Желание и честь, стр. 25
Она различала белое полотно рубашки Майкла и любовалась его широкими плечами. Она отчитала его за небрежность в одежде, но он только улыбнулся и вынул из-под манжеты цветок. Она смутно видела его улыбку и розу. Он отказывался зажечь лампу.
– Не надо быть такой грустной, миледи. Вы видите розу на столе и луну в небе. Это больше, чем ожидал ваш доктор. Остальное вернется со временем, – с нежностью произнес он, подавая ей шелковый шарф.
Из темного угла бесшумно появилась Верити, чтобы завязать глаза хозяйке. Она неукоснительно соблюдала приличия, каждый раз присутствуя на их утренних встречах, но сидела та, к тихо, что они забывали о ней.
– Я не могу просидеть всю свою жизнь. Хотя бы отвезите меня к Диллиан. Я беспокоюсь о ней.
Ее назойливый лакей рассмеялся.
– Беспокоитесь о ней? Лучше побеспокоились бы о маркизе. Он слишком джентльмен и не решится отрезать ей язык. Последние годы он провел в одиночестве и забыл, как укрощают строптивых. Вы должны пригладить его взъерошенные перышки, когда он вернется.
– Диллиан не строптива, – сдержанно возразила Бланш. Она чувствовала, что он собирается исчезнуть, – у него всегда были какие-то странные дела. Ей не следовало огорчаться из-за того, что слуга уходит, но впереди ее ожидал длинный скучный день.
– Вы можете спросить об этом у его светлости, когда он вернется. Он вернется скоро. А мне надо выполнить поручения, которые он мне дал. Прощайте, миледи.
Она услышала отчужденность в его голосе. То, что он попрощался с ней, говорило ей больше, чем она хотела бы знать. Он уезжает. Она нахмурилась. Если он ее слуга, то не может уехать без ее разрешения.
– Я не давала вам разрешения уехать, – холодно заметила она.
– Как не давали разрешения ночи смениться днем, но он наступил. Постарайтесь быть любезной с маркизом, миледи. Он охотно отдаст за вас жизнь. Вы с ним так похожи.
Она не услышала его шагов, но знала, что он ушел. С ним ушло солнце. Бланш не поддалась соблазну спросить горничную, как он ушел. Она предпочитала представлять О'Тула семечком одуванчика, летящим туда, куда дует ветер.
Но эта мысль не принесла ей покоя.
– Ты говоришь, она уехала во Францию? Но этого, не может быть! Бланш не поедет одна, а я точно знаю, что ее компаньонка все еще в Гэмпшире.
Герцог ходил по библиотеке, обитой ореховыми панелями, уставленной полками красного дерева и мебелью из атласного дерева, приобретенной давно ушедшими поколениями. Великолепный резной потолок тоже был из орехового дерева, на резьбу талантливый художник, теперь уже покойный, потратил почти целую жизнь. В комнате царила атмосфера богатства, старины и престижности.
Нежданный гость в элегантном утреннем сюртуке рассматривал книги и казался совершенно равнодушным к окружающей его роскоши. Он взял книгу, смахнул пылинку с кожаного переплета и начал с интересом перелистывать ее.
– Точно знаете, да? – равнодушно произнес он. – Значит, вам больше не нужны мои услуги, ваша светлость, если вы знаете больше, чем я.
Герцог сердито посмотрел на наглого О'Тула. У того была возмутительная манера вести себя так, словно они были равны по происхождению. Только такой же герцог мог позволить себе пренебрежительно отнестись к беспокойству и недовольству Невилла и спокойно читать книги в его библиотеке. О'Тул должен бы дрожать мелкой дрожью, а не листать том Чосера.
– Ты хочешь сказать, что Диллиан уже нет в Гэмпшире? О'Тул оторвался от книги и посмотрел на герцога.
– Очень хорошо, ваша светлость. Теперь вам только надо поверить в это, и мы обязательно чего-нибудь добьемся.
Невилл скрипнул зубами, жалея, что в руке нет пистолета. Однако открыл ящик стола и достал небольшой мешочек с монетами.
– Сколько?
– Если я поеду за ними во Францию, потребуется столько и даже больше, полагаю. – О'Тул с сомнением покосился на мешочек.
Невилл протянул ему деньги и следил, как тот, аккуратно пересчитав их, опустил в глубокий карман.
