В зоне поражения, стр. 2
Вот она какая теперь у него школа! Герои Советского Союза из нее выходят. Живой или нет этот Валерий Поздняков?
Все-таки с какой стороны ни возьми — неплохо, что он ушел из интерната. Сейчас придет домой, отец и тетя Клава еще на работе, Павлик в детском саду. Сашка сам себе хозяин! Хочет — будет уроки делать, а захочет — просто почитает, уроки потом…
В интернате ему жилось худо. Взялся там один парень — Бобер — дразнить Сашку, что он Суворов, проходу не давал. И вдруг нынешней зимой — подобрел, решил приручить, видно, а это еще хуже. Ненавидит Сашка, чтобы им распоряжались.
Однажды Бобер все-таки заставил обшарить на вешалке все карманы.
— Зачем малышне деньги? — говорил Бобер. — Были бы нужны, в карманах не оставляли… А не сделаешь — ох, Суворов! — жалко мне тебя будет.
Сашка до сих пор себе не признается, почему подчинился. Побоялся взбучки: Бобер на три года старше, хоть и сидели в одном классе. Или действительно поверил, что малышне деньги ни к чему.
Помнит он, как противно было в темноте нащупывать карман за карманом и запускать туда руку. Копейки какие-то насобирал. Отдал все деньги Бобру и сказал, что больше не заставит.
Бобер только усмехнулся, а Сашке хотелось садануть по этой усмешке кулаком. Конечно, не саданул… Боялся он его, теперь-то уж чего прятаться. У Бобра компания была.
И вот нынче, после зимних каникул Сашку забрали из интерната, теперь он живет дома.
В то воскресенье, перед самыми новогодними каникулами, когда уже выключили телевизор, Сашка, расстилая свою постель на диване в столовой, сказал отцу: была бы у него — у Сашки — родная мать, она бы не отдала его в интернат.
Отец на это ответил такое, что Сашка и его чуть не возненавидел, как Бобра.
Отец сказал: «Не воображай, пожалуйста, мать измучалась с тобой. Ты вечно болел». Зачем он это сказал?!
Мать умерла, когда Сашке не было еще и пяти лет. Но он помнит один вечер… Или ночь это была? Он лежал, может, правда, болел. В комнате было темно. Он испугался темноты, но тут же над ним наклонилась мать. Лица ее не помнит, а вот как наклонилась над ним и страх прошел — помнит. Темную комнату и как исчез его страх. Отец просто этого не знает…
«Неправда, — ответил Сашка отцу. — Она меня любила, ты не знаешь».
Отец покраснел и прошептал, чтобы не услышала тетя Клава, а она и не могла услышать, она в ванной Павлика купала: «Я вру, по-твоему?.. Щенок еще…»
Все равно Сашка точно знает, что мать любила его, а вот отец не любит, поэтому и променял на тетю Клаву…
А через неделю после того разговора Сашку забрали из интерната. Может, тетя Клава все решила? Отец ей рассказал, а она решила? Вообще-то она незлая. Толстые не бывают злыми. А тетя Клава толстая, глаза у нее черные, а волосы совсем светлые.
Интересно получается: тетя Клава Сашке никто, чужая, а ее сын — Павлик, родной Сашкин брат. По отцу. Когда Сашка пришел из интерната совсем домой, она попросила: «Только ты не обижай Павлика». Знала бы она, что Сашке даже нравится, что у него есть родной брат, да еще младший…
Он тогда обещал отцу, что и учиться и вести себя будет отлично. А что? Он сумеет! Только не надо ворон на уроках ловить, как сегодня с проклятыми плавниками. Да чепуха это! Сашка еще себя покажет. Зря, что ли, он — Суворов!
Отряд ЮДМ
«На самом деле они так переживают или только притворяются?» — думал Андрей Кардашов, глядя на двух пятиклассников, которые вытянулись у доски.
— Погоди, погоди! Как же ты говоришь, что ничего не делал, когда ты тоже стрелял из трубочки? — начинал уже сердиться командир отряда — Юрий Немытиков. — Стрелял он или нет? — повернулся Юрий в сторону юдеемовцев, которые сидели за партами и старались понять этих пятиклашек.
Субботнее заседание отряда Юных Друзей Милиции, как всегда, проходило в кабинете физики при электрическом свете: здесь демонстрировали учебные фильмы, поэтому окна завешаны шторами из черной бумаги. Какой-то умник, вроде этих пацанов, нарисовал на шторах мелом пляшущих человечков.
