Последствия, стр. 8

Выбравшись из машины и с удивлением обнаружив мокрые от слез щеки, она безуспешно попыталась убедить себя в том, что это из-за дующего в лицо холодного, колючего ветра.

Дверь дома широко распахнулась, и длинные тени, отбрасываемые родителями, заплясали на снегу. Джоан и Стефани, схватив сумки и чемодан, поспешили прочь с холодного ночного воздуха.

Тони Берроуз была хрупкой невысокой женщиной.

Стефани даже не знала точно, сколько матери лет: благодаря тому, как она выглядела, ее возраст было трудно определить — ближе к семидесяти, а возможно, и далеко за семьдесят. Стефани казалось, что мама ничуть не изменилась с того момента, когда она была ребенком и жила в этом доме. Черты ее лица напоминали равнины и углы: заостренный нос, заостренный подбородок, выступающие скулы и кожа, которая была настолько гладкой, что казалась неестественной. Мысль о том, что мать воспользовалась услугами косметолога, сделав укол красоты, вызывали у Стефани сомнение; ни о какой подтяжке лица речи быть просто не могло. В таком случае все объяснялось хорошими генами, и Стефани подумала, что было бы совсем неплохо выглядеть так же, когда она достигнет возраста матери.

Тони встречала дочь на ступеньках дома; увидев ее, бросилась ей навстречу и крепко обняла.

— Я даже не могу сказать, какой счастливой ты меня сделала, — прошептала она Стефани на ухо.

— Ты же знаешь, я не собиралась. Но я рада быть дома, — сказала она. И это было правдой.

— Что заставило тебя передумать?

— Может быть, я просто захотела на Рождество оказаться дома, — тихо сказала Стефани.

— Может быть, — ответила Тони голосом, подтверждающим, что она не поверила ни единому слову дочери.

Мет Берроуз, пропустив в дом Джоан, заключил свою старшую дочь в крепкие объятия.

— Это самый лучший рождественский подарок, который только можно получить.

— Папа… — Стефани почувствовала, как из глаз вновь потекли слезы, а в горле застрял комок.

— Входите в дом, а то обе замерзнете.

Стоило только взглянуть на Мета Берроуза, как можно было сразу сказать, что он является профессором колледжа. Высокий, худощавый, только сейчас начавший немного сутулиться, с шевелюрой абсолютно черных волос, едва тронутых сединой. Но от взгляда Стефани не ускользнули мешки под глазами, новые морщины на лбу и появляющаяся во время ходьбы сутулость. Он заметно постарел со дня их последней встречи.

Они вошли в маленький холл, и Мет закрыл за ними дверь. Появление еще одной елки — детской, которая каждый год специально ставилась для внуков, чтобы они могли продемонстрировать сделанные своими руками украшения, — делало холл еще меньше. В этом году елка утонула в огромном количестве поделок из фольги, гофрированной бумаги, шариков из папье-маше.

Войдя в дом после путешествия, показавшегося ей нескончаемым, Стефани сразу почувствовала его удивительную теплоту; дом был наполнен запахами рождественской выпечки, свечей и сосны. В камине гостиной, которая, к ее удивлению, оказалась пустой, дрова уже почти прогорели, оставив после себя ярко тлеющие угли.

— А где все? — удивленно спросила Стефани. Она ожидала увидеть всю семью в сборе.

— Все уже спят, — ответила мама с ноткой разочарования в голосе. — Я тоже думала, что они дождутся твоего приезда.

— Завтра все встанут рано. Не забывай, у нас в доме внуки, — мягко сказал Мет, кивнув головой на кучу коробок, обернутых яркой бумагой и беспорядочно разбросанных вокруг огромной, закрывающей оконный проем елки. — Я даже не могу вспомнить, сколько лет назад вся семья собиралась на Рождество, — добавил он, улыбаясь. Он приблизился к Стефани и крепко сжал ее руку. — Я очень рад, что тебе удалось это сделать.

— Я тоже, папа.

Тони, ухватив Джоан за руку, потащила ее на кухню.

— Не сомневаюсь, что твоя мать прямо сейчас начнет обо всем расспрашивать Джоан, — усмехнувшись, сказал Мет. Он открыл старинный бар на колесиках. — Я знаю, что ты не любишь спиртное, — сказал он, открывая новую бутылку виски, — но мне кажется, что тебе сейчас это просто необходимо. — Налив двойную порцию, протянул ей. — У тебя совершенно измученный вид.

— Я не пью, но ты прав, это необходимо сделать.

Она запрокинула голову и одним глотком выпила горькую жидкость, почувствовав, как она сначала обожгла гортань, а затем быстро разлилась по всему телу теплом и умиротворением.

Мет налил немного виски в бокал из граненого стекла, которому было лет больше, чем ему самому, покрутил бокал и, поднеся к лицу, вдохнул, пытаясь ощутить букет напитка. Затем поставил бокал на каминную полку и, взяв небольшую кочергу, разгреб почти прогоревшие дрова, глядя, как красно-черные и бело-желтые искры, кружась, исчезали в дымоходе.

