтобы она позволила им принести дрова, но мама сказала:

— Нет, вам это еще не под силу. Вы не знаете, какой там ураган. Дрова принесу я, а вы открывайте мне дверь.

Она доверху наполнила ящик и обложила его кругом дровами, а они открывали и закрывали за ней дверь. Потом она присела отдохнуть, а они вытерли лужи на полу, в которые превратился оттаявший снег.

— Вы у меня молодцы, — сказала мама. Она оглядела весь дом и похвалила их за то, что они так славно поработали, пока ее не было. — А теперь, — сказала она, — можете садиться за уроки.

Лора и Мэри склонились над своими книгами. Лора смотрела прямо на раскрытую страницу, но учить урок она не могла. Она слышала завывания урагана, а в воздухе — чьи-то вопли и стоны, слышала, как хлещет по окнам снег, и старалась не думать о папе. Вдруг слова перед нею расплылись, и на страницу упала капля.

— Ей стало очень стыдно. Даже Кэрри было бы стыдно сейчас заплакать, а ведь Лоре уже исполнилось восемь лет. Она покосилась на Мэри, чтобы убедиться, что та ничего не заметила. Мэри так крепко зажмурила глаза, что все лицо сморщилось, и рот у нее кривился.

— Пожалуй, девочки, вам не стоит сегодня учиться, — сказала мама. — Что если мы целый день просто будем играть? Во что бы вы хотели поиграть? Может быть, в «бедного котенка»?

— Да, да, — ответили они.

Лора встала в одном углу, Мэри в другом, а Кэрри в третьем. Четвертый угол занимала печь. Мама встала на середину комнаты и крикнула:

— Бедному котенку некуда деться!

Тут все выбежали из своих углов, и каждый старался занять чужой угол. Мама проворно заняла Мэрин, и Мэри осталась без угла и стала бедным котенком. Потом Лора упала, споткнувшись о Джека, и водить пришлось ей. Кэрри вначале просто носилась из угла в угол и смеялась, но скоро и она научилась играть.

Так они бегали, кричали, хохотали, пока совсем не запыхались. Тогда они присели отдохнуть, а мама сказала:

— Принесите-ка мне грифельную доску, и я нарисую вам одну историю.

— А разве историю надо рисовать? — спросила Лора, кладя доску маме на колени.

— Сейчас увидишь, — ответила мама и начала рассказывать:

— Птичка! Это птичка! — завопила Кэрри. Она хлопала в ладоши и смеялась, пока не свалилась со своей скамеечки. Лора и Мэри тоже смеялись и упрашивали маму:

— Мама, расскажи еще историю! Ну пожалуйста!

— Ну что ж, — сказала мама и начала: «Вот дом, который построил Джек...»

Когда она закончила эту историю, грифельная доска с обеих сторон была покрыта рисунками. Она дала ее Лоре и Мэри, чтобы они читали и смотрели на рисунки сколько захотят, а потом спросила:

— Мэри, ты можешь рассказать эту историю?

— Да, — ответила Мэри.

Тогда мама все стерла и дала Мэри чистую доску.

— Запиши ее тут, — сказала она. — А вам, Лора и Кэрри, я сейчас кое-что покажу.

Она дала свой наперсток Лоре, Мэрин наперсток — Кэрри и показала, как прижимать наперсток к замерзшему стеклу, чтобы на нем. Получались ровные кружочки. Так можно было рисовать на окне целые картины.

Лора нарисовала рождественскую елку. Потом нарисовала летящих птиц. Еще она нарисовала бревенчатый дом с трубой, из которой шел дым. Она нарисовала даже толстяка и толстушку. А Кэрри просто делала на стекле кружочки.

Когда Лора кончила разрисовывать свое окно, а Мэри подняла глаза от грифельной доски, в комнате были сумерки. Мама улыбнулась им.

— Мы так увлеклись, что совсем забыли про обед, — сказала она. — Так давайте поужинаем.

— Разве ты сначала не пойдешь к скотине? — спросила Лора.

