Прекрасная колдунья, стр. 114

Мелодия, исполняемая на гитаре, приносила сладкое забвение. Над ее лицом склонилось лицо Дрейка со смеющимися, любящими глазами. Она потянулась к нему, стремясь обнять его за шею. Прошло так много бесконечно тянущегося времени с тех пор, как она лежала в его объятиях, чувствовала на себе его поцелуи. Ей страшно хотелось снова прижаться к его сильной груди, услышать его хриплый шепот, заставляющий ее душу воспрянуть, а тело жаждать большего. Его смех изменился, превратившись в дьявольский хохот. Маркиза… Она осмелилась думать, что может быть маркизой! В голове зазвучал жуткий смех, и Эйлин принялась метаться по подушке, стараясь спастись, убежать, скрыться, надеясь обрести дом и покой, которых у нее никогда не было. Ей всегда казалось, что счастье близко: вон оно, мелькает за следующим холмом. Лови его! Но сейчас нога Эйлин стали такими тяжелыми, что она не могла поднять их. Ей хотелось спать, ужасно хотелось спать. Если бы ей удалось вздремнуть… Совсем немножко…

Снова зазвучавшая мелодия заставила маркизу очнуться от сна. Неужели Эдмунд умеет играть на гитаре? Удивленная и напуганная, она отошла от грез. Эйлин была ужасно измотана, все тело нестерпимо ныло. Она не могла пошевелиться, но в голове лихорадочно крутились мысли. Может, наркотик оказался не таким сильным, как думал Эдмунд? Или он пролил на пол слишком много? Эйлин открыла рот, чтобы проверить, может ли она кричать, но замерла в нерешительности, обдумывая, стоит ли это делать. Услышав, что она очнулась, Эдмунд вернется и принесет с собой этот мерзкий чай, а она даже не сможет оказать ему сопротивление. Возможно, прошло больше времени, чем она думает, и, значит, Эдмунд уже отправился за своим золотом?

Мысль о том, что Эдмунд, может быть, уже покинул дом, заставила Эйлин вернуться к реальности быстрее. Она должна найти детей.

С величайшим трудом ей удалось почувствовать наконец свои ноги, и она соскользнула с края кровати. Эйлин казалось, что в ее голове кто-то установил наковальню и периодически бьет по ней огромным железным молотом и его удары причиняют ей нестерпимую муку.

Покачиваясь, она схватилась за подушки. Каждая клеточка ее тела кричала, чтобы Эйлин легла обратно в кровать, но мысли о сыне заставили ее подняться, придали решительности и сил. Маркиза постояла, потом сделала первый шаг, а затем второй. Правой ногой. Левой. Медленно-медленно, шаг за шагом она добралась до двери.

Маркиза облегченно вздохнула, когда ручка повернулась. Она навалилась на дверь всем телом, и та поддалась. Эйлин покачнулась и чуть не упала, но сумела удержать равновесие, уцепившись за дверной косяк. Не в силах больше думать ни о чем, кроме того, как сделать следующий шаг, она перестала беспокоиться о том, где сейчас находился Эдмунд.

Открыть дверь в противоположном конце коридора было так же сложно, как и первую, но на этот раз ей на помощь пришла молоденькая кормилица. С приглушенным возгласом она подхватила хозяйку под мышки и помогла ей добраться до кровати. Затем быстро подскочила к двери и с удивительной легкостью закрыла ее.

Здесь звук гитары казался намного громче, и весь воздух был заполнен мелодичными переливами. Эйлин, подняв голову, вопросительно посмотрела на няню. Девушка понимающе кивнула, а затем, показав на окно, пояснила:

– Цыгане.

«Цыгане, – мысленно повторила маркиза. – Пришли, чтобы купить Ричарда». Эйлин снова поднялась на ноги и тяжело облокотилась на подоконник. Прошло некоторое время, прежде чем туман в ее глазах рассеялся и она смогла различить кусты ежевики и жимолости, которые росли вокруг дома, создавая почти непроходимую преграду. Постепенно маркизе удалось разглядеть, что у дерева на противоположной стороне двора стоит, прислонившись к стволу, мужчина. Для цыгана он был слишком маленького роста. По крайней мере, Эйлин представляла себе цыган совсем иначе. Сумеет ли она убедить этого незнакомца стать не врагом ей, а другом? Других людей не было видно. Возможно, этот мужчина – единственная связь с внешним миром.

Зная, что сейчас она мыслит неясно, Эйлин была благодарна Господу за то, что вообще может думать. Она сделала няне знак подать ей письменный прибор, который лежал на комоде. Когда маркиза впервые обнаружила его, то заметила, что чернила в нем почти высохли, бумаги, кроме небольшого клочка на самом дне, не было, а перо было в ужасном состоянии, и писать им не представлялось возможным. Но у Эйлин было собственное перо, которое она нашла на кухне, и в ее душе вспыхнула искорка надежды. Возможно, ей удастся…

Эйлин аккуратно добавила в чернильницу несколько капель воды из лохани для умывания и потрясла ее, молясь про себя, чтобы из всей этой затеи хоть что-нибудь вышло. Затем она опустила кончик пера в чернила и задумалась.

Маркиза не представляла, что написать. Даже в лучшие времена она не обладала красноречием, а в теперешнем положении в голову приходило только имя ее мужа. Эйлин отчаянно захотелось, чтобы сейчас он оказался рядом с ней, и она поняла, что нужно писать.

«Приведите лорда Шерборна. Награда». Кроме этих слов, на малюсеньком клочке бумаги ничего не поместилось: рука Эйлин тряслась, поэтому буквы получались крупными. Теперь Эйлин молилась только об одном: чтобы этот человек у дерева умел читать.

Все еще сражаясь со сном, Эйлин велела кормилице подать ей камень. Оторвав длинную тонкую ленточку от своей нижней юбки, она крепко привязала записку к камню. Пока все шло хорошо, но теперь нужно привлечь внимание этого мужчины, стоящего в лесу. Маркиза посмотрела на тяжелый камень в своей руке, затем перевела взгляд на окно. Попытаться встать с кровати, открыть окно и бросить вниз камень – все это казалось ей сейчас невозможным.

Когда Эйлин снова начала подниматься, кормилица наконец поняла ее замысел. Взяв камень из рук леди, она принялась открывать старое покоробленное окно, навалившись телом на тяжеленную раму, и оно с жутким скрипом поддалось. Женщины в ужасе замерли, ожидая самого ужасного: скрип был таким громким, что мог бы поднять и мертвого. Но никто не вошел в комнату. Тогда маркиза вместе с няней попытались открыть окно пошире. Наконец оно открылось настолько, что кормилица смогла высунуться из него.