Дел за неделю накопилось много, и командир вел заседание в темпе:
— Кто у них забрал дневники? — спросил он.
— Я забрал. — Из-за последнего стола поднялся юдеемовец и без церемоний спросил у запиравшегося пятиклассника: — Чего же ты врешь, что не стрелял?
— Не стрелял… Да ты у меня и трубочку отобрал!
Прерывая смех, юдеемовец подвел черту:
— Да что с ними, Юр, чикаться? Весь класс заплевали. Они же в кабинете «Боевой славы». Мое предложение: заставить их сегодня вымыть этот класс. А потом пусть сами отвечают за порядок в нем. Юр, давай я за ними буду проверять?
— Кто за это? — Юрий оглядел отряд, дружно поднявший руки, потом повернулся к провинившимся. — Поняли теперь?
— Поняли! — дуэтом ответили пятиклассники и вдруг разулыбались.
— А почему вы ботинки не чистите? — обратил внимание командир на их обувь с облупленными носами.
— Мы чистим! — опять дружно ответили пятиклашки.
— Когда? Перед началом года? Чтоб завтра были в чистой обуви! Ясно?.. Ну, идите. — Пятиклашки, не торопясь, важно вышли, а командир спросил у отряда: — Чего это они радовались?
Парень, который привел этих ребят на заседание, тоже улыбнулся:
— А знаешь, я заметил, некоторые нарочно мозолят глаза, чтобы попасть к нам на заседание!
Да, уж эти пацаны! Сегодня на переменах Кардашову пришлось дежурить на третьем этаже, где с первого по четвертый учатся. Так он натерпелся, думал, что они друг другу ноги переломают: бегают, визжат, бесятся! Только он растащит в одном месте «кучу малу», они уже в другом громоздят…
Сколько таких задир он мог бы на заседание притащить.
Андрей слушает, как Юрка Немытиков, прижимая руку к груди, убеждает очередного мальчишку, что ходить в школу в неглаженых штанах — позор, и вспоминает, каким совсем недавно был сам Юрка.
В прошлогодние январские морозы его отец пьяным замерз в сугробе. После всего этого Юрка по существу бросил школу, стал убегать из дому… Говорят, директор с ним помучился, зато Юрка даже экзамены за восьмой класс выдержал, а нынче в девятом учится и — командир ЮДМ.
Он высокий, костистый, крепкий. И лицо у него худое — скулы выступают. И смотрит уже совсем как взрослый человек. Андрей заметил, что Юрка стал подражать Александру Александровичу. Директор у них опирается на дюралевую трость, потому что у него нет левой ноги. Однажды на школьном «Голубом огоньке» директор рассказывал о боях в Сталинграде. Там его ранило, а в госпитале отняли ногу. Он очень высокий, Александр Александрович, и уже немолодой, а ходит на своем протезе с палкой «шустро», как говорит тетя Поля, школьная сторожиха. Во время уроков ребята часто слышат осторожное постукивание по коридору металлической трости и неровные шаги директора.
У Александра Александровича одна рука занята палкой, другой он иногда помогает себе в разговоре: если человек чего-то не понимает, а директору надо объяснить во что бы то ни стало, он прижимает ладонь к груди, и чем бестолковее слушатель, тем сильнее жмет на свою грудь директор. Юрий теперь тоже так делает. Да, совсем не походит командир на прежнего Юрку Немытикова — угрюмого, одинокого в школе мальчишку.
И тут Кардашов вспоминает новенького в их классе. Какой-то худой и тоже одинокий. Все ведь ему чужие еще. Когда над Ольгой смеялись, Андрею было просто досадно: чего думала, подписываясь. А новенького жалко было. У них в классе ребята такие: палец им в рот не клади!
В школе им Александр Александрович полностью доверяет: и за дисциплиной, и за внешним видом учеников следит отряд ЮДМ.
В прошлом году Александр Александрович одного за другим уводил старшеклассников к себе в кабинет и долго о чем-то с каждым беседовал… А потом эти ребята надели красные повязки с тремя буквами — ЮДМ. А потом пришел к ним длинный молодой милиционер — Глеб Константинович Турейкин, — он занимался с юдеемовцами приемами самбо. А потом они стали ходить в тир авиационного техникума…