Ущелье Батырлар-джол (журн. вариант), стр. 22

В реве лягушек был какой-то порядок: дикая музыка чередовалась с краткими моментами молчания, словно невидимый дирижер руководил этой ошеломляющей стихией звуков. В один из перерывов Павел, встряхнув головой, чтобы освободиться от неприятного ощущения в ушах, обратился к Петренко просительным тоном:

— Попробуем, Григорий…

— Ты все о том же? — поднял на него глаза Петренко.

Павел кивнул головой.

— Немыслимо больше, — сказал он, растирая уши ладонями, — от одного этого рева можно с ума сойти.

Петренко развел руками и вдруг застыл в этой позе, точно пораженный молнией. Его темное лицо стало серым. Глаза с напряжением остановились на чем-то позади Павла.

— Спокойно, — прошептал он едва слышно, медленно опуская руку и шаря по земле около себя.

Павел быстро обернулся и почувствовал, как волосы зашевелились на его голове.

Прямо перед своим лицом он увидел огромную морду нового, еще не виданного им чудовища.

Гладкая блестящая зеленоватая кожа покрывала круглую, слегка вытянутую голову, разрезанную линией закрытой пасти. Выпуклые глаза блестели золотом ободков вокруг черных зрачков, устремленных прямо на Павла. Под пастью свисала мощная складка кожи, колеблемая мерными движениями; через широкие ноздри входил и выходил с легким свистом воздух.

Голова медленно надвигалась на Павла, словно гипнотизируя его неподвижными бессмысленными глазами. Павел поднял руку, защищая лицо. И в этот же миг неуловимо быстрым движением голова прянула вперед, и Павел почувствовал на куртке у плеча удар сомкнувшихся челюстей чудовища.

— Стреляй! — крикнул он отчаянным голосом.

В возбуждении он не услышал звука выстрела. Но челюсти разжались, Павел вскочил на ноги, и второй выстрел Петренко был воспринят его сознанием.

Животное медленно пятилось по крутому обрыву, осыпаемое пулями из пистолета Петренко. Стоя во весь рост, Павел, все еще не приходя в себя от пережитого возбуждения, смотрел на вытянутое тело чудовища сползающее по камням в воду, короткие кривые лапы с длинными пальцами, хвост, трепещущий тонкой перепонкой… И только когда тело на половину погрузилось в воду, Павел очнулся от оцепенения. Он поднял свой пистолет, прицелился… Петренко положил ему руку на плечо.

— Довольно! — сказал он спокойным голосом. — Не надо зря расходовать патроны. Чудовище уже больше не полезет на наш островок. А, кстати, что это такое?

Павел нервно передернул плечами, смотря, как круги по воде расходились от места где скрылось животное.

— А Черт его знает! Я же ботаник. По-моему — тритон, увеличенный до размеров крокодила. Но с уверенностью определить не берусь.

— Оно не повредило тебе руку? Павел потер плечо, вспомнив о хватке чудовища.

— Да, кажется, ничего. Укуса я не почувствовал, только сжатие. Очевидно, оно схватило меня за рукав.

— Да… — в раздумье сказал Петренко, опускаясь на землю. — Боюсь, что мы познакомились еще не со всем населением этого зверинца.

Лицо его помрачнело.

— А время идет… Ты знаешь, Павел, о чем я думаю?

Павел посмотрел на него вопросительно.

— Как бы нам не опоздать, — сказал Петренко с досадой. — В самом деле, оставаться здесь еще несколько дней — значит рисковать всей целью нашей экспедиции. Необходимо как-то выбираться. А как — в голову ничего не приходит.

— Вброд, — решительно сказал Павел.

Петренко отмахнулся:

— А, брось. Ты пойми сам, речь идет об опасности для нас с тобой. Полагаю, что мы сумеем держать себя достойно при всех обстоятельствах. Но, рискуя своей жизнью, мы тем самым ставим под угрозу наше дело.

— А, по-моему, особого риска нет, — настойчиво ответил Павел.

Петренко засмеялся:

— Ты чудак… или просто притворяешься, что не понимаешь. Однажды, по собственной неосмотрительности, мы сделали этот переход. И вот один из нас уже не может ходить. Ну, допустим, мы решаемся идти. Вдвоем быстро нельзя, так как я едва ковыляю, следовательно, шансы подвергнуться нападению во много раз увеличиваются… А ты один…

— А одного тебя я здесь не оставлю, ни за что, — быстро возразил Павел.