— Тебе повезло, что ты смогла улететь, — сказал он, продолжая стоять к ней спиной. — Наверное, решила в последнюю минуту.

— Да, так и было. Я не заказывала билет заранее, приняла решение в полдень… по ирландскому времени.

Мет взял бокал и повернулся к дочери, сделав вид, что старается в нем что-то рассмотреть, затем спросил:

— У тебя были планы на Рождество?

— Да, — мягко ответила Стефани и замолчала, не желая развивать тему дальше.

Ей показалось, что отец хочет еще о чем-то ее спросить, но он поднял бокал и, обращаясь к ней, произнес:

— Добро пожаловать домой!

— Спасибо, папа.

— Позволь мне задать тебе еще один вопрос, и я обещаю больше не приставать к тебе с расспросами: у тебя проблемы?

— Ну что ты, папа! Какие проблемы? — спросила она, желая узнать, что он имел в виду.

— Ну, я не знаю… Проблемы на работе.

— Нет, папа, на работе у меня нет никаких проблем.

— Может быть, проблема с мужчиной.

— В настоящий момент мужчин в моей жизни нет, — быстро ответила она, не желая ни лгать отцу, ни уж тем более рассказывать, что произошло. Ее родители были строгими католиками. Она не могла предсказать их реакцию, узнай они о том, что у их дочери был роман с женатым мужчиной. — Нет никакого секрета, нет никакой большой тайны — прошу мне поверить. Я буквально в последнюю минуту поняла, что хочу провести Рождество со своей семьей. У меня была альтернатива: остаться на Рождество в Дублине и встречать его одной, сидя дома, а мне ужасно этого не хотелось.

— Ты даже не представляешь, как мы рады, что ты прилетела, — сказала Тони Берроуз, стоя на пороге комнаты и держа в руках поднос с маленьким чайничком, аккуратно накрытым салфеткой, и огромной тарелкой с бутербродами. Позади нее маячила фигура Джоан. Стефани заметила, что, сняв с себя тяжелую куртку и шапку, закрывавшую половину ее лица, она удивительным образом стала похожа на мать.

— А сейчас давай поешь. Ты наверняка проголодалась после долгого путешествия. Потом можешь ложиться спать. Я приготовила тебе твою бывшую комнату. Думаю, это поможет тебе воскресить воспоминания о рождественских праздниках, когда ты была еще совсем ребенком. Джоан, ты можешь занимать свободную комнату.

Она замолчала, посмотрела на них и, слегка наклонив голову к плечу, прислушалась.

В комнате стояла тишина.

Неподалеку церковный колокол стал отбивать полночь: в холодном воздухе ночи звук казался хрупким и рассыпающимся, потерянным и одиноким. Стефани Берроуз почувствовала, как на глаза вновь навернулись слезы; наступило Рождество, и она дома. Проснувшись сегодня утром, она даже не могла предположить, как этот день закончится.

Глава 6

Среда, 25 декабря

Рождество

Было уже около 3.30, когда она окончательно сдалась, понимая, что уснуть ей не удастся.

Стефани села на кровати и, натянув до самого подбородка украшенное вышивкой стеганое одеяло, обвела взглядом комнату — пример сюрреалистичного дежа вю: это была комната, в которой она провела все свое детство и которая осталась почти без изменений. Хотя с того момента, как она уехала из дома, прошла большая часть ее жизни, она знала, что в комнате все осталось на прежних местах. Создавалось впечатление, что мать намеренно сохраняла ее в таком виде. Посмотрев на стену, Стефани увидела глубокую полку, на которой сидели куклы в национальных костюмах. Их было так много, что они были буквально в нее втиснуты. Стефани никогда бы не стала собирать кукол сама, но на каждый ее день рождения и почти каждое Рождество мать или тетя дарили ей очередную куклу с невыразительным лицом, одетую в замысловатый сшитый вручную костюм. Из-за того что в них было вложено много труда, они сразу становились особенными, чтобы ими играть, и по этой причине Стефани их не любила. Под куклами находились две полки с книгами и, даже в темноте, она знала, что сможет найти «Маленьких Женщин», «Приключения Тома Сойера» рядом с тремя поколениями запятнанных чернилами школьных учебников. В углу по-прежнему стояла лошадка-качалка, которая в детстве ее страшно пугала. Дедушка сам вырезал ее из огромного вяза, позже он ее с любовью расписал. И Стефани знала, что если она сейчас выберется из кровати и исследует нижнюю часть качалки, то найдет там свое имя и дату — сентябрь 1979, — выцарапанные на дереве. Из комнаты исчез изысканно украшенный кукольный домик — очевидно, подарен какой-нибудь из племянниц. Пожалуй, это, да еще отсутствие постеров, когда-то украшавших стены комнаты, и являлось единственным отличием.