На берегу Севана (др. изд.), стр. 62
Услышав слова Месропа, кузнец Самсон поднес тяжелый кулак к самому носу бывшего дьякона:
— Вот тебе «жертва»!… Если в тяжелые дни войны вы нескольких старух с толку сбили, жертву принести уговорили, думаешь — и теперь это пройдет?… Все это ушло-прошло, больше не увидишь!
— Я ведь не говорю… Какое мне дело!… — забормотал в испуге Месроп.
Но тут над Черными скалами вновь засверкала молния, удары грома потрясли воздух.
— Люди, смотрите — огонь! Открылась дверь адова! — заголосила Сонб. — И бог на нас и ад… Это месть сатаэла! Сэто, где мой Сэто?…
Сонб сошла с крыши и побежала из села к тропке, ведущей к Черным скалам.
Всполошилась и мать Камо.
— Самсон, — говорила она, — может быть, наш сын там погибает… Быстрее! Окаменел ты, что ли?
Кузнец Самсон, человек по природе хладнокровный и спокойный, увидя клубы дыма и прорывающееся сквозь него у Черных скал пламя, тоже сорвался с места и, как был в кузнечном фартуке, без шапки, помчался вслед за Сонб.
За Сонб и Самсоном побежали матери Грикора и Асмик, а за ними вдогонку и другие колхозницы.
Маленькая старушка вышла торопливыми шагами из села и засеменила вслед за всеми. На ее худеньком, покрытом глубокими морщинами лице был написан ужас.
Старушка то и дело останавливалась, поднимала глаза к небу и осеняла себя крестным знамением»
— Силы небесные, — шептала старушка, — силы небесные, сохраните моего Асатура!
Но как же велики были удивление и радость и старушки Наргиз и сварливой Сонб, когда на одном из поворотов тропинки с веселой песней вышли им навстречу все наши герои! На беззаботных, радостных лицах ребят не было и признака каких-либо пережитых ими ужасов.
Старуха Наргиз обняла своего старика, матери — детей, и начались беспорядочные спросы да расспросы.
— Что у вас там такое было? Что это гремело, прямо как у меня в кузне? — весело спрашивал кузнец Самсон.
— Как же без грома! С чертями сражались, — подмигнув товарищам, ответил Грикор. — Мы им под ад динамит подложили. Ну, ясно, они и разбушевались… С комсомольцами — руки коротки — не справились, вот и обрушились на дерево!
— Бедное дерево!
— И-и-и!… Неправду говоришь! — вмешалась Сонб.
Сэто, вспыхнув до корней волос, закричал на мать:
— Не довольно ли тебе? А я-то откуда пришел?
— И-и-и!… Глазыньки мои бы не видели: и моего ягненочка с пути сбили!…
А Ашот Степанович говорил кузнецу:
— Храбрые ребята, храбрый и твой сынок!…
Наступила ночь, и в ее густой тьме казалось особенно ярким пламя догоравшего на Чанчакаре дерева.
Угрызения совести
Старый охотник никогда еще не был так взволнован, как в эту ночь.
— Жена, сколько грошей дадут за таких людей, как мы с тобой? — с горечью спросил он у своей старухи и, не ожидая ответа, пошел в хлев.
Наргиз в полном недоумении поглядела ему вслед: что это творится со стариком?
А дед Асатур, сидя в углу хлева, тихо разговаривал сам с собой.
— Да разве кто из дедов твоих покупал себе архалук на нечистые деньги, что ты хочешь купить?… Разве мать твоя на нечистые деньги покупала себе платье, что ты захотел жене купить?… Разве кто с нечистыми деньгами в кармане доходил до конца своего пути, как ты хочешь дойти? — терзаясь от угрызений совести, спрашивал себя дед. Он проклинал сокровище князя Артака, которое сначала так обрадовало его, а затем стало для него горем, опутало его по рукам и ногам: — Будь оно проклято!… Полно ему меня томить! Отдам им… До каких пор в страхе жить?…
Но, когда дед достал свое сокровище, когда он погрузил руки в мешок и начал перебирать золотые вещи и драгоценные камни, в глазах у него снова потемнело.
— Гляжу — и не верится… Сокровище, настоящее сокровище! — повторял он, рассматривая золотые украшения.
Яркие огоньки зажигал на них свет маленькой керосиновой лампочки.
Боязливо оглянувшись, старик вынул из мешка великолепный, червонного золота браслет.
— Мой! Все это мое! Да ведь это царское богатство! Значит, я, охотник Борода Асатур, сразу стал миллионером? От такой радости человек и с ума сойти может… — словно в бреду, шептал он. — Вот обрадуется старуха, когда узнает! «Какой, говорит, охотник жил хорошо!» Бабий ум не верит в счастье… А ну, давай подол, насыплю золота. Что скажешь? Есть у охотника счастье?…
Дед осторожно положил драгоценности назад в мешок и задумался.
— Так что же, — сказал он себе, — снова спрятать? Но до каких же пор прятать? До каких пор мне быть маленьким перед большими делами этих детей?… Нет, это всю мою жизнь перевернуло! Раньше лучше было: богат я не был, да зато и на душе легко было. Нет, не надо… Свинцом на сердце моем лежит этот груз. Не надо, не хочу!… Зачем я чужим добром завладел?…
Дед вскочил, взвалил мешок на спину и пошел к дверям. Но у самого выхода он остановился и, ослабевший от внутренней борьбы, опустился на землю.
Старик был весь в поту. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул:
— Ах, когда ж конец моим мукам придет?…
Потом, немного оправившись, дед поднял голову и спросил громко:
— Ну, не дурак ли я, люди? Всю жизнь мечтал золото найти, а вот нашел — и с ума спятил! Нет, Асатур, где ума не хватит — спроси разума. Привалило счастье к дверям твоим — не гони его. Не будь дураком — не лягнула же тебя лошадь в голову!… Эй, человече, живи да живи себе вволюшку и внукам завещай — пусть живут счастливо да тебя славят… Ну, чего ты раскис?
И опять старое, собственническое, личмое подавило в охотнике Асатуре все его добрые намерения. Он встал, поднял мешок и снова запрятал сокровища в тайник.
Происшествие в пещере
В тот день, как мы видели, ребята подверглись случайно большому испытанию и случайно же вышли из него невредимыми. Но испытание это не было последним. На следующий же день произошло новое событие, которое явилось следствием уже не случайности, а нетерпеливого характера Камо.
Утром, когда колхозники собрались у крыльца правления колхоза и взяли кирки и ломы, чтобы идти на Черные скалы, председатель сказал Ашоту Степановичу;
— Я дам вам только тех, кто знаком со взрывными работами. Меня с Арамом Михайловичем вызвали на совещание в район. Как только оно окончится, мы птицами примчимся обратно и явимся на Черные скалы. Только ребят держите подальше от взрывчатки… Да и вообще лучше бы вы их сегодня с собой не брали: в пещере и так негде будет повернуться.
— Да разве их можно будет удержать! — улыбнулся геолог.
— Это верно, особенно Камо — его и на цепи не удержишь: перепилит и убежит на Черные скалы. Ну, поздно, двигайтесь!
Колхозные каменщики, взяв инструменты, пошли к Черным скалам. Вместе с ними шли и наши юные друзья. Остановив их, дед Асатур сказал:
— Не хотел бы я, чтобы вы ходили в эту чертову пещеру, да разве вас уговоришь? Все же расскажу я вам одну историю — может пригодиться, раз вы с динамитом возитесь. Деда Оганеса знаете?
— Слепого? — спросил Сэто.
— Да, слепого Оганеса. Он ведь не всегда слепым был. Был он молодым, красивым, решительным человеком. И вот — ослеп… По своей оплошности ослеп: нетерпеливый, несдержанный был. Мы тогда колодец в селе рыли и камнем обкладывали. А камень в скалах добывали взрывами. Вот мы с Оганесом провертели в скале дырку, вложили порох, фитиль приспособили, подожгли и убежали подальше… Ждем-пождем, а взрыва все нет и нет. Оганес меня дергает: «Порох, должно быть, мокрый, а не то фитиль погас. Идем!» Я ему: «Оганес, погоди еще немного! Кто его знает, может, еще рванет». А в нем кровь кипела, как у нашего Камо. Не послушал меня, пошел. Только нагнулся поглядеть, что с фитилем случилось, а порох как ахнет!… Вот и выжег глаза у парня, молодого, красивого…
Нужно бы ребятам запомнить эти слова виды видавшего деда!
Когда они вошли в пещеру, бригадир отряда каменщиков Егор сказал:
— Ну, детки, сядьте у входа в пещеру, потолкуйте о том о сем, а мы займемся делом.