Талтос, стр. 144
Глаза ее вдруг полузакрылись от изнеможения, и в оставшихся щелочках мелькнул странный свет.
– Если я скажу тебе, – сказала Роуан, – ты должна будешь держать это в тайне от Морриган. Давай будем сильными в этом отношении. Доверься нам.
– Мама! – позвала Морриган.
Вальс начался. Струнный оркестр заиграл одну из тех прелестных, нежных мелодий Рихарда Штрауса, которые можно слушать бесконечно, всю жизнь. Майкл хотел посмотреть, как они танцуют, но время для этого было неподходящим.
– Охране известно, что она не должна выходить из дома? – спросил Майкл.
– На самом деле нет, мы не говорили им, – сказала Мона. – Знаете, было бы гораздо лучше, если бы вы приказали им уйти. Они… угнетают ее. Мне было бы гораздо легче справляться с ней, если бы их не было. Она не сбежит от своей матери.
– Хорошо, – кивнула Роуан, – мы их отпустим. Майкл был не столь уверен в целесообразности такого решения, но согласился:
– В этом мы… Ладно, пусть будет по-вашему.
Голос Морриган раздался снова. Музыка нарастала. Мона медленно повернулась и оставила их.
Поздней ночью он все еще слышал, как они смеялись. Часто играла музыка. Или то был сон о башне Стюарта Гордона? Затем послышался стук клавиатуры компьютера, а потом опять смех и негромкий топот бегущих по лестнице ног. И звуки голосов – молодых, высоких и очень приятных, распевающих все ту же песню.
Зачем спать? Но вскоре он сдался, слишком утомленный, слишком нуждающийся в отдыхе, слишком соскучившийся по простым ситцевым простыням и теплому телу Роуан, спавшей рядом с ним. «Молись, молись за нее. Молись за Мону. Молись за них…»
– Отец наш, сущий на Небесах! Да святится Имя Твое; да приидет Царствие Твое…
Он широко раскрыл глаза. «Да приидет Царствие Твое». Нет. Ощущение внезапного страдания было безбрежным, но вместе с тем каким-то смутным Он слишком устал. «Да приидет Царствие Твое». Он не мог сейчас думать об этом. Он повернулся и спрятал голову в теплое пространство между нежной шеей и плечом Роуан.
– Люблю тебя, – прошептала она из глубины сна и пробормотала молитву, возможно более утешительную, чем его обращение к Богу.
Глава 34
Чистый, монотонно падающий снег, бесконечные деловые встречи, телефонные разговоры, листы факсов, наполненные статистическими данными, выводами, – вся эта кипучая деятельность, которую он сам себе сотворил, погоня за золотом и мечтами.
В полдень Эш опустил голову на стол. Прошло целых пять дней после отъезда Майкла и Роуан, а они так и не позвонили ему и не прислали даже короткого сообщения. Неужели его подарки каким-то образом огорчили их, недоуменно размышлял он. Или с его стороны это был неверный поступок? Или они решили прекратить всякую связь с ним, так же как он сам пытался стереть из памяти образы Тессы, головы Гордона на полу или Юрия, заикающегося и сжимающего руки, пытался забыть холодные зимы в долине и ядовитые насмешки Эйкена Драмма?
Чего мы ищем? Что нам, собственно, нужно? Как мы можем узнать, что именно осчастливит нас? Ведь так просто: поднять телефонную трубку, позвать Роуан или Майкла, спросить, все ли у них в порядке, оправились ли они после путешествия.
А что, если их голоса прозвучат отрывисто, холодно и равнодушно, и он останется с телефонной трубкой в руке, а связь прекратится после небрежно брошенных слов прощания? Нет, это было бы хуже, чем ничего.
Точнее, если уж быть до конца откровенным, это было бы не то, чего он хотел.
Просто прийти туда. Просто встретиться с ними. Не поднимая головы, он нажал на кнопку. Подготовить самолет. Улететь из этого города, от пронзительного холода в утраченную страну любви. Только посмотреть на них, на их дом в мягком сиянии света, заглянуть в окна, столь любовно ими описанные, и улететь обратно – без звука, без мольбы, без надежды встретиться с ними взглядами. Просто увидеть них.
В этом будет его утешение.