– Найми кого-нибудь следить за ними. Я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что еще.
Герцог заметил удивление в глазах О'Тула, но не позволил себе насладиться произведенным эффектом. Он предвидел подобную реакцию. Пора начать действовать.
– Я хочу, чтобы ты разузнал все о родителях Диллиан Рейнолдс. Не связаны ли как-то отец Бланш, лорд Альберт Персиваль, служивший в королевских гусарах, и полковник Гарольд Уитнелл того же полка, известный под именем «полковник-обманщик»?
О'Тул поставил томик Чосера на полку и подошел к массивному мраморному столу, возле которого стоял герцог.
– С какой целью, ваша светлость?
– Измена, О'Тул, измена.
Глава 14
Гэвин оглянулся. Почувствовав на себе его взгляд, его спутница расправила плечи и выпрямилась. Но он видел, что она с трудом держится в седле.
Восход уже окрасил край неба, а они еще не добрались до границы Хартфордшира. Она, должно быть, смертельно устала и набила мозоли, но заставляла себя сидеть прямо и вызывающе смотрела на него, стараясь показать, что полна сил не меньше, чем он. Будь Гэвин один, он не стал бы останавливаться. Ему не терпелось поскорее оказаться дома. Но мисс Уитнелл не привыкла проводить весь день верхом, и ее силы были на исходе.
Со вздохом он придержал лошадь, чтобы Диллиан смогла его догнать.
– Надо решать, будем ли мы спать в поле или остановимся на ближайшем постоялом дворе. Лошадям нужен отдых, да и нам тоже. В обоих случаях надо забыть о приличиях.
Она изумленно уставилась на него.
– Когда это вы думали о приличиях? Я хочу получить настоящий завтрак, а не мятые куски из вашего кармана. Я – за постоялый двор.
Никакого смущения. Гэвин покачал головой и тронул поводья. Он не испытывал особого желания погубить репутацию дамы, если ее кто-то узнает, но и спасать ее тоже не собирался. Если она своей смелостью надеется заманить его в брачные сети, то ее ожидает горькое разочарование. Однако почему-то Гэвину казалось, что мысли леди далеки от брака.
В ближайшей деревушке они нашли маленькую гостиницу, поставили лошадей в конюшню, позавтракали яичницей с ветчиной, а затем Гэвин осведомился о комнатах. Хозяин вытер пухлые руки о засаленный передник и понимающе кивнул. Он почти не обратил внимания на шрамы на лице Гэвина и его странную одежду.
– Есть то, что вам надо, ваша светлость, наша лучшая комната. А парень может отдохнуть в конюшне вместе с лошадями.
Когда дело касалось его спутницы, в Гэвине необъяснимым образом просыпалось шестое чувство. Он ощутил, как она, затаив дыхание, ждет его ответа, хотя и стояла за его спиной. Он почти готов был согласиться. Ее следовало бы наказать за то, что она увязалась за ним, как бездомная собачонка. Видит Бог, не нуждается он в ее обществе! Он любил жить один. Он любил ездить один. Ему никто не был нужен, а особенно эта беспокойная пигалица. Но хотя его мать едва ли можно было назвать леди, она все же привила ему светские манеры.
Грозно взглянув на Диллиан, чтобы она не открывала рот, он заявил:
– Парень останется со мной, а то еще попадет в беду. Ему можно положить на пол тюфяк.
Властным жестом, отметая вопросы и протесты, он направился к лестнице. Толстый хозяин побежал за ним, указывая дорогу. Гэвин не нуждался в его помощи. В гостинице на верхнем этаже было всего две комнаты: общая – с дюжиной узких кроватей и «лучшая» – для важных персон или того, кто мог заплатить больше двух пенсов за чистое белье.
Комната выходила окном на запад, и поэтому утреннее солнце не бросало разоблачающий свет на комья пыли под кроватью и трещины на кувшине, стоявшем рядом с ней. Он предпочел не видеть выражения лица своей спутницы.
Дверь закрылась. Гэвин приготовился к возмущенным протестам, но она молчала. Наконец он услышал за спиной шорох и повернулся к ней.
Она сняла тяжелое покрывало с кровати и, сложив его на полу у двери, бросила на него одну из тощих подушек, затем растерянно посмотрела на треснувший кувшин и миску и вздохнула.