Талтос, стр. 126

«Эшлер, ты оставил долину теперь, после того как разрушил все! – вопил он. – Пусть проклятие Жанет навсегда останется на тебе!»

Наконец они отступились от меня и ушли – и вот по какой простой причине: я приблизился к пещере на склоне горы, о существовании которой полностью забыл.

Сам того не сознавая, я выбрал дорогу, по которой древние племена ходили к этой пещере для совершения богослужений. В те времена, когда Талтосы жили в долине Солсбери, эти племена заполняли пещеру черепами, и позже люди стали считать ее местом колдовских культов.

В более поздние времена крестьяне клялись, что внутри пещеры была открытая дверь и за ней можно услышать или голоса из ада, или райское пение.

В ближайшем лесу видели призраков, а иногда туда осмеливались приходить ведьмы, не боявшиеся вызвать нашу ярость. Временами мы, объединяясь в небольшие группы, взбирались на холмы, чтобы изгнать их оттуда. Но в течение последней пары сотен лет призраки и ведьмы не слишком нас беспокоили.

Я сам бывал здесь всего дважды в жизни, но совсем не испытывал страха перед этой пещерой. И когда увидел, что Маленький народ явно напуган, вздохнул с облегчением, поняв, что избавился от них.

Однако, по мере того как моя лошадь все ближе и ближе продвигалась к пещере, я стал чаще замечать мерцающие огоньки, мелькающие в сплошной темноте. Я подъехал поближе и увидел на горном склоне жилище, устроенное, по-видимому, в бывшей пещере и скрытое за грудой камней, отчего видна была только дверь и окно, да еще выше – дыра, сквозь которую, наверно, выходил дым.

Свет мерцал сквозь трещины и щели в неровной стене.

И там, намного выше, проходила тропа к огромной пещере, зияющий вход в которую тоже был скрыт сосновыми, дубовыми и тисовыми деревьями.

Я почувствовал, что надо держаться подальше от этого домика, как только увидел его. Кем бы ни были жившие вблизи этой пещеры, от них можно было ожидать только неприятностей.

Сама пещера смутно интриговала меня. Веруя во Христа, хотя и отказавшись от обета повиновения своему аббату, я не боялся языческих богов. Я в них не верил. Но я покинул свой дом и, возможно, никогда не вернусь обратно. И я задумался, не следует ли мне посетить пещеру и передохнуть там немного, скрывшись от всех, в том числе и от Маленького народа.

Глава 29

– Теперь послушайте меня, вы, обе, – сказала она, не спуская глаз с дороги. – С этого момента вы будете подчиняться мне. Я думала об этом с тех пор, как родилась, и точно знаю, что нам необходимо делать. Бабушка спит там, сзади?

– Спит как убитая, – подтвердила Мэри-Джейн, вытянувшись на откидном сиденье, чтобы видеть Морриган за рулем.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Мона. – Ты что, собираешься нам указывать?

– Именно так, – заявила Морриган, положив обе руки на руль и слегка сжимая его. Она считала, что уже освоила искусство вождения автомобиля, исходя из того факта, что они довольно долго шли со скоростью девяносто миль в час и, похоже, ни один коп не собирался ее останавливать. – Я все слушала, как вы спорите и спорите. Так вот, вы все время останавливаетесь на вопросах, которые абсолютно не имеют отношения к делу, – на каких-то моральных тонкостях.

Волосы Морриган спутались и покрывалом упали на плечи и руки. Они были более ярко-рыжего оттенка, чем у Моны, но тем не менее во всех других отношениях очень напоминали ее собственные. И столь сверхъестественного сходства между ними было довольно, чтобы лишить Мону спокойствия, когда она позволяла себе долго рассматривать Морриган. Что касается голоса, да, большая опасность казалась неминуемой. Морриган вполне могли принять за Мону по телефону. Она уже проделала это с легкостью, когда дядя Райен наконец позвонил в Фонтевро. Что за уморительный разговор получился! Райен спросил «Мону» весьма тактично, не принимает ли она амфетамины, и напомнил ей мягко, что любое проглоченное вещество может причинить вред ребенку. Но вся соль была в том, что дядя Райен так и не догадался, что эта быстро говорящая и любознательная особа на другом конце провода отнюдь не Мона.

