Ущелье Батырлар-джол (журн. вариант), стр. 26
— О-о… о-о… о-о…
И сейчас же прозвучал грохот выстрела из пистолета.
Они бросились вперед, шлепая по воде, текущей навстречу. Сквозь стволы сушняка сиял свет, отражаемый тысячами струй. Они прорвались через последние стебли зарослей. Перед ними открылось широкое пространство, по которому, кипя и бурля, неслись потоки мутной воды.
— Павел! — отчаянным голосом крикнула Женя.
Посреди затопленного пространства, шатаясь под яростными ударами волн, по колено в воде медленно брел человек, спотыкаясь и прихрамывая. Он не оглянулся на голос, не расслышав его из-за рева потока.
Борис и Женя, оступаясь и с трудом сохраняя равновесие, побежали ему наперерез. Человек оглянулся — это был Петренко. Он сделал шаг, изменяя направление, пошатнулся, но не упал и двинулся им навстречу с искаженным лицом. Шаг… другой… третий… Они спешили друг к другу, с трудом преодолевая сопротивление волн. Петренко остановился качаясь. Видно было, как краска сходила с его лица. Еще шаг — и он повалился. В это мгновение Борис и Женя подхватили его под руки.
Петренко открыл глаза.
— Где Павел? — крикнула ему Женя на ухо.
Петренко посмотрел на нее странным взглядом, но ничего не ответил, повиснув у них на руках. Он потерял сознание.
8.
Взрыв, рано утром разбудивший Женю, в самом деле произвели Петренко и Павел.
Мысль была так проста и так легко осуществима, что они не переставали упрекать себя в слишком поздней догадке.
Оглушить все живое в воде взрывом динамита — такова была основа плана. Затем пробраться вброд по воде до берега, уже не опасаясь нападений. И продолжать путь, прерванный пятидневным пребыванием на злосчастном острове.
Они собирались, как в лихорадке, гонимые азартом неожиданной удачи. Наскоро поели, едва ощущая вкус пищи, запаковали все снаряжение и продовольствие в заплечные мешки, оставив только один динамитный патрон и шнур.
— Хватит? — спросил Павел, с сомнением рассматривая патрон.
— Безусловно, — ответил Петренко уверенно. — Ты готов?
— Готов. Как твоя нога?
— Черт ее знает! — поморщился Петренко. — Все еще дает себя знать.
Он сделал несколько шагов, с трудом опираясь на больную ногу, и с досадой махнул рукой.
— Болит, — сказал он, покрутив головой. — Ну да ничего, в дороге разойдусь. Давай начинать.
Павел отмерил пятнадцать метров шнура, вставил конец в расщеп патрона, размахнулся и бросил в воду, подняв фонтан сверкнувших на солнце брызг.
— Надеюсь, что рыбы его не проглотят, — усмехнулся он, вытаскивая из кармана спички.
Пламя желтым языком лизнуло конец шнура, который с шипением загорелся.
— Ну, будем ждать пятнадцать минут, — сказал Павел, усаживаясь на землю. — Закуривай, Григорий.
Молча сидели они, устремив глаза в темную воду, под которой запрыгала, брызгая во все стороны искрами, яркая звезда горящего шнура.
Темное тело, прочертив стремительной бороздой поверхность воды, мелькнуло над пламенем и метнулось в сторону, ударив черным хвостом по воде.
— Не понравилось? — злорадно спросил Павел. — Подожди, сейчас еще не то будет.
Пылающая звезда погружалась все глубже и глубже, постепенно утрачивая блеск и яркость.
— Сколько осталось? — спросил Павел.
— Еще пять минут, — ответил Петренко, вытаскивая из кармана пистолет.
— Это зачем? — недоумевающе спросил Павел.
— На всякий случай. И тебе советую…
Павел вынул оружие.
— Внимание! — сказал Петренко. — Осталась одна минута…
Они легли ничком, прижимаясь к земле. Под ухом Павла с торопливым звоном улетали секунды, отсчитываемые его ручными часами.
Взрыв был оглушительно громким. Волна плеснула на берег, обдав их холодными брызгами. Павел вскочил, отряхиваясь, возбужденный предстоящим переходом.
— Вперед! — скомандовал он. — Опирайся на меня, Григорий.
