Молдавские сказки, стр. 5
На ее голос выскочил меньшой — теперь уже был он и старшим и младшим, — дверь распахнул, бросился матушке в объятия, залился горькими слезами:
— Матушка, матушка! Беда с нами стряслась! Хуже пожара, хуже потопа!
Повела коза глазами по хате, ужас и трепет охватили ее. А потом овладела собой и спросила:
— Что же случилось, детка?
— А вот что, матушка. Как ушла ты из дому, спустя немного, слышим, как кто-то в дверь стучит и поет:
— А дальше что?
— Старший братец, по глупости и упрямству, сразу побежал отпирать.
— И что же тогда?
— Тогда я живо в трубу залез, средний братец под квашней спрятался, а старший, не долго думая, засов отодвинул.
— И тогда?
— Тогда-то беда и стряслась! Волк, наш крестный и твой друг, забежал в хату!
— Кто? Мой кум? Да ведь он шерстью своей поклялся, что детушек моих не тронет!
— Да, матушка, он! Крепко злодей их тронул!
— Так я ж его проучу Он думает, если у бедной вдовы полон дом детей, то можно над нею глумиться? С ребяток шкуры сдирать? Нет, не уйти ему от расплаты! Ах, он злодей, ах, разбойник! А еще зубы скалил, подмаргивал мне… Но только не из тех я, что он думает, отроду через плетни не скакала. Ну, да уж ладно, куманек, я с тобой посчитаюсь! В мой плуг своих волов впрягать вздумал? Знай же, что без рогов их выпряжешь!
— Ох, матушка, ох! Лучше уж молчи, ну его к богу! Знаешь ведь поговорку: и черта видеть не хочу, и креста мне не надо.
— Нет, нет, сыночек, пока до бога дойдешь, святые одолеют. Вот тебе мое слово, сынок: не сдобровать злодею! Только смотри, не проговорись кому, чтобы он ее проведал.
С той поры искала она только случая, чтобы с кумом расквитаться. Думает-думает, — придумать не может, как отомстить ему
— Кажется, нашла на него управу, — сказала она наконец. — Такое ему устрою, что лапы себе кусать будет.
Была перед ее хатой яма глубокая. На нее-то и понадеялась коза.
— В дубильный чан тебя, куманек-волк, не иначе!.. Скоро расплачиваться будешь, А тебе, кумушка-коза, за дело пора приниматься, задал тебе куманек-волк работу!
С этими словами подоткнула она подол, рукава засучила, огонь развела и давай стряпать. Наготовила голубцов, пилава, пирогов, куличей на сметане и яйцах и других всевозможных блюд; яму потом угольями горящими и гнилушками наполнила, чтоб тлел под спудом огонь, ветками крест-накрест накрыла, сверху листьев набросала, а на листья землю посыпала и рогожкой прикрыла. И еще стульчик восковой смастерила для куманька, дорогого гостя.
Оставила она стряпню на огне, а сама в лес подалась — волка на праздник звать. Идет по лесу, идет, возле оврага волк ей навстречу выходит.
— День добрый, кума, каким тебя ветром сюда занесло?
— Да будет добро у тебя на сердце, как добр твой взгляд. Что, разве не знаешь, что ветер заносит, куда душа не просит? Побывал, видишь ли, кто-то в моем дому, натворил мне бед!
— А что, кумушка милая?
— Козляток одних застал и растерзал бедняжек! Вот что значит быть вдовой беззащитной!
— Да что ты, кума, говоришь?
— Уж теперь говори-не говори — легче не будет. Отправились они, бедняжки, к господу богу, и надо нам об их душе позаботиться. Вот и решила я по своим силам поминки устроить и тебя, куманек, пригласить, чтоб утешил ты меня, бедную…
— Охотно, кумушка милая, но охотней к тебе бы на свадьбу пришел.
— Верю, куманек, да что поделаешь? Не так оно, как нам хочется, а как богу угодно.
Пошла коза, рыдая, к дому, а волк — за ней, тоже делает вид, что плачет.
— Ах, куманек, куманек, — всхлипывает коза. — Что нам всего дороже, то и теряем!
— Что делать, кума, знали бы мы, какая беда нас ждет, береглись бы наперед. Но не терзайся так, рано или поздно все там будем.