— Сегодня уже не пойду, — сказала мама. — Утром я ее поздно кормила и дала побольше, чтобы хватило до завтра. Может, ураган хоть немного стихнет.

Вдруг Лоре и Мэри стало очень грустно. Кэрри захныкала:

— Хочу к папе!

— Замолчи, Кэрри, — сказала мама.

И Кэрри притихла.

— Мы не должны бояться за папу, — твердо сказала мама. Она зажгла лампу, но не поставила ее к окну. — Давайте ужинать, — повторила она. — А потом мы все ляжем спать.

На третий день

Всю ночь дом содрогался от ветра. На следующий день ураган был еще сильнее, чем прежде. Еще страшнее стали завывания ветра, снег бил в окна так, что стоял непрерывный треск.

Мама собралась идти в хлев.

— Завтракайте, девочки, — сказала она. — И будьте поосторожней с огнем. — И она исчезла в бушующем урагане.

Прошло очень много времени, прежде чем она вернулась. И начался новый день.

Он был долгим и мрачным. Они сгрудились возле печки, но спинами чувствовали холод. Кэрри капризничала, улыбка у мамы была усталая. Лора и Мэри, как ни старались, не могли хорошо выучить урок. Стрелки часов двигались так медленно, что казалось, они стоят на месте.

Наконец серый дневной свет сменился темнотой. Лампа освещала дощатые стены и окна, все в белом инее. Если бы папа был тут, он сыграл бы на скрипке, и им сразу стало бы весело и уютно.

— Ну вот что! — сказала мама. — Нечего нам так сидеть. Хотите, сыграем во что-нибудь?

Джек не притронулся к ужину. Он тоскливо вздохнул в своем углу. Мэри с Лорой переглянулись, и Лора сказала:

— Нет, мама, спасибо. Мы лучше пойдем спать.

Забравшись в ледяную постель, она тесно прижалась спиной к спине Мэри. Ураган сотрясал дом: весь он скрипел и содрогался. Лора с головой накрылась одеялом, но рев урагана был хуже волчьего воя. Холодные слезы побежали у нее по щекам.

На четвертый день

Утром ветер больше не издавал таких жутких звуков, как раньше. Он беспрерывно выл, и стены дома не тряслись, но ревущий в печке огонь почти не согревал комнату.

— Холод усилился, — сказала мама. — Закутывайтесь в шали и держитесь вместе с Кэрри поближе к печке.

Вскоре после того, как мама вернулась из хлева, иней в восточном окне засветился желтоватым светом. Лора подбежала к окну, стала дышать на стекло и скрести его, пока не сделала в нем глазок. На улице сияло солнце!

Мама тоже подошла и посмотрела. Потом Мэри и Лора по очереди стали глядеть, как ветер гонит над землей одну за другой волны снега. Небо казалось ледяным, и солнечный свет, проникавший в глазок, был не теплее тени.

Глядя в глазок, Лора увидела сбоку что-то темное. Большого мохнатого зверя, бредущего по колено в снежном потоке. Медведь, подумала она. Зверь неуклюже завернул за угол дома и заслонил окошко рядом с дверью.

— Мама! — крикнула Лора. Дверь распахнулась, и мохнатый зверь, весь в снегу, шагнул в комнату. На них глянули папины глаза, и папин голос произнес:

— Хорошо ли вы себя вели, пока меня не было?

Мама кинулась к нему. Лора, Мэри и Кэрри тоже подбежали, крича и смеясь. Мама помогла ему снять пальто, и снег посыпался на пол. Пальто папа тоже уронил на пол.

— Чарльз! Ты жив, ты не замерз! — сказала мама.

— Едва не замерз, — ответил папа. — И голоден как волк. Дай-ка я сяду поближе к огню, а ты накорми меня, Каролина.

Лицо у него осунулось, глаза стали больше. Сидя рядом с открытой духовкой, он все еще дрожал от холода. Он сказал, что сильно замерз, но ничего себе не отморозил. Мама быстро согрела немного бобового отвара и дала ему.