Мечты о счастье, стр. 56

Проснувшись, Аксель вдохнул аромат гиацинтов. Кондиционер едва слышно гудел, овевая спину прохладой, но рядом мерно дышало воплощенное лето. Было ли еще хоть одно утро, когда Аксель просыпался, держа в объятиях женщину? Пожалуй, нет. Этого не случалось даже при Анджеле.

Прошлое осталось позади, и он отогнал воспоминания. Единственно важным было то, что на плече у него спала женщина, с которой он забыл и о ресторане, и обо всех проблемах грядущего дня. Хотелось любить ее снова, но еще сильнее была потребность беречь ее сон до тех пор, пока пробуждение не наступит само собой. Видеть, как Майя приподнимет ресницы, прочесть в ее глазах тепло – совсем иное, чем то, с которым она смотрела на своих учеников.

Но нет, он хочет слишком многого, ведь ее великодушная натура готова любить всех и вся. Ему просто посчастливилось стать объектом еще и сексуального ее интереса. Разве не об этом он мечтал, вступая с ней в брак? У него нет никаких оснований требовать большего. Надо наслаждаться тем, что дано, а дано невероятно много: полные крепкие груди, округлые шелковистые ягодицы, тихие стоны женщины, возбужденной ласками. Его женщина. Как чудесно, что эта пылкая фантазерка принадлежит ему одному. Если это низводит его до уровня пещерного человека, так тому и быть.

Майя шевельнулась, веки ее затрепетали. Аксель поднес к лицу прядь волос, самую пурпурную, и вдохнул запах гиацинтов.

– Любишь утро?

– Теперь – да, – сонно пробормотала Майя. – Неужто никто не колотил в дверь?

– Я ничего такого не слышал. – Словно по заказу, Алекса завозилась в колыбели, а за дверью раздался быстрый топот ног. – Так! Уже и наспех не получится!

– Майя, Майя! – В дверь забарабанили. – Почему твоя дверь заперта? И почему под ней спит Мэтти? Уже поздно, нам пора идтить в школу!

– Идтить? – ужаснулся Аксель, убирая распаленные чресла подальше от искушения (даже это не испортило настроения). – До твоего появления Констанс говорила правильно.

– Она и теперь говорит правильно, когда считает нужным, а слова коверкает, чтобы показать, что довольна жизнью.

– Лучше бы это выражалось в долгом утреннем сне, – проворчал он.

За дверью наступила внезапная тишина. Это заставило Акселя выпрыгнуть из постели и схватиться за одежду.

– Папа? – робко осведомились снаружи. – Это ты?

– Ну вот, теперь придется объясняться, – невозмутимо заметила Майя, натягивая трикотажный комбинезон, выгодно подчеркнувший все изгибы ее фигуры. – А ты, похоже, не слишком рад, что дочь стала такой разговорчивой.

– Женщин и детей приятно видеть, но не слышать!

Аксель судорожно натянул брюки, но поймал восхищенный взгляд Майи и снова развеселился. Возможно, в том, что он не замечает знаков женского внимания, есть доля истины. Правда, ее он заметил. О, эти знаки внимания! При одной мысли о них брюки натянулись до отказа. А между тем Майя уже открывала дверь.

За дверью оказались Мэтти с большим пальцем во рту и Констанс с круглыми глазами.

– В самом деле, уже поздно, – приветливо обратилась к ним Майя. – Идите на кухню и сделайте нам всем по чашке хлопьев с молоком. Мы сейчас.

– Значит, вы спали в одной постели? – уточнила девочка.

– Как все родители. А теперь бегом на кухню! Алекса вот-вот расплачется, надо ею заняться. Вы уже достаточно взрослые, чтобы приготовить завтрак.

Голос Майи, по обыкновению ласковый, на этот раз нес в себе строгую нотку, и дети пусть неохотно, но подчинились. Аксель восхищенно подумал: некоторые заговаривают животных, а эта женщина – детей. Констанс и Мэтти еще не успели заняться завтраком, а уже начали пересмеиваться.

– Ты прирожденный педагог, моя милая!