— Так-то так, куманек. Но ведь бедным крошкам моим только бы жить да жить!
— Да, кумушка милая, но, видать, господу богу тоже молоденькие по вкусу.
— Если бы сам господь их к себе прибрал, дело другое… Но так ли это?
— Знаешь, кума, как подумаю… уж не Топтыгин ли к тебе домой пожаловал? Помнится, повстречал как-то я его в малиннике. Вот, говорит, кабы отдала мне коза сыночка скорняжному делу обучать…
Слово за слово, добрались они до кумушкиной хаты.
— Прошу, куманек, — говорит коза, а сама на рогожку восковой стульчик ставит. — Садись, угощайся, чем бог послал!
И пододвинула ему полную миску голубцов.
Накинулся жадно волк на голубцы. Чав-чав! целиком отправляет их в глотку.
— Господи, помилуй покойничков, уж больно, кумушка, твои голубцы хороши!
Сказал — и бух прямо в яму с горящими угольями: стульчик-то восковой расплавился, а веточки на одном честном слове держались, как раз сколько для дорогого гостя требовалось.
— А ну-ка! Теперь отдавай, волк, что съел! С козой тягаться вздумал? Коза тебя и доконает!
— Ой, кума, ой, горят мои пятки! Скорее вверх тяни, душа горит?
— Нет, куманек! Тоже во мне ведь душа горела, когда козлятки мои погибли! Господу богу, говоришь, самые молоденькие по вкусу, а мне по вкусу и те, что постарше, были бы только хорошо поджарены. Знаешь, чтобы насквозь огонек их пронял.
— Ой, горю, погибаю, кума! Спасай!
— Что ж, гори, куманек, погибай! От тебя и от живого добра не дождешься! Пускай же горит на тебе шерсть, которой ты клялся, что детишек моих не тронешь! Помнишь, как клялся, зверюга лютый?! А ведь сожрал-таки козляток моих!
— Ой, жжет, горит все нутро во мне, кума! Вытащи, смилуйся надо мной!
— Смерть за смерть, куманек, ожог за ожог! Ведь ишь ты, словечко какое давеча из святого писания подпустил!
Схватили коза с козленком по охапке сена и в яму на волка бросили. Потом стали камни в него швырять и что под руку попадалось, пока не прикончили. Так-то лишилась коза двух козляток своих, зато и волка, кума своего, утратила! Не велика утрата!
Услыхали все козы в округе про такое дело, взыграло у них сердце! Сошлись они все на большой пир, стали есть да пить, и такое у них веселье пошло, что и не описать…
И я там был, а как время подошло, сел верхом на седло и поведал все, как произошло; потом колесо оседлал, сказочку вам рассказал; а под конец оседлал чечевицу и понес, люди добрые, несусветную небылицу.
КОШЕЛЕК С ДВУМЯ ДЕНЕЖКАМИ
— Слушай, баба, у тебя что ни день, то масленица. Дайка ты и мне парочку — другую яичек, очень уж меня охота разбирает.
А старуха скупа была.
— Как бы не так! — говорит. — Хочешь яичек, возьми да побей петуха, пусть яйца несет, тогда и ешь себе досыта. Я-то свою курицу побила, так она вишь как несется!
Старик уж больно разлакомился. По бабиному наущению тут же петуха поймал и давай его лупить.
— Либо, — говорит, — яйца неси, либо убирайся вон из хаты. Нечего даром хлеб есть.
А петух как вырвется из рук, как выскочит из хаты и побрел, куда глаза глядят. Шел он, шел по дороге, вдруг видит — кошелек с двумя денежками. Подхватил он его клювом и поворотил назад к дедовой хате. Глядь — катят ему навстречу боярин да боярыни в коляске. Боярин так и вонзился глазами в петуха, увидал кошелек и говорит кучеру:
— Ну-ка слезь, посмотри, что там петух в клюве несет!
Кучер живо с козел соскочил, изловчился, поймал петуха, отобрал кошелек и подал боярину. Боярин взял его, недолго думая положил в карман и поехал себе дальше. Обидно стало петуху, — бежит он за коляской, не отступается и кричит без умолку: