Кровь и золото, стр. 76
– Ни слова больше, – ответил я, стараясь обуздать гнев.
– Прости, я просто говорю, что думаю.
– Знаю, но больше ничего не желаю слышать.
Я оглядел Маэла с головы до ног. В новой одежде он смотрелся довольно красиво, хотя несколько мелких деталей смялись и нелепо завернулись. Но не мне их поправлять. На меня он произвел впечатление не просто варварское, но комическое. Однако я понимал, что остальные сочтут его интересным мужчиной.
Я думал, что ненавижу его, но в реальности испытывал смешанное чувство. И, стоя рядом с ним, чуть было не дал волю слезам. Но внезапно, чтобы подавить эмоции, спросил:
– Чему ты научился за эти годы?
– Высокомерный вопрос! – тихо ответил он. – А ты чему научился?
Я поведал ему свои теории о возрождении Запада, который черпал вдохновение в классической культуре, заимствованной в свое время у Древней Греции. Я рассказал, как искусство древней империи воссоздается по всей Италии, о высокоразвитых процветающих городах Северной Европы. И объяснил, что, по моему мнению, Восточная империя больше не существует – она сдалась перед натиском ислама. Греческий мир безвозвратно потерян.
– Видишь, Запад вернулся к нам, – заключил я.
Он посмотрел на меня как на отъявленного безумца.
– Ну? Что скажешь? – поторопил я.
Выражение его лица неуловимо изменилось.
– Очевидец истории, – повторил он мои слова, – наблюдающий за течением времени.
Он протянул руки, словно захотел обнять меня. Взгляд его был чист – ни тени былой злобы.
– Ты придал мне мужества, – сказал он.
– Могу я спросить для чего? – отозвался я.
– Для продолжения странствий, – ответил он и уронил руки.
Я кивнул. Что здесь добавишь?
– У тебя есть все, что нужно? – спросил я. – У меня в избытке золота Венеции и Флоренции. Ты знаешь, что деньги для меня ничто. С удовольствием поделюсь всем, что имею.
– И для меня ничто. Все, что мне нужно, я возьму у очередной жертвы – и кровь, и деньги.
– Да будет так, – ответил я, подразумевая, что ему пора уходить.
Но когда он, осознав смысл моей фразы, повернулся к выходу, я протянул руку и остановил его.
– Прости, что был холоден с тобой. Ведь мы вечные спутники во времени.
Мы крепко обнялись.
Я провел его вниз, к центральному входу, где, на мой вкус, слишком ярко светили факелы, и следил взглядом за его фигурой, пока она буквально не растворилась в темноте.
Через несколько секунд шаги его стихли.
Я мысленно поблагодарил его и надолго задумался. Я ненавидел Маэла. Я боялся его. Но когда-то я любил его, любил даже в смертной жизни, когда сам был пленником, а он – жрецом-друидом, обучавшим меня гимнам ради цели, которой я так и не понял.
Я любил его во время долгого переезда в Константинополь и, несомненно, любил, когда мы поселились в городе, где я передал им с Авикусом Зенобию и пожелал удачи.
Но сейчас я не хотел, чтобы он оставался рядом! Мне нужен был мой дом, мои дети, Амадео, Бьянка. Моя Венеция. Мой смертный мир.
Даже ради нескольких часов, проведенных в его обществе, я не мог рисковать спокойствием своего смертного дома. Больше всего мне хотелось скрыть от него мои тайны.
Но я рассеянно стоял под факелами и чувствовал, что душа не на месте.
Я повернулся и окликнул стоявшего неподалеку Винченцо.
– Я уеду на несколько ночей, – сказал я. – Ты знаешь, что делать. Я скоро вернусь.
– Да, господин, – ответил он.
И я убедил себя, что Винченцо не почувствовал в Маэле ничего странного и по-прежнему был готов выполнять мои приказания.
Но тут он протянул руку вперед.
– Смотрите, господин! Там Амадео! Он вас ждет!
Я пришел в изумление.
У противоположной стенки канала в гондоле стоял Амадео. Он наблюдал за мной, ждал, когда я освобожусь, и, конечно, видел Маэла. Почему я его не слышал? Маэл прав. Я теряю бдительность. Меня совершенно затопили человеческие эмоции. Я слишком жадно впитывал любовь.
Амадео велел гребцу приблизиться к дому.