Аксель и в самом деле так думал – теперь. До этого ему казалось, что учительская практика для Майи лишь средство подзаработать, что она занимается этим потому, что не умеет ничего другого. Он знал, что дети ее любят, что в школе чисто и туда не страшно отправлять дочь. Помимо этого, в его глазах «Несбыточная мечта» была просто школой, одной из тысяч, и ничем не отличалась от любой другой, приличной. Только теперь он понял, до чего уникально это учебное заведение.

Аксель предпочел бы иметь дело с обычной школой, которую, в случае чего, не жаль и прикрыть. Он хотел, чтобы Майя была целиком в распоряжении Констанс. До других детей ему дела не было.

А вот Майе было дело до каждого ребенка, как до своего собственного. И очень жаль, потому что кто-то уже совершил одно убийство, чтобы прикрыть школу. Аксель совсем не желал, чтобы пути этого человека и Майи однажды пересеклись.

– Почему ты так смотришь? – Майя приподнялась на цыпочки и подставила губы.

Аксель поцеловал ее и решительно отстранил.

– На сегодня с меня уже довольно самоотречения. А смотрю я потому, что высматриваю крылышки и нимб.

– И это после совместной ночи? – Она с усмешкой просунула руку под расстегнутую рубашку и пощекотала уходящую в брюки дорожку волос.

– После ночи, когда вокруг не носились дети постарше и не хныкал грудной младенец, – сухо поправил Аксель, убирая ее руку. – Лично я нанял бы гувернантку.

Усмешка Майи стала ехидной.

– Прошлым вечером у тебя их было целых три. А впрочем, когда соскучишься по миру и покою, только намекни.

Она направилась в душ. Аксель остался с ощущением, что его окатили ледяной водой. Выходит, для Майи их отношения так и остались временными, из тех, которые можно порвать, как только наскучат. Он вдруг припомнил, что сервиз все еще находится в школе, упакованный и готовый к переезду. Майя не понимала постоянства, не умела бороться с обстоятельствами. Она умела только спасаться бегством.

А между тем вчерашний инцидент в ресторане мог быть подстроен мэром в попытках нанести очередной удар по его лицензии. Что станет с их браком, если все-таки придется поступиться школой в обмен на возможность сохранить бизнес и, не исключено, их жизни?

Глава 29

Колокольчик издал привычную музыкальную фразу.

Магазин перешел к сестре, и не было никакой необходимости заходить сюда, но Майя надеялась объяснить Клео новшества, введенные под руководством Акселя и Селены, – ведь благодаря этому магазин теперь приносил какой-то доход. Хотелось верить, что сестра оценит вложенные усилия, в конце концов, это был ее единственный источник пропитания. Майя мечтала, что связующая родственная нить между ней и Клео наконец окрепнет, если только это не очередная несбыточная мечта.

– Что тебе здесь нужно? – нелюбезно осведомились из недр магазина. – Заграбастала моего сына, хочешь отнять и магазин?

Хорошее начало. Майя начала припоминать, почему они с Клео когда-то расстались отнюдь не друзьями.

– Ты бы предпочла, чтобы Мэтти заграбастал социальный отдел?

Наверное, лучше было повернуться и уйти. В это утро Майя не находила в себе решимости схлестнуться с Клео. Ночь с Акселем оставила ее в тисках нерешительности, которая распространялась буквально на все. Это было на нее совсем не похоже – обычно она жила в вихре активности.

– В бумажонке, которую ты мне прислала, было что-то о передаче материнских прав.

Клео явилась перед Майей с чашкой кофе в руке и с таким видом, словно провела беспокойную ночь: стриженые волосы дыбом, майка наперекосяк. В тюрьме она так исхудала, что под трикотажем проступали все ребра.

Майя не без опаски заглянула сестре в глаза, но взгляд был ясный (ни намека на допинг), хотя и злой.

– Это всего лишь тактический ход. Если мы с Акселем примем опекунство, социальный отдел потеряет на Мэтти все права и не сможет вмешаться, если ты, с нашего разрешения, будешь о нем заботиться. Ведь они тебе этого не позволят, пока не сочтут нужным.

– Где мой сервиз? – Клео сунула руку в карман джинсов, словно нашаривая пачку сигарет.

Майя ничуть не удивилась: сколько она себя помнила, старшая сестра дымила как паровоз. Отказ разом и от курения, и от наркотиков, должно быть, сводил ее с ума.