Случайный роман (сборник), стр. 26

Нюрка вечерами мужа с работы ждала, жадно слушала его ежедневный один и тот же рассказ.

Была у Нюрки и своя тайная слабость – чернокожее население столицы. Нюрка погуливала от Васи именно с этим населением. Как-то она попросила у Кларки напрокат белую кофточку. Кларка кофточку дала, но обратно брать не стала – она представляла себе Нюркины объятия с очередным черным кавалером и обладать белой кофточкой расхотела. Нюрка была Кларке за это благодарна и доверяла ей свои тайны. Однажды она попросила Кларку найти какого-нибудь знакомого врача и узнать – если ребенок родился со светлой кожей, не может ли он потом почернеть? Кларка даже не сразу поняла, о чем это она. А Нюрка объяснила: о чем, о чем? О том – она же встречалась с Васей и Джоником одновременно и сама не знает, от кого родила. А может, вообще – Гошка от Васи, а Пашка от Джоника. Или наоборот – говорят, так бывает…

…Я слушала ежедневные Кларкины рассказы и не могла себе представить – как эта умненькая, ни на кого не похожая Кларка, так весело и образно рассказывавшая мне удивительные истории обступившего ее семейства, может жить в этом паноптикуме.

Как-то я спросила Кларку, почему она совсем не рассказывает о своем муже – Сергее. Кларка ничего не ответила, и однажды я все поняла сама.

В положенный час я, как всегда, ждала у лифта, а Клара не шла. Я куда-то торопилась и минут через пять двинула в сторону метро одна. День со своими заботами закружил меня, и к вечеру я поймала себя на мысли, что мне чего-то не хватает. Вернее, кого-то – Кларки.

Утром я снова ждала ее у лифта, но Кларка снова не появилась. На третий день я, вернувшись домой, позвонила в дверь квартиры Жарковых.

Дверь открыла тетя Люба, но пройти не пригласила и сказала, что Клары нет дома. И в этот самый момент за ее спиной я увидела какое-то странное существо. Я не сразу поняла, что это Кларка, потому что лицо существа закрывала карнавальная полумаска. Кларка в этой полумаске присела на корточки, а потом вынырнула из-под шлагбаума тети-Любиной руки и оказалась рядом со мной. Из-под полумаски текли горючие слезы.

Мы с Кларкой сидели у меня на кухне. Я макала тряпочку в свинцовую примочку и прикладывала ее Кларке под глаза – там были огромные синяки и кровоподтеки. Постепенно Кларка плакать перестала, успокоилась и рассказала мне, что Сергей как выпил у них на свадьбе, и на другой день выпил, и так пьет каждый день все четыре года. И на телефонной станции давно не работает, и вообще нигде не работает. А Кларку он стал бить недавно, но очень сильно. Напьется и бьет. В последний раз так избил, что Кларка ни на работу, ни в институт пойти не смогла.

Кларка хотела уйти к родителям, но боится с синяками показываться. Они об ее жизни ничего не знали – дочка заходила к ним всегда счастливая и довольная, и предположить, что кто-то поднимает на нее руку, ни мать, ни отец не могли.

И потом – как уйти? Ведь она, несмотря ни на что, Сережку своего очень любит и жить без него не сможет.

А потом Кларка засобиралась домой – Сережа ждет – и взяла с меня слово, что я никому ничего не расскажу, а то, не дай бог, до родителей дойдет.

И больше я Кларку никогда не видела.

Прошло сколько-то времени, и однажды, встретив в лифте тетю Любу, я спросила, почему Клару давно не видно? И узнала, что за Кларкой мать с отцом приехали – вернее, не за ней, а к ней, посмотреть, как дочка живет. И увидели синяки и кровоподтеки, и всю ее жизнь поняли, и портреты поэтов и писателей со стенки сняли, а дочку домой увезли.

А еще тетя Люба сказала, что Сергей с Надеждой второго ребеночка ждут.

Тихиус!