– И почему ты не пошел с Риккардо? – спросил я. – Почему ты до сих пор не у Бьянки? Ты должен делать, что тебе говорят.
Винченцо неожиданно исчез, Амадео вышел на набережную и обнял меня, изо всех сил сжав мое твердое неподатливое тело.
– Куда ты едешь? – прошептал он. – Почему ты опять меня бросаешь?
– Мне нужно уехать, – сказал я, – ненадолго, всего на несколько ночей. Ты прекрасно знаешь, что у меня есть важные обязательства. Я же всегда возвращаюсь.
– Мастер, а тот человек, который приходил к тебе и только что ушел?..
– Не задавай вопросов, – резко оборвал его я, сознавая, что сбываются мои худшие опасения. – Я вернусь к тебе через несколько ночей.
– Возьми меня с собой! – взмолился Амадео.
Его просьба потрясла меня, и в душе будто лопнула туго натянутая струна.
– Не могу. – И вдруг у меня вырвалось: – Я еду к Тем, Кого Следует Оберегать. – Я уж думал, что никогда не произнесу эти слова вслух. – Проследить, чтобы все там было в порядке. Я делаю то, что делал всегда.
На его лице отразилось величайшее удивление.
– Те, Кого Следует Оберегать, – повторил он мои слова шепотом, будто молитву.
Я вздрогнул, испытывая огромное облегчение. Видимо, появление Маэла еще больше сблизило меня с Амадео, позволив сделать очередной роковой шаг.
Факелы действовали мне на нервы.
– Идем в дом, – сказал я.
Мы вместе вошли в затененный коридор.
Винченцо, маячивший где-то поблизости, удалился.
Я наклонился поцеловать Амадео – жар его тела передался и мне.
– Мастер, дай мне Кровь, – прошептал он мне на ухо. – Мастер, расскажи мне, кто ты.
– Кто я, дитя мое? Иногда мне кажется, что и сам не знаю. А иногда думаю, что лучше и не знать. Занимайся, пока меня не будет. Ничего не упускай. И сам не заметишь, как я вернусь. Тогда обсудим наши тайны и Поцелуи Крови. А пока никому не рассказывай о наших отношениях.
– Я что, когда-то рассказывал?
Он поцеловал меня в щеку и теплой ладонью погладил по лицу, словно старался понять, насколько я перестал быть человеком.
Я прижался губами к его губам и передал ему в этом поцелуе струйку крови, ощутив, как он содрогнулся всем телом, после чего сразу же отстранился.
Амадео совершенно ослаб.
Я подозвал Винченцо, передал ему с рук на руки Амадео и вышел в ночь.
Я покинул великолепную Венецию, город сияющих дворцов, и направился в леденящее душу горное святилище. Я знал, что участь Амадео решена.
Глава 20
Не представляю, сколько я оставался с Теми, Кого Следует Оберегать. Неделю? Больше? Я вернулся в святилище и признался, что, к своему несказанному удивлению, произнес при смертном мальчике давно ставшие запретными слова: «Те, Кого Следует Оберегать». Я снова поведал им о своей страсти, о том, что хочу разделить с Амадео одиночество, хочу отдать ему все, что имею, все, чему могу научить.
Мучительные слова: «Все, что имею, все, чему могу научить!»
Какое дело Священным Прародителям до моих страданий? Никакого. Обрезая фитили ламп, наполняя сосуды маслом, зажигая яркие огни вокруг неизменно безмолвных фигур в египетских одеяниях, я продолжал молча нести свой крест.
Дважды я Огненным даром воспламенял длинный ряд из сотни длинных свечей. Дважды они угасали.
Но предаваясь молитвам и грезам, я пришел к одному четкому выводу. Мне понадобился смертный спутник как раз потому, что я погрузился в смертную жизнь.
Не ступи я на порог мастерской Боттичелли, я не познал бы безумного одиночества. Сюда добавилась моя любовь к искусству, особенно к живописи, и желание быть поближе к смертным, впитавшим в себя красу творений эпохи, подобно тому как я впитывал чужую кровь.
Я сознался себе и в том, что воспитание Амадео практически завершилось.
Очнувшись, я со всей силой Мысленного дара прислушался к шагам и думам Амадео, находившегося в каких-то сотнях миль от меня. Он старательно выполнял мои указания. По ночам он сидел за книгами, а не пропадал у Бьянки. Он практически не покидал мою спальню, поскольку в последнее время отвык от простых радостей общения с остальными мальчиками.