В это их «пасхальное воскресенье», как ранее его назвала Мэри-Джейн, все они были одеты в самое лучшее, включая Морриган, ради которой пришлось обойти все модные магазины в Наполеонвилле. Белое платье из хлопка с длинными рукавами доходило бы до лодыжек Моне и даже Мэри-Джейн. Но на Морриган оно едва достигало коленей, на талии сидело весьма туго, а простой вырез на шее, первоначально задуманный в форме буквы V – символ хорошего вкуса пожилой женщины, – благодаря великолепно развитым грудям оказался у самой шеи. Общеизвестная истина: наденьте простое, скромное платье на красивую девушку – и оно начинает притягивать к себе всеобщее внимание не хуже, чем золотое шитье или соболя. Туфли не составили проблемы: с первого взгляда было ясно, что ей нужен десятый размер. Еще бы на размер больше – и им пришлось бы обуть ее в мужские ботинки со шнурками. И вот теперь на ней были туфли с тонкими каблуками-шпильками, и она танцевала в них вокруг машины целых пятнадцать минут, прежде чем Мона и Мэри-Джейн твердо взяли ее за руки, велели заткнуться, не двигаться и немедленно сесть в салон. Затем она настояла, что будет вести машину сама. Возражать никто не стал: это было уже не в первый раз…

Бабушка, в наилучшем вязаном брючном костюме из хлопка, спала под светло-голубым теплым одеялом. Небо было синее, а облака ослепительно белые. Мона не чувствовала никакой тошноты, слава богу, – разве что слабость. Гнетущую слабость.

Теперь они были в получасе езды от Нового Орлеана.

– Что значит «какие-то моральные тонкости»? – спросила Мэри-Джейн. – Это вопрос безопасности, знаешь ли. И что значит «вы будете подчиняться мне»?

– Ну, видишь ли, я говорю о неизбежном, – ответила Морриган. – Но позвольте мне все это разделить для вас на этапы.

Мона рассмеялась.

– Ага, вот так-то! Мама достаточно умна, конечно, чтобы видеть будущее так, как, насколько я могу судить, это может делать только ведьма. Но ты, Мэри-Джейн, настаиваешь на том, что будешь чем-то средним между неодобрительной тетушкой и адвокатом дьявола.

– Ты уверена в том, что вполне понимаешь значение всех этих слов?

– Дорогая, я поглотила содержимое двух словарей. Я помню все слова, которые знала мама еще до моего рождения, и огромное количество тех, которые знает мой отец. Как еще могла я узнать, что такое торцевой ключ и что в багажнике машины находится полный набор таких ключей? Теперь вернемся к главному: куда мы едем, в какой из домов? И ко всей остальной чепухе.

Не дожидаясь ответа, Морриган практически без паузы заговорила снова:

– Итак, я полагаю, не столь уж важно, в какой именно дом мы направляемся. Дом на Амелия-стрит едва ли подходит – просто потому, что в нем полно людей, как ты уже трижды мне сказала. И хотя в каком-то смысле этот дом мамин, на самом деле он принадлежит Старухе Эвелин. Фонтевро слишком удален от всего. Мы возвращаемся обратно. Мне все равно, что бы ни случилось! Любая квартира – это просто убежище, и я в своем состоянии неопределенного беспокойства не собираюсь там оставаться! Я не желаю выбирать какое-либо маленькое обезличенное жилье, приобретенное обманным путем Я не могу жить в коробках. Дом на Первой улице действительно принадлежит Майклу и Роуан, это справедливо, но Майкл – мой отец! То, что нам нужно, – это дом на Первой улице! Мне понадобится компьютер Моны, ее документы, бумаги, каракули Лэшера, любые записи, скопированные моим отцом из знаменитой папки, хранящейся в Таламаске, – словом, все, что в настоящее время находится в том доме и к чему Мона имеет доступ. Ладно, обойдусь без каракулей Лэшера, но опять же это просто технические детали. Я заявляю о том, что они принадлежат мне по праву рождения. И я не буду испытывать ни малейшего угрызения совести по поводу чтения дневника Майкла, если он мне попадется. А теперь немедленно перестаньте кричать, вы, обе!