— Так вот, значит, совершенно ясно, что этот способ отпадает. Необходимо придумать что-то другое. А ничего не приходит в голову.

4.

Опять, как восемь месяцев назад, шел Борис Карцев вслед за Женей Самай, прислушиваясь к ровному стуку ее горных ботинок и посматривая на ее мягкий профиль, когда она глядела по сторонам, выбирая направление. Вслед за ним гуськом по узкой тропинке шли их спутники: двое помощников Бориса — студенты-зоологи — и врач Попов, вызвавшийся сопровождать спасательный отряд.

С восточной стороны подъем на хребет был пологий, так что идти было нетрудно. Они вышли через два часа после того, как начальник экспедиции дал согласие отпустить четырех сотрудников, и рассчитывали к ночи добраться до перевала, чтобы с раннего утра начать спуск в долину чудес. Борис кратко предупредил своих товарищей о предстоящих трудностях и всех неожиданностях, с которыми им придется столкнуться. Зоологи умирали от любопытства, и всю дорогу Борис слышал за своей спиной их возбужденные голоса.

Первая тысяча метров подъема была совсем легкой. Здесь проходила пастушья тропа, протоптанная стадами в течение многих лет.

Затем потянулись альпийские луга, за которыми начались скалы — голые, едва прикрытые кое-где клочками бурой растительности. Дороги уже не было. Люди карабкались по скалам, выбрав направление на седловину между двумя снеговыми вершинами.

Борис не мог удержаться от вопросов, хотя и видел, что Жене совсем не до них. И как только ветер, почти беспрерывно свистевший в ушах, стихал, он пользовался случаем, чтобы отвлечь Женю от ее мыслей.

— Скажите, Женя, — спросил он, почти вплотную настигая ее, чтобы не говорить слишком громко, — эта экспедиция — снова идея Павла?

— Нет, — коротко и неохотно ответила Женя.

— Неужели все эти месяцы Павла не тянуло побывать еще раз в этом удивительном месте? — спросил Борис, не скрывая своего недоумения. Что-то это на него не похоже.

Женя ответила не сразу. Борис уже подумал, что она совсем не ответит на его вопрос, когда услышал ее голос.

— Он очень запустил свой дела на станции и не хотел отрываться от работы.

— А чем же он занимался последнее время?

— Вы помните семена, что вы принесли из ущелья?

— Как же! Признаюсь, мне очень хотелось, чтобы из них удалось вырастить таких же гигантов, как те, что мы там нашли.

— Этого же, естественно, хотелось и Павлу. Он вложил в эти культуры столько сил! Все лето отняла эта работа. Они с Петренко перепробовали сотни вариантов различных условий развития для этих растений.

— А сейчас, следовательно, работы закончены?

Ответ был краток:

— К сожалению, нет.

Разговор прекратился. Начинался крутой подъем по красно-бурым скалам, отвесной стеной поднимавшимся на 100 — 200 метров. Дальше начиналось широкое плато. Но пока альпинисты преодолевали подъем, прошло не меньше часа. Женя предложила сделать десятиминутный привал.

Борис опять присел около нее, чтобы продолжить разговор.

— Я все-таки не понял, Женя, какие же задачи стояли перед вашей экспедицией, если она была предпринята в разгар работ на станции?

— Какой же разгар работ… — пожала она плечами. — Работы пришли к концу. Но их завершение, как мы все надеялись, зависит от успеха нашей экспедиции.

— Вот как? В чем же заключалась задача вашей экспедиции?

— Добыть пыльцу гигантских каучуконосов, выросших в естественных условиях.

Борис помолчал, раздумывая над смыслом услышанного.

— Вот в чем дело, — сказал он, все еще не понимая, зачем на станции могла понадобиться пыльца растения, а не сам кок-сагыз, обнаруженный в долине Батырлар-джол.

— Да, этим и была вызвана экспедиция, — подтвердила Женя и внимательно посмотрела на Бориса — Ой, я вижу, вы ничего не поняли, — сказала она улыбаясь — Вы меня извините, я очень тревожусь за своих товарищей и поэтому совсем бессвязно вам отвечаю.