Он энергично двинулся в воду, увлекая за собой Петренко. Берег круто уходил в глубину, но шипы горных ботинок крепко удерживались в грунте, не позволяя ботинкам скользить. Павел осторожно спускался, поддерживая ковыляющего товарища. Из воды всплывали странные, никогда ими невиданные мертвые существа — чудовищные обитатели мира исполинов. Поднимались огромные, похожие на черепах жуки плавунцы, и их вытянутые, членистые, со страшными серповидными челюстями личинки, красные шарики водных клещей, гигантские, как удавы, пиявки.
Павел и Петренко медленно шли по пояс в воде, раздвигая тела оглушенных животных. Неподалеку, качаясь на тяжелых волнах, выплыло, подняв кверху ярко-оранжевое брюхо, тело исполинского тритона.
— Смотри-ка, — сказал Петренко, мотнув головой, чтобы показать направление.
Павел оглянулся. Метрах в сорока от них из воды показалось огромное, похожее на подводную лодку тело рыбы. Отчетливо были видны неподвижные, бессмысленные глаза и острые, как пилы, зубы, от вида которых у Павла мороз пошел по спине.
— Оглушенная. — сказал он не совсем уверенным голосом.
— Ну конечно, — спокойно подтвердил Петренко, зорко всматриваясь в морду чудовища.
Шаг за шагом продвигались они по воде, приближаясь к могучим стволам тростника Павел чувствовал, с каким трудом вытаскивает Петренко из вязкого ила свою больную ногу, только крякая сквозь зубы от боли. Вдруг он сжал плечо Павла.
— Вот так штука! — сказал он вполголоса.
Павел посмотрел через плечо — и холодная дрожь пробежала по его телу: исполинская рыба, слабо шевеля хвостом, медленно двигалась на них. Они замерли на месте, не дыша.
— Беги, Павел, — прошептал Петренко, не сводя глаз с рыбы. — Беги, а то пропадем оба! Слышишь?
Павел не двигался с места. Петренко отталкивал его от себя, поднимая свободной рукой пистолет.
— Беги, я тебе говорю! Ты понимаешь? Не рискуй нашим делом. Ты знаешь, чего оно стоит и от чего зависит его завершение. Поручаю тебе, Павел, наше дело. Слышишь?
Но Павел не слышал. Чудовище продолжало плыть, все ускоряя движение.
— Иди сам, — сказал он наконец хрипло. — Иди, Григорий. А я задержу гадину… Иди. Пропадем оба ни за что, если будем стоять. Иди! Если из нас одному суждено погибнуть, пусть это буду я… Иди, Григорий! Ты должен жить. Ты талантливый, одаренный ученый, — он говорил отрывистыми, короткими фразами, выдыхая каждую захлебывающимся топотом — И потом я знаю… Я никогда тебе не говорил об этом… Ты любишь Женю. Она никогда не простит мне, если ты не вернешься. Иди! — закричал он яростно.
Но было уже поздно. Черное тело неслось на них, как торпеда, чуть шевеля огромным хвостом Два выстрела грянули одновременно, сливаясь. Потом загремели, перебивая друг друга. Чудовище рванулось вперед, раскрывая страшную пасть, и перевернулось вверх брюхом.
— Вот и все! — сказал Петренко, медленно всовывая пистолет в карман гимнастерки.
Павел промолчал. Ему было стыдно сказанного. Но возбуждение мешало ему разобраться в своих чувствах. Он двинулся вперед не отвечая.
Молча брели они между стволами тростников, по колено в воде, останавливаясь через каждые пять шагов, чтобы дать отдых ноге Петренко. Вот уже зачавкала вязкая грязь у берега, и твердый грунт стукнул под шипами ботинок.
Часа два ушло на обсушивание у костра. Петренко был сосредоточенно молчалив. По его сдвинутым бровям можно было понять, что он погружен в глубокое раздумье. Безмолвно курил он папиросу за папиросой, бросая окурки в костер. И только когда Павел, надев просохшие ботинки, стал подниматься, Петренко задержал его, положив ему руку на колено.
— Вот что, Павел, — сказал он с необычайной теплотой в голосе, — мы с тобой наконец выбрались из этой ловушки. Надо двигаться дальше. Сегодня шесть дней, как мы из лагеря, и восемь со дня выхода со станции, и ты представляешь себе, сколько времени отнимет дальнейшее передвижение, если мы будем идти вместе?