Когда-то все жилища были крошечными и закрытыми наглухо, укрепленными. В них не было окон, и невозможно было увидеть, кто обитает внутри. Но теперь все по-другому. Каждый может наблюдать за жизнью, доведенной до совершенства, если пожелает, если станет смотреть на нее как на картину в музее. Обычного стекла достаточно, чтобы не впустить в дом, и можно провести границу, ограждающую запретную территорию личной жизни каждого. Но боги милосердны и позволяют бросить быстрый взгляд внутрь, дабы увидеть тех, по кому скучаешь.
Этого будет достаточно. Надо сделать так. Они никогда не узнают об этом. Нет, он не станет пугать их.
Машина была наготове. Реммик отослал чемоданы вниз.
– Должно быть, приятно съездить на юг, сэр, – заметил он.
– Да, в теплые края, – ответил Эш.
– В Англии они назывались бы Сомерсет, сэр.
– Да, знаю, – кивнул Эш. – Скоро вернусь. Продолжайте поддерживать тепло в комнатах. Звоните мне сразу, если… Да, если здесь произойдет что-нибудь.
Сумерки здесь понятие относительное, город расположен в лесистой местности, и небесные создания – птицы – распевают как днем, так и в сумерках. Эш выскользнул из машины в нескольких кварталах от дома. Он знал дорогу, ибо изучил карту, и теперь уверенно шагал мимо стальных частоколов и вьющихся стеблей с розовыми и красными прожилками, с яркими соцветиями. В окнах сиял свет. Над головой во всю ширь, до самого горизонта, раскинулось небо, сверкающее и пышущее теплом. Как чудесно поют цикады! И разве не поразительны крылатые создания, падающие камнем вниз, словно для поцелуя, в то время как они просто охотятся за добычей?
Эш шагал все быстрее и быстрее, восхищаясь шероховатыми тротуарами, колышущимися на ветру флажками, поросшими мхом кирпичами, множеством удивительных вещей, до которых хотелось дотронуться или просто разглядеть их. И наконец он подошел к углу их квартала.
Там стоял дом, где родился Талтос. Величественный для нынешних времен: оштукатуренные под каменную кладку стены и трубы, вздымающиеся ввысь к облакам.
Сердце билось слишком быстро. Его ведьмы.
«Не беспокоить. Не просить. Просто увидеть. Простите меня за то, что прошел вдоль сада, под изогнутыми ветвями прекрасных цветущих деревьев, за то, что, внезапно оказавшись на этой пустынной улице, перебрался через ограду и спрыгнул вниз, во влажный кустарник.
Ни одного охранника нигде не видно. Означает ли это, что они доверяют мне, знают, что я никогда не появлюсь тайком, незваный, неожиданный? Я не пришел, чтобы украсть. Я пришел только с намерением взять то, на что каждый имеет право. Всего лишь посмотреть издали. Мы ничего не отнимаем у тех, на кого смотрим.
Осторожнее. Придерживайся живой изгороди и высоких лиственных деревьев, шумящих на ветру. Ах, небо так похоже на влажную нежную небесную высь Англии. Да, похоже, но все же значительно ярче.
А это она, индийская сирень, – дерево, под которым стоял их Лэшер, пугая маленького мальчика, кивая ему на ворота. А мальчиком тем был Майкл, ведьмовской ребенок, которого смог выследить дух, проникший в реальный мир благодаря колдовству».
Эш прикоснулся пальцами к вощеной коре. Густая трава сминалась под ногами. Ароматы цветов и зелени, живых существ и дышащей земли царили повсюду. Божественное место.
Он медленно повернулся и посмотрел на дом. На железные кружевные ограждения террас, нависающих одна над другой. Здесь, наверху, где виноградные лозы повисли в воздухе, на ощупь пытаясь зацепиться за что-нибудь длинными тонкими усиками, комната Джулиена. А там, вероятно, находится гостиная.
«Где вы? Осмелюсь ли я продвинуться чуточку ближе? Стоит ли быть обнаруженным теперь, когда вечер спустился в своем сиреневом одеянии и цветы засветились на клумбах, когда снова начали петь свои песни цикады?»
За кружевными занавесками в доме зажглись лампы, осветив картины на стенах. Интересно, удастся ли ему, скрываясь в темноте, подойти ближе к окнам?
Настенные росписи с видами Ривербенда – уж не те ли, которые описывал ему Майкл? Может ли быть, что домочадцы так рано собрались на ужин? Он старался как можно тише пройти по траве. Не выглядит ли он вором? Розовые кусты скрывали его от тех, кто был в доме.