История пятая. Серые мышки

Девчонки из библиотеки не могли уйти домой, хоть рабочий день уже закончился. Все ждали Томку, которая работала в читальном зале. А она все не возвращалась. Казалось бы – чего ждать? Куда она денется! Идите домой. Да, хорошо сказать – идите. А как идти, когда на улице зима, градусов 20 мороза, а Томка у девчонок вещички напрокат взяла – у кого что. У Галки шапку, у Светланы сапоги, у Веры Петровны пальто с песцом, у меня Томка взяла только перчатки – но я не уходила из солидарности. И почему умных, добрых, начитанных девчонок, работающих в библиотеке, называют серыми мышками?! Несправедливо это! Я знаю это очень хорошо!

Ирина была вообще без платья, сидела в синем халате нашей уборщицы Степановны. А как она домой без платья придет – три месяца как замуж вышла, что мужу скажет?

Мы согрели кипятильником чайку, достали из сумочек у кого что было сладенького и стали обсуждать Томку и всю сложившуюся ситуацию.

Полное имя Томки было такое – Тамара Автандиловна Попова. Фамилия – проще некуда. Поповых в России даже больше некуда. А имя ей дала мать в честь грузинской царицы Тамары. Потому что по отцу Томка была грузинкой. Вернее, не по отцу, а по горнолыжному инструктору Автандилу, который 22 года назад инструктировал Томкину мать, как кататься на этих самых горных лыжах. Правда, дело было в июле, и мамаше применить знания на практике так и не пришлось, но польза от занятий все-таки осталась, вернее, проявилась через 9 месяцев в виде белобрысой, носатой, черноглазой Томки, названной как царица. Маманя ни о чем не жалела, кроме того, что даже фотографии Автандила у нее не осталось. Только дочка, да и все.

Обычно, когда появляются дети у разномастных родителей, то побеждают гены темной масти. У Томки победили глаза и нос инструктора и белобрысые мамины кудряшки.

Мать от Томки истории ее рождения не скрывала, и Томка за это маму уважала. Одно только мучило царицу – как ее родителя Автандила в детстве называли? Автандя, что ли?

Итак, Тамара Автандиловна Попова к своим 23 годам была девушкой серьезной, волевой и независимой. Про таких поэт написал, что коня на скаку остановит. В этот зимний день Томка, раздев всех наших девчонок, пошла останавливать на скаку коня по имени Дима.

Дима был не только конь, а просто жеребец какой-то. Нам он не нравился – никогда никому конфетки не принесет, жадный. А мы в библиотеке получали копейки, хорошо, что была «черная касса» – мы сдавали туда понемножку денег в получку, и раз в полгода каждая по очереди получала кругленькую сумму, на которую покупалась нехитрая обувка и одежка. Мы все были одинаковые – небогатые, неглупые, добрые девчонки. Отличал нас только возраст да семейное положение. Причем все наши замужние девчонки уже подумывали о разводе, а незамужние мечтали выйти замуж.

Библиотека наша была институтской, а в институте учились в основном ребята – такой у него был профиль, и в каждом мы видели свою судьбу, влюблялись, грешили, разочаровывались, гуляли на свадьбах, плакали вместе, если у кого-то было плохо.

Томка хотела замуж больше всех. В 23 года ей казалось, что она на финишной прямой, и если не сейчас – то никогда. И в это самое время на Томкином горизонте появился жеребец Дима по фамилии Тедко. Ну чем не конь?! И Томка протрубила охоту.

Да, забыла сказать, откуда он взялся. Он в нашем же институте аспирантом был. Писал диссертацию по технологии приготовления какого-то продукта. И к нам в библиотеку за пособиями ходил. Томка-то сначала на художественной литературе стояла, а как Диму приглядела, сразу в читальный зал перевелась, чтоб за ним наблюдать.

Первое время Дима Томку нашу в упор не замечал. И тогда она пошла на хитрость – вылила на себя целый флакон одеколона и пахла так, что сама свой нос зажимала. Ну и Дмитрий сидел-сидел, занимался-занимался, и тут его запах, видно, одолевать стал, и он поднял голову от учебников и повел носом – откуда, мол, такой аромат? И как раз глазами уперся в Томку. Томка только этого и ждала, сразу стала строить ему свои глазки грузинской царицы. И он клюнул. Книжку захлопнул, к Тамаре подошел. Ну тут, как полагается, разговор завязался. И перешел этот разговор в предложение вечером куда-нибудь сходить. И кто, думаете, это предложение сделал? Томка наша, охотница на